Заскочив за стойку, Лика рванула на себя дверь подсобки, в которой, как она знала, переодевались и отдыхали администраторы, ворвалась внутрь и застыла как вкопанная. На узком диване лежала Эльмира Степановна с кровавым месивом на месте левого виска. Лика попятилась, но затем, превозмогая рвущуюся к горлу тошноту, заставила себя подойти поближе и, как и несколькими минутами раньше, прикоснуться к руке несчастной женщины. Рука была теплая, и это придало Лике мужества. Она снова нащупала тонкую, прерывистую, едва теплящуюся, но ниточку пульса. Эльмира Степановна, так же, как и Викентий, была жива. Не надеясь больше ни на кого, кроме Антона Таланова, Лика вытащила из кармана телефон и набрала его номер. * * * Следователь Снегова вместе с оперативной группой, в которую, разумеется, входил и Вадим Спиридонов, приехали в отель через десять минут после звонка. Антон успел раньше их: сорвался сразу, как только услышал в трубке захлебывающийся голос Лики, слушал ее уже на бегу и так же на бегу звонил Вадиму, ворвавшись в отель, еще заканчивая разговор. Толпа зевак собралась в холле нешуточная, но решительная Лика с белым лицом и дрожащими губами перекрывала доступ за стойку ресепшена, чтобы не затоптали следы. Довольно быстро к ней присоединилась старший менеджер Нина Полунина, за которой сбегал кто-то из горничных. – Господи, дурдом какой-то творится, – пожаловалась та Лике и начала убеждать собравшихся разойтись по номерам. – И директор, как на грех, в отпуске, Владислав под домашним арестом, все на мне, и тут такое. – Луша, ты как? Ты в порядке? – Антон обхватил ее за плечи, повернул к себе, заглянул в глаза, коротко кивнул, видимо убедившись, что она не в обмороке. – Я – да. Тоша, Викентий в номере, ему совсем плохо. Ты вызвал две «Скорые»? – Да, я все объяснил. Сейчас приедут. – Кто тут за старшего? – Зычный голос Марии Снеговой перекрыл гомон, создаваемый не желающими расходиться постояльцами. – Я, – шагнула вперед Полунина. – Эльмира Степановна там, – она мотнула головой в сторону подсобки и сглотнула. – Я не заходила. И никто не заходил. Только вот, женщина, – подбородком она указала на Лику. Снегова выразительно закатила глаза и жестом показала опергруппе, чтобы начинали работать. – Ну разумеется! Куда ж без вас. Как вы ее нашли? Почему вас вообще понесло в комнату для персонала? – Я вернулась в номер и обнаружила, что приехавший ко мне гость без сознания. Побежала на ресепшен, чтобы вызвать «Скорую», тут никого не оказалось, а я… Я, кажется, была в панике и заскочила в подсобку, чтобы найти администратора. Я не знала, что сегодня дежурит Эльмира Степановна. – Что значит «без сознания»? – То и значит. Он дышит, но никак не реагирует, и пульс нитевидный. – Пошли. Где ваш номер? – Там, по коридору, третий направо. – Откуда вы вернулись? В какой момент ему стало плохо? – Я не знаю. Я не ночевала в отеле. Я ушла вчера в начале девятого вечера и вернулась только утром. Нашла Викентия и потом Эльмиру Степановну. – А где вы, простите, ночевали? – У меня, – встрял в их разговор Антон, не отстающий от Лики ни на шаг. Снегова покосилась на него, но промолчала. Они дошли до нужной двери, Лика открыла ее карточкой, пропустила вперед следователя, сама на мгновение прислонилась к стене, потому что ее не держали ноги. А вдруг, пока она возилась с Эльмирой, звонила и ждала полицию, Викентий умер? Но он был жив, хотя по-прежнему без сознания. Снегова приложила пальцы к шее, чтобы в этом убедиться. В коридоре послышались шаги, и в номер вошла бригада «Скорой помощи». Приехали, значит. – Что тут случилось? – Вот, человеку плохо. – Отойдите, – коротко приказал врач и шагнул к кровати. – Вы знаете, что он ел или пил? Лика обвела глазами номер. На столике стояли два пустых горшочка из-под заказанных вчера в ресторане пельменей, пустой чайник, а также по-прежнему закрытая бутылка розового шампанского. – Пельмени из ресторана. Две порции. Чайник чая. Оттуда же. Больше ничего, потому что в номере еды не было, а с собой он ничего не привез. Был ужасно голодный с дороги. Взгляд ее упал на стоящие на тумбочке у кровати две бутылки из-под воды. Их приносили каждый день при уборке номера и оставляли на столике у дивана. Лика за четыре дня проживания в «Зеландии» успела выпить только три бутылочки. Значит, должно остаться еще пять. Сегодня номер еще не убирали и воду не приносили. Однако кроме двух бутылок, одна из которых была пуста полностью, а вторая наполовину, в номере никакой воды не было. На всякий случай Лика проверила мусорные корзины у входа и в ванной. Нет, Викентий мог выпить только эту воду. Тогда куда подевались еще три бутылки? Она хотела рассказать об этой странности следователю, но не успела. – Кто этот человек? – Мой начальник и друг, – с готовностью пояснила Лика. – Его зовут Викентий Леонтьев, он возглавляет строительную фирму, в которой я работаю. Приехал ко мне на два дня вчера в районе семи часов вечера. – К вам? Вы состоите в отношениях? – Да. – Как долго? – Около шести лет. Снегова длинно присвистнула. – Недурно. И все эти годы он не уходит из семьи, но встречается с вами и вы вместе работаете? – Да. – И он приехал вчера вечером, но вы в начале девятого оставили его одного и ночевали у господина Таланова? – Да. – Лика отвечала односложно, потому что не знала, что еще сказать. Изложенные вслух сухие факты выглядели довольно подозрительно. Не поспоришь. – И почему вы ушли, если к вам приехал ваш любовник? Ответить Лика не успела. В их разговор вмешался врач: – Похоже на отравление какими-то седативными препаратами. Точнее можно будет сказать только после токсикологического анализа. Нужно везти в больницу. Угрозы жизни нет, но насколько пострадали внутренние органы, я не могу сказать. – Везите, – махнула рукой Снегова. – Документы его где? – спросила она, обращаясь к Лике. – Вот, – та подошла к лежащей на столе борсетке, вытащила паспорт Викентия, покопалась, чтобы найти медицинский полис, протянула следователю. – Господи, надо же как-то его жене сообщить. Викентия погрузили на носилки и унесли. Лика, Антон и Снегова остались в номере втроем. – Я пойду посмотрю, что там со второй потерпевшей, – строго сказала следователь. – Но вы никуда не уходите. Вам придется проехать со мной в отделение, потому что у меня к вам слишком много вопросов. Вы ушли, оставив только что приехавшего любовника одного в номере, вас не было всю ночь, а наутро он найден отравленным. Может, пока я не ушла, вы скажете мне, не вы ли его отравили? – Я его не травила, – ответила Лика, сцепив зубы. – Когда я уходила, он был жив-здоров и, приняв душ, собирался ужинать. Я не могла с ним остаться, потому что у нас с Антоном было одно дело. – Точнее? – Мы собирались проведать полковника Марлицкого. – Рассказывать про платок Анны она сейчас не собиралась, чтобы еще больше все не запутывать. – Я планировала вернуться, просто так получилось, что я осталась у Антона. Мария Олеговна, нужно проверить вот эту воду. Она показала на полупустую бутылку на тумбочке. – Почему именно ее? Пришлось объяснять, что вчера утром, когда она уходила, бутылок оставалось три. Уборщице полагалось оставить еще две, а потому в номере их должно было оказаться пять. Однако тот, кто принес воду, почему-то забрал остававшиеся полными бутылки, хотя предыдущие дни так никто не делал. – И что из этого следует? – озадаченно спросила Снегова. – Никто не знал, что Викентий должен ко мне приехать, – пояснила Лика терпеливо. – Я и сама этого не знала. Мы, конечно, говорили о том, что он выкроит время, чтобы провести тут дня два, но когда конкретно это будет, я не знала. Он решил сделать мне сюрприз. Так что препарат, которым его накачали, предназначался не ему, а мне. Скорее всего, его растворили в воде, которую оставляют горничные для постояльцев. Надо спросить у Нины Полевой, кто вчера убирал номер. Скорее всего, окажется, что горничная принесла две бутылочки воды, как делает каждый день. На столике их стало пять. Тот, кто подсыпал лекарство, либо растворил его в имеющейся в номере воде, либо, что вероятнее, уже принес все готовое с собой. Преступник оставил только эти две бутылки, чтобы я гарантированно открыла именно отравленную воду. А чистую забрал. Снегова снова вздохнула. Лика очередной раз увидела, что ужасно ее раздражает. Просто ужасно. – Вы так уверенно говорите, словно сами все это проделали. Растворили лекарство, убрали чистую воду, чтобы у вашего любовника не было выбора. – Я его не травила. Я ушла из номера вчера утром и вернулась за полчаса до того, как приехал Леонтьев. Вы же сами знаете, где я была и что делала. Я проснулась от стука в дверь и очень удивилась, увидев Викентия. И быстро снова ушла. – Вы могли растворить лекарство, пока ваш гость был в душе, – не сдавалась следователь. – Да, но я никуда не могла деть лишние бутылки. В номере их нет. А Ирина Благушина, которая работала вчера, подтвердит, что я выходила из номера с пустыми руками. Да и незачем мне было его травить. – Разберемся, – пообещала Снегова. Эльмиру Степановну уже тоже увезли в больницу. На месте происшествия работала оперативная группа, снимали отпечатки пальцев, опрашивали постояльцев и сотрудников отеля. Была разбужена после ночной смены и вызвана на работу Ирина. Заливаясь слезами, она рассказывала о том, как утром Эльмира Степановна сменила ее на посту. Вторая администратор, которая должна была выйти сегодня на сутки, рыдала на диване в холле, объясняя, что отлучилась с поста совсем ненадолго, поскольку Эльмира Степановна попросила ее съездить в аптеку за перцовым пластырем. – Во время работы? – вскинулась Нина Полевая. – Это же строжайше запрещено. – У нее спина болела, – размазывала слезы по щекам девочка, имени которой Лика не знала. – Сильно. Она охала и морщилась, а весь день рабочий был впереди. Она сказала, что ей всегда пластырь помогает, а если горничных просить, то они заняты, плюс они ж все без машины, а я за рулем. Меня и не было-то всего минут двадцать. Может, тридцать. Она определенный пластырь попросила, я его только в третьей по счету аптеке смогла купить. – А со мной она нормально разговаривала. И ни слова про спину не сказала, – удивилась Ирина. – Я вообще никогда не слышала, чтобы она на спину жаловалась. Как интересно! Заступившая на смену в десять утра Эльмира Степановна, никогда не жаловавшаяся на больную спину, вдруг начинает охать и стонать и отправляет свою напарницу с глаз долой, да еще по явно надуманному поручению, заведомо зная, что на его выполнение потребуется время. Для чего ей нужно было остаться на стойке регистрации одной? А ведь нужно было. Это очевидно.