– Ты докладываешь обо мне? А папа? – Конечно. Это часть договора, который мы подписали, когда брали вас с Эми. Но ты не беспокойся, я никогда не скажу ничего такого, что вызвало бы у них тревогу. Понимаешь? Показалось ли мне только или она действительно подчеркнула слово «я»? – Послушай меня, Кайла. Я не собираюсь отсылать тебя. И я этого не сделаю. – Несмотря ни на что? – Несмотря ни на что. И я больше не стану заставлять тебя есть брокколи. В тот же вечер, уже лежа в постели и чувствуя спиной теплое урчание Себастиана, я не сразу вспомнила, из-за чего так расстроилась. Но я знала, что – как в случае с нелюбимой брокколи, умением водить машину и рисовать левой рукой – никогда не рыдала так, как сегодня. Я не знала, как плакать, у меня это плохо получалось, потому что я этого не делала. Кем бы ни была Кайла, во мне есть другая личность, скрытая, прячущаяся. И вот ее-то я боюсь больше всего. Сначала звук. Царапающий, заканчивающийся глухим шлепком. Как будто кто-то скребет металлом по шероховатой поверхности. Или втыкает лопату в песок, поднимает и сбрасывает. И так снова и снова. Открываю глаза. Не лопата – мастерок. Подбирает раствор, шлепает его на верхний ряд кирпичей… где-то вверху, надо мной. Кирпичи ложатся по кругу, стена растет. Стоит немного развести руки, и они упираются в грубоватую поверхность стен. Ряд за рядом, они все выше и выше. Единственный свет – тусклый, меркнущий кружок в вышине. Я в башне без окон и дверей. Верхний край стены высоко надо мной и с каждой секундой уходит все дальше. Внезапно кружок света вверху исчезает. И скребущий звук сменяется тишиной. Вихрь паники внутри сменяется злостью. Я стучу в стену, пинаю и толкаю, снова и снова, и наконец наваливаюсь на нее. Сидеть здесь невозможно, слишком тесно; голые ноги и руки сбиты в кровь. – Выпустите меня! – кричу я. Открываю глаза. Два кружочка отраженного света смотрят на меня в темноте. Моргают. Себастиан? Сажусь, включаю прикроватный свет. Себастиан рядом со мной на кровати, шерсть торчком, хвост распушился, и на моей руке набухает красным аккуратный ряд ровных царапин. – Ты меня разбудил? – шепчу я и, осторожно протянув руку, глажу его по спинке. Возможно, это он спас меня от отключки. Почувствовал что-то или цапнул только потому, что я ударила его во сне? Шерсть вскоре ложится; Себастиан устраивается рядом, вытягивается и урчит. Сердце замедляет бег, уровень поднимается от 3 почти к 5, но я не закрываю глаза. И не выключаю свет. Я боюсь темноты. Глава 25 – Колесница подана, – говорит с поклоном Джазз. Поскольку одним из условий сделки, согласно которой Эми разрешается видеться с Джаззом, является присутствие на их встречах третьего, кататься на школьном автобусе с Беном мне больше не светит. Я забираюсь на заднее сиденье. Ремня безопасности нет. Эми и Джазз садятся впереди, и я вздыхаю и внутренне подбираюсь. Джазз выезжает со школьной стоянки на главную дорогу, но через некоторое время сворачивает на проселок. Так мы что, домой не едем? – Кайла, у меня для тебя сюрприз, – сообщает Джазз, глядя в зеркало заднего вида. Дорога его интересует меньше. – Осторожно! – вскрикивает Эми, и он резко тормозит – дорогу переходит стадо овец. Фермер и его пес выражают недовольство сердитыми взглядами; сами же овцы шествуют через дорогу неспешно и бесстрастно. – Ух ты. – Джазз посылает фермеру безмолвное «извините» и машет рукой, торопя овечек. – Что за сюрприз? – спрашивает Эми, когда мы снова трогаемся с места. – Мак нашел старый ремень