Старуха наклонила голову. Прислушалась. – Вы, наверное, догадались, что случилось, – сказала она. – Он провалился под лед? – тихо спросила Рейн-Мари. – Я провалилась. Лед начинает таять по краям, и когда ты думаешь, что уже в безопасности, в этот-то момент и жди беды. Лед треснул. Я до сих пор помню это мгновение. Я словно замерла в воздухе. Смотрела на мать, которая была все еще далеко от пруда. Я помню все цвета, все деревья, солнце на снегу. Выражение ее лица. И вдруг – я под водой. – Господи боже, Рут, – прошептал Габри. – Она была такая холодная, она обжигала, ну, вы знаете. Рут огляделась. Все присутствующие знали, что такое сорокаградусный мороз, когда воет ветер и ледяной холод обжигает щеки. Но оказаться целиком в ледяной воде? – И что дальше? – прошептал Габри. – Я умерла, – фыркнула Рут, возвращаясь к жизни. – Что, по-твоему, случилось, тупица? – И что дальше, Рут? – спросила Рейн-Мари. – Брат бросился ко мне на помощь и тоже провалился. Моя мать успела спасти только одного из нас. – Тебя? – спросил Оливье, приготовившись к язвительному ответу. Но ответа не было. Старуха только кивнула, устремив взгляд вдаль. Она глубоко вздохнула: – Мать так меня и не простила. «Моя мать давно умерла и покоится в другом городе, / но со мной так еще и не покончила», – процитировала она собственное стихотворение. – Я и сама себя не простила. – Увы, – произнес Арман. Рут кивнула. И Роза кивнула. – Нам пришлось переехать сюда, – сказала Рут. – От семьи и друзей, которые тоже обвиняли меня. Обвиняли ее. За то, что спасла не того. Оливье, сидевший рядом, застонал и положил руку на костлявое плечо старухи. Рут опустила голову. Она пыталась заставить себя сказать еще что-то. Последнее. Но не могла говорить. Как не могла и забыть. – Я бросил друга, когда он признался мне, что у него ВИЧ, – сказал Габри. – Я был молодым и испугался. – Я выписала лекарство пациентке, – сказала Мирна. – Молодой матери. В депрессии. Из-за лекарства ее состояние ухудшилось. Она позвонила, и я велела ей утром сразу прийти ко мне. Но ночью она покончила с собой. Клара взяла ее за руку. – Я не послушалась вас, – сказала Клара, взглянув на Армана. – Я пошла искать вас и Питера в тот день в рыбацкой деревне. Вы мне говорили не делать этого, и если бы я… Габри взял ее за руку. – Я обманом выуживал у стариков старинные вещи, – сказал Оливье. – Давал им малую часть реальной стоимости. Я больше так не делаю. Но ведь делал. Он говорил с удивлением, словно описывал какого-то незнакомого ему человека. – Мы знали об этом, mon beau,[21] – сказала Рут, похлопав его по руке. – Ты говнюк. Оливье хрюкнул от неожиданности. Какой-то шум, поначалу приглушенный, донесся до них с деревенского луга. Громкие голоса, становящиеся все громче. И наконец перешедшие в крики. Друзья удивленно переглянулись. Арман поднялся с кресла. Распахнув входную дверь, он увидел, что происходит. На лугу собралась толпа. Видна была только макушка головы кобрадора. Он стоял в окружении людей. Арман выбежал из двери, и остальные последовали за ним, кроме Рут, которая никак не могла выбраться из кресла. – Не оставляйте меня здесь! Но они оставили ее. И она снова увидела руку матери, погруженную в ледяную воду. Ищущую. Отчаявшуюся. Выбивающуюся из сил. Пытающуюся найти ее двоюродного брата. Но за ее руку ухватилась Рут и осталась жить. Ненужная. И тогда прощенные и прощающие встретятся снова, или, как всегда, будет слишком поздно? – Увы, – пробормотала она. – Идем, старая карга. Клара вернулась и протянула ей руку. Рут несколько мгновений смотрела на эту руку, потом ухватилась за нее. И была вытащена. Они поспешили по дорожке на деревенский луг. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь