– А тебе не досадно? Ты – лучший, я, может быть, тоже. Но участвовать в соревнованиях нам запрещено. Это же несправедливо. – Может, лучший – я, может, лучшая – ты, а может, я просто уступил тебе сегодня, – поддразнивает Бен. На самом деле ему все равно. Но я не злюсь, а замыкаюсь в себе. Как Феб, одинокая и несчастная, на рисунке мистера Джанелли. Даже Бену, при всем его желании выяснить, что случилось с Тори, похоже, нет дела до того, насколько несправедливо все устроено. Бен спрашивает, не хочу ли я потренироваться перед собранием Группы в четверг. Потренироваться? Ради чего? Но я соглашаюсь, и тут же звонок приглашает нас на следующий урок. Вид у меня еще тот: волосы мокрые, одежда липнет к спине, а времени воспользоваться душем уже нет. Сидеть рядом со мной на английском точно никто не захочет. В этом отношении ничего не меняется. В конце учебного дня меня ловит миссис Али. Ласково улыбается, глаза теплые. По спине пробегает холодок. – Кайла, дорогая, нам нужно поговорить. Мы остаемся в классе, ждем, пока все уйдут. Учительница английского замечает миссис Али и, пробормотав что-то насчет чашки чая, выходит из комнаты. – Как дела, дорогая? – У меня все хорошо. – Я уже остыла после бега и теперь ежусь в неприятной, мокрой одежде. – Понятно. Есть какие-то проблемы? – Нет. – Хорошо. Тогда послушай. Я вижу проблему с потенциалом. Это касается тебя и твоего друга Бена. Я ерзаю на стуле. – Что вы имеете в виду? – Когда ты вышла из больницы? Три недели назад? – Двадцать два дня. – Ну вот, уже больше трех недель. Знаю, Бен – симпатичный парень и, судя по всему, скромный и порядочный. Я уже понимаю, куда она клонит, и краснею. – Но тебе нужно сосредоточиться на школе, на семье, на интеграции в общество. Не на мальчиках. – Конечно. Можно идти? Миссис Али вздыхает. – Я понимаю, что своими неумеренными занятиями бегом ты пытаешься