безопасности для заднего сиденья. – Ура! – говорю я с искренним чувством, мысленно умоляя Джазза остаться на дороге. После едва не случившегося инцидента с овцами Джазз ведет себя немного осторожнее. Тревожная ночь и последующие попытки не уснуть на занятиях оставили меня без сил. Веки снова и снова ползут вниз, и стоит им только сомкнуться, как я ощущаю себя замурованной в кирпичной башне. Голова в очередной раз опускается на спинку переднего сиденья, и в голове начинают кувыркаться уже привычные образы: памятник с вырезанным на нем именем Роберт Армстронг, тесная башня… – Держись, не засыпай, – говорит Эми, и я вздрагиваю. – Вот видишь, – вставляет Джазз, – водитель не так уж плох, если пассажир может уснуть. Мак вытаскивает из машины заднее сиденье. – А что, если мы пока прогуляемся? – Джазз подмигивает Эми и со значением смотрит на меня. – Конечно, если ты устала… – Вид у тебя и впрямь измученный, – подхватывает Эми. – Мы недолго. Они направляются к отходящей от дороги тропинке. – Не хотите брать меня с собой, так прямо и скажите, – обиженно бросаю им вслед я. Мак выглядывает из машины и смеется. – Выпей чего-нибудь, если хочешь. – Нет уж, спасибо, – говорю я, помня о домашнем пиве, которым он угощал меня в прошлый раз. – В холодильнике есть что-то полегче, – ухмыляется он, как будто знает, о чем я подумала. – В любом случае иди в дом. Перекуси, если захочешь. Включи телик. Они так быстро не вернутся. – Он снова смеется. Другими словами, не стой над душой, пока я разбираюсь с этой грудой ржавого железа. Ну и ладно. Я иду в дом. В холодильнике действительно обнаруживаются напитки, вполне невинные в сравнении с теми бурыми бутылками в буфете. В перерыве на ланч я пробежала несколько кругов и теперь чувствую себя по-настоящему голодной. Бен составил мне компанию и даже не спрашивал, что случилось. Может, ему надоело задавать вопросы, на которые я не отвечаю. Нахожу сыр и неровно нарезанный – тоже домашний? – хлеб. Высовываю голову за дверь и кричу: – Сэндвич хочешь? – Конечно, – доносится из машины. – Сейчас буду. Готовлю сэндвичи. Хотя и не большая поклонница, включаю телевизор и быстро перещелкиваю с канала на канал, благо их всего три. По Би-би-си-1 идет какое-то тупое комедийное шоу с закадровым смехом, смысл которого от меня ускользает. На Би-би-си-2 садоводческая программа, посвященная увеличению производительности. Би-би-си-3 рассказывает о новостях и погоде. Осенью ожидается хороший урожай. Потом показывают Лондон. Снимали в том числе и на улицах, по которым я проезжала по пути в больницу и обратно, но сейчас их не узнать. Не видно, например, выгоревших зданий. И охранников. – О чем задумалась? – На пороге стоит Мак. – Знаешь, я была на этой дороге, но по телевизору она выглядит иначе: чище, аккуратнее. По-другому. Мак вскидывает бровь. Садится. – В новостях предпочитают показывать красивые места и довольных людей. – Тогда какие ж это новости. Люди не всегда и не всем довольны. Вот этот дом – посмотри! – он еще неделю назад, когда мы проезжали мимо, стоял без окон и дверей. Его просто не успели бы отремонтировать так быстро. Мак берет сэндвич. – Ну, так ведь он выглядит получше, правда? – Глупости. – Да уж точно. – Он снова смеется. Смотрю на него. Мак ест сэндвич. На взрослого он не похож ни внешностью, ни разговорами. – Что? – Он с любопытством смотрит на меня. – Хочешь о чем-то спросить – спрашивай. – Ты сам этот хлеб выпекал? Да. – А волосы тоже сам подстригал? – Да. – Тебе сколько лет?