– Это должно было озлобить инквизицию, – заметила Рейн-Мари. – Борьба между своими закончилась, они стали помогать друг другу, – продолжил Жан Ги. – Построили дома, стали сеять зерно. Вдали от грязных городов многие больные чумой выздоровели. – Замечательно, – сказал Гамаш. – В самом деле красивая история. На свой манер. Но какое это имеет отношение к кобрадору? Он показал рукой на окно. Существо простояло там почти сорок восемь часов, и жители деревни, так и не сумев привыкнуть к нему, ощущали все большее напряжение. У некоторых начали сдавать нервы. Начались споры. В бистро вспыхивали перепалки между закадычными друзьями. Из-за пустяков. Раздражение можно было объяснить тем, что уже несколько дней в деревне не видели солнца. А казалось, будто несколько недель. Или даже целую вечность. Ноябрьское небо заволокли тучи. Время от времени шел дождь, снег с дождем. Влага проникала под одежду, под кожу, скапливалась в костях. Но главная проблема была здесь – на увядающей траве деревенского луга. Очень, очень далеко от испанского острова четырнадцатого века. Далеко от дома. Стеклянный купол еще больше увеличился, мир кобрадора все рос, его территория увеличивалась, а их – словно ужималась. – Некоторые из тех, что посильнее, вернулись на материк, – сказал Жан Ги. – Но они были искалечены болезнью, поэтому носили маски и перчатки. И длинные плащи с капюшонами. – А зачем возвращаться? – спросила Рейн-Мари. – Ради мести, – ответил Гамаш. Месть – мощный мотиватор. Нередко берущий верх над здравым смыслом. – Я тоже так подумал, – сказал Жан Ги, посмотрев на Гамаша. – Но нет. Они стали искать людей, которые изгнали их и прокляли. В основном священников, старших церковных чиновников. Магистратов. Даже принцев. Но как это ни невероятно, найдя их, они им не мстили. Просто преследовали. И это, конечно, не осталось безнаказанным. – Что произошло? – спросил Гамаш. – Я думаю, вы знаете. Я думаю, они знали, – ответил Бовуар. Ему не нужно было заглядывать в привезенные им распечатки. Он сомневался, что когда-нибудь сможет забыть прочитанное. – Первых забила до смерти толпа, принявшая этих людей за воплощение черной смерти. Но после гибели одного появлялся другой. Понемногу толпа стала замечать, что люди в черных мантиях и масках никому не приносят вреда. В них даже чувствовалось какое-то достоинство. Они не сопротивлялись. Они просто не сводили глаз с человека, которого преследовали, до тех пор, пока их не убивали. Гамаш передвинулся в кресле и оглянулся через плечо на деревенский луг. Такая преданность делу вызывала восхищение. Однако в ней чувствовалось какое-то безумие. – Священники и власти не могли допустить, чтобы это продолжалось, – добавил Бовуар. – Они догадались, кто эти люди и откуда они появились. На остров Кобрадор отправили солдат, которые убили всех, кого там нашли. Гамаш сделал резкий вдох. Даже через такое пространство и время он чувствовал их гнев и боль. – Когда население узнало об этом, обрушился настоящий шквал дерьма, – сказал Бовуар. Гамаш посмотрел на распечатки, совершенно уверенный, что там это описывается как-то по-другому. – Фигуры в мантиях стали частью мифологии, – сказал Жан Ги. – Их назвали кобрадорами по названию острова. Но на фоне всего того безобразия, какое тогда творилось в Европе, история с кобрадорами была лишь интермедией. О них вскоре забыли. – Однако полностью они не исчезли, – заметила Рейн-Мари. – Non. Похоже, не все выходцы с Кобрадора были убиты. Некоторые избежали смерти. Говорят, что им помогли солдаты, которые не смогли заставить себя подчиниться приказу. Время от времени кобрадоры попадались на глаза людям, в основном в горных деревнях. – И продолжали преследовать тех, кто совершил что-то ужасное, но остался безнаказанным? – спросил Гамаш. – Похоже на то. – И таким образом кобрадоры стали сборщиками долгов. – Нет, это только современная интерпретация. «Кобрадор» буквально означает «коллектор». Этим они и занимаются. Взысканием долгов. Однако в деревнях они считаются чем-то иным. Воплощенной Совестью. * * * Часы в зале суда показывали начало шестого. Все другие слушания этого дня уже закончились. Из коридора доносились звуки шагов, гул голосов, иногда окрики. Адвокаты, которые только что вели словесные баталии друг с другом, теперь приглашали коллегу выпить за уличным столиком в ближайшей пивной. Атмосфера в зале, где вела процесс судья Корриво, была тяжелая. Удушающая. Все жаждали поскорее оказаться на свежем воздухе и под солнцем. Вырваться из этих стен, забыть об истории, которая становилась все более пугающей. Оставалось только задать последний вопрос и выслушать ответ. – Старший суперинтендант Гамаш, – сказал прокурор. На сей раз в его голосе не слышалось ни напыщенности, ни помпезности. Впервые за весь день он не хорохорился и не актерствовал. Голос его звучал тихо, мрачно. – Вы пришли к какому-нибудь заключению на основании тех данных, которые вам предоставил о кобрадорах инспектор Бовуар? – Пришел. – К какому конкретно? – Кто-то в деревне совершил нечто столь ужасное, что пришлось взывать к совести. Глава седьмая – Ты сегодня не вернешься? – спросила Рейн-Мари, когда Арман позвонил ей вечером. – Боюсь, что да. Переночую в монреальской квартире. Тут много дел, а заседание завтра начнется рано. – Хочешь, чтобы я приехала? Могу привезти что-нибудь из бистро. – Нет, спасибо. Боюсь, из меня сегодня плохой собеседник. И мне нужно поработать. – По процессу? – Oui. – Дела идут так, как тебе нужно? Он потер лоб, взвешивая ответ: – Трудно сказать. Столько всего должно сойтись. Похоже, между «все идет как надо» и «все идет наперекосяк» очень тонкая грань. Рейн-Мари и прежде видела, как беспокоится Гамаш по поводу судебных слушаний, в особенности о показаниях некоторых свидетелей. Но в данном случае он был пока единственным свидетелем. Что же обеспокоило его так скоро? – Ты добьешься приговора? – Да. Но ответ был слишком поспешным, слишком уверенным для человека, обычно весьма неторопливого и вдумчивого. – А как у тебя с обедом? – спросила она. – Перехвачу что-нибудь здесь, на работе. – Один? Арман через приоткрытую дверь заглянул в конференц-зал, где, склонившись над картами Квебека, сидели Жан-Ги, Изабель и другие офицеры. Кружки кофе и тарелки с сэндвичами из кафе по соседству стояли на длинном столе между графинами с водой, ноутбуками и бумагами. А за всем этим виднелись огни Монреаля. – Oui. * * * Старший суперинтендант Гамаш вернулся к своей команде и, надев очки, склонился над большой картой Квебека. На карте лежали прозрачные пленки. Каждая со своим рисунком, со своими красками. Яркие всплески. Красного. Синего. Зеленого. Черного. Сами по себе яркие линии, проведенные фломастерами на прозрачных пленках, не имели никакого смысла. Но если наложить их друг на друга, а потом на карту Квебека, линии соединялись. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что это схема метро. Очень большой сети метро и чрезвычайно загруженной.