– Ну вот, – Елена открыла дверь и пропустила вперед дочку, – хорошо, что мы дома, а то в Дачном этом как-то тесно. Да и вообще мне тот район совсем не нравится. Сейчас вещи разберем, а завтра бабушку Соню в больницу отвезем. – Да уж, – проворчала Софья Андреевна, – пора бы мне и своим здоровьем заняться. Приехала с врачами проконсультироваться, обследование пройти, а вместо этого все бегаю да бегаю по вашим делам, как будто мне делать нечего. – Зато ты хромать перестала! – весело сообщила Катя. – А ведь верно! – удивилась Софья Андреевна. – И нога почти не болит. Ну надо же… Елена втащила вещи – немного, всего один чемодан и сумка, да еще узел с подушками и одеялом, и протянула руку, чтобы запереть дверь, как вдруг эта дверь отлетела в сторону. Очевидно тот, кто так сильно пихнул дверь, имел намерение этой дверью Елену пришибить, но она успела отскочить. В дверном проеме возник кряжистый мужчина с такими широкими плечами, что с трудом прошел в дверь. На плечах этих сидела небольшая голова с маленькими свиными глазками, которые в данный момент смотрели свирепо. – Ты? – ахнула Елена и прижала руки к груди, потому что ей вдруг стало трудно дышать. Перед ней был Виталий Кудряшов собственной персоной. – А ты думала – кто? – прогудел мужчина. – Хахаль новый? Елена вздохнула, она прекрасно знала, что спорить с бывшим мужем бесполезно. Если она будет возражать, пытаться оправдываться, взывать к его логике и здравому смыслу, то будет только хуже. Тем более, как она заметила, сейчас он был в крайней степени ярости. Ну еще бы, у него небось служебные неприятности. Да еще какие, схлестнулся с серьезной Конторой, которая шутить не любит. И он, разумеется, решил сорвать свою ярость на ней. За пять лет совместной жизни Елена неплохо изучила своего мужа. Если честно, там и изучать было нечего, ничего сложного, примитивный индивидуум. Елена не успела удивиться своим мыслям, раньше она никогда так о бывшем муже не думала, она его боялась. До жути, до колик в животе, до остановки сердца. Ну да, когда она видела его в таком состоянии, как сегодня, то сердце сначала останавливалось, и невозможно было дышать, потом же, когда наконец удавалось сделать вздох, сердце нехотя начинало биться, но не на своем обычном месте, а где-то внизу, в желудке, что ли, или еще ниже… Кудряшов сделал широкий шаг в прихожую, за ним бочком протиснулся его порученец Жук. Глядя на него, Елена хотела гадливо поморщиться, еле сдержалась. И правда противный тип, какой-то скользкий, глазки бегают по сторонам, все высматривает, вынюхивает, потом мужу докладывает, да еще гадости от себя прибавляет. – Ну? – прорычал бывший муж. – Я тебе говорил, чтобы сидела тихо и никуда не ходила? – Говорил, – Елена сумела справиться с дыханием, и голос почти не дрожал. Впрочем, бывший и не ждал, что ему ответят. – Предупреждал я тебя, чтобы ты не шлялась по мужикам и никого сюда не водила? – теперь бывший пер на Елену танком. – Ага, предупреждал, – закивала Елена, – сколько раз предупреждал. Краем глаза она поймала удивленное выражение на лице этого прихлебателя Жука, он что-то почувствовал в ее голосе и поведении, но, разумеется, промолчал. При Виталии Кудряшове многие предпочитали молчать. – Ну так вот, раз предупреждал, то теперь нечего и говорить, – неожиданно спокойно произнес бывший, – значит, как я сказал, так и сделаю. – Что сделаешь? – прошелестела Елена. Кудряшов решил, что его бывшая жена говорит так от ужаса, и на миг в его лице проступило самое настоящее удовольствие, ведь в глубине души он был настоящим садистом, ему нравилось унижать и мучить тех, кто не мог ответить тем же. Жук же, который умел всегда держать нос по ветру, уже не удивился, а заподозрил подвох, но снова промолчал. – Забираю ребенка, а ты можешь катиться куда подальше, – отрезал Кудряшов, – сказал, что голую на улицу выгоню, – значит, так и будет. Я два раза не повторяю. В прихожей установилась звенящая тишина, Елена не двинулась с места и не сказала ни слова. Неизвестно каких действий ждал от нее бывший муж, возможно, думал, что она будет рыдать и умолять его, валяться в ногах, а он отпихнет ее и все равно сделает по-своему, поэтому, не дождавшись ничего, он еще больше разозлился. – Что стоишь? – рявкнул он Жуку. – Забирай девчонку! Тот не посмел ослушаться и шагнул на кухню, куда Софья Андреевна под шумок сумела утянуть Катю. Кудряшов смотрел в ту же сторону, поэтому не видел, что случилось с его бывшей женой. Он почувствовал вдруг, как что-то схватило его за плечи и повернуло вокруг своей оси, потом получил сильнейший удар по шее, потом его подняли в воздух и бросили на пол, при этом в левой руке что-то хрустнуло, и Кудряшов осознал себя сидящим на полу и баюкающим руку, которая распухала на глазах. Рядом тут же плюхнулся Жук, которого Софья Андреевна огрела чугунной сковородкой, почувствовав при этом глубокое удовлетворение. Кудряшов поднял глаза на свою бывшую жену и не узнал ее. Перед ним стояла не женщина, а машина для убийства. Пустые глаза, точные, экономные движения и никакого оружия в руках. От этого ему стало еще страшнее. – Ты… – прошипела она, наклонившись, так что совсем близко он увидел ее пустые холодные глаза, в которых ничего, ну совершенно ничего не отражалось. От этого зрелища он немного пришел в себя и попытался отползти в сторону. Однако, хоть прихожая в этой квартире и была гораздо больше, чем в Дачном, Виталий Кудряшов был мужчиной чрезвычайно крупным, да еще и Жук тут валялся, так что далеко уползти не получилось. – Ты, – повторила Елена, как следует тряхнув бывшего мужа, отчего рука отозвалась резкой болью, – ты знаешь, что у меня есть? Не знаешь, – сказала она, не дождавшись ответа, достала из сумки пачку листков и поднесла ее к лицу Кудряшова. – Вот здесь у меня все твои делишки с цифрами и фактами, – заговорила она спокойно, – все, чем ты занимался в течение последних десяти лет. А поскольку все это противозаконно, то в соответствующих службах очень обрадуются, получив эти материалы. Они-то там голову ломают, как тебя ущучить, а тут такой подарочек им! Так что, если я еще раз, понял? Только один раз увижу тебя или твоего… – она пнула ногой Жука, который потихоньку пришел в себя и смотрел теперь на нее полными ужаса глазами, – если еще раз увижу тебя рядом с дочкой или вообще про тебя услышу, то мигом отправлю эту информацию куда следует, понял? Я спрашиваю, понял? Голос у Елены был сухим и невыразительным, без всяких эмоций, отчего было еще страшнее. – П-понял… – просипел Кудряшов. – И буквально сегодня ты немедленно перепишешь эту квартиру и машину на мое имя. И откроешь счет в банке, куда положишь деньги на дочку. Понял? – П-понял… – Кудряшов с ужасом смотрел на распухающую на глазах левую руку, рукав уже грозил лопнуть. – Но… мне в больницу… – Ничего, рука левая, правой документы подпишешь, – отмахнулась Елена, – а сейчас пошел вон! Она резко пихнула бывшего мужа ногой в бок, отчего он мигом перевернулся и вскочил на ноги, опираясь только правой рукой. И ходко побежал к двери. – А с тобой… – Елена повернулась к Жуку, который пытался ползти за хозяином, – а с тобой мы еще не закончили. Жук понял, что пришел его смертный час. Елена схватила его одной рукой и понесла в комнату. Открыла балкон и посмотрела вниз. Так она и думала, внизу стояла машина бывшего мужа. В этом доме у самого подъезда машины ставить было нельзя, так договорились жильцы на общем собрании, но Виталий Кудряшов никогда не обращал внимания на такие мелочи, он делал так, как ему удобно, и никто не смел с ним спорить. До сегодняшнего дня. Елена перехватила Жука поудобнее и свесила вниз. – Пятый этаж… – сказала она задумчиво. – Не надо! – Жук тонко заверещал и задергался в ее руках. – Умоляю, не надо! Елена с сожалением втащила его обратно на балкон, схватила цветочный горшок с засохшим непонятным растением и бросила его вниз. Попала по крыше машины, тут же выскочил водитель и оторопело уставился наверх. Жук представил, что на месте горшка был бы он, и плюхнулся на плитки балкона. Елена перевела дух, потрясла головой и пошла на кухню к дочке. Жук опомнился, когда Софья Андреевна потрясла его за плечо. – Вставай, мил человек, ишь, разлегся тут, на чужом балконе. Что тебе тут, пляж, что ли? Иди давай отсюда по-хорошему, пока еще сковородкой не получил! Мастер Джакомо третью неделю работал над стеклянным садом, который заказал ему маркиз Сантакьяра. Работа увлекла его, и он почти от нее не отрывался – подмастерье приносил ему еду прямо в мастерскую, и только когда его руки начинали дрожать, мастер на три-четыре часа ложился отдохнуть. Наконец работа подошла к концу. Мастер отошел на несколько шагов, чтобы осмотреть свое изделие. Перед ним на рабочем столе стоял чудесный сад из переливчатого, мерцающего стекла. Вдоль узких дорожек сада стройными рядами выстроились апельсиновые деревья, на ветвях которых висели зрелые плоды одновременно с нежными цветами, фигурные клумбы покрывали чудесные розы и левкои, фонтаны извергали искрящиеся струи воды. Это была чудесная, удивительная, неповторимая работа, какой не выполнил прежде ни один мастер острова Мурано. Но чего-то все же не хватало стеклянному саду… Мастер Джакомо сам не понимал причину своего недовольства. Им гордился бы его покойный отец, и отец его отца, и многие поколения стекольных мастеров… Он знал, что подлинный художник никогда не бывает полностью доволен результатом своего труда, всегда хочет достичь большего, но все же в этом саду и впрямь чего-то не хватало. Вдруг в дверь мастерской кто-то негромко постучал. Обычно мастер негодовал, если кто-нибудь нарушал его одиночество во время работы, – и все его подмастерья, все его близкие знали это и не смели приближаться к мастерской без его позволения. Но сейчас работа была уже завершена, и мастеру захотелось показать ее кому-нибудь, захотелось увидеть восхищение в чьих-то глазах. Он отворил дверь. За порогом была глубокая ночь, прозрачная и загадочная ночь Венеции, ночь, полная волшебства и тайны. Сначала мастер никого не увидел, он подумал уже, что стук ему послышался, но потом из тумана и темноты возникла девушка. Это была та загадочная синьора, которая приходила в его мастерскую, когда он только начал работу над стеклянным садом. Лицо ее было взволнованно, на щеках блестели слезы. – Что вам угодно, синьора? – удивленно проговорил мастер. – Спрячьте меня, мастер Джакомо! – воскликнула девушка, схватив его за руки. – За мной гонятся! Умоляю вас, спрячьте меня! Моя жизнь в ваших руках! – Гонятся? Кто же? Что случилось? – Умоляю, не задавайте вопросов! Просто позвольте мне спрятаться в вашей мастерской! – Я не могу отказать вам, синьора, однако хотел бы понять, что случилось… – После, после! Все после! Мастер Джакомо огляделся, думая, где он может спрятать таинственную синьору, в это время с улицы донеслись приближающиеся шаги и громкие, повелительные голоса. Кто-то решительно постучал в дверь мастерской: – Именем совета двадцати, немедленно откройте! Формально главой Светлейшей Венецианской республики считался дож, но реальной властью он не обладал, будучи только декоративной и символической фигурой. Реально возглавляла Венецию сложная система управления, состоявшая из многочисленных советов – совета ста, совета восьмисот, совета сорока. Все эти советы проверяли и контролировали друг друга, чтобы не позволить кому-то захватить абсолютную власть, но самым влиятельным из них был совет двадцати, состав которого хранился в тайне. Мастер оглянулся на беглянку, он хотел сказать, что не может не подчиниться могущественному совету, в руках которого жизнь и свобода каждого венецианца, да и поздно уже прятаться. Однако таинственная красавица уже куда-то исчезла, уже успела спрятаться. Он вспомнил, как прошлый раз она вылезла из кассоне, и подумал, что она спряталась там же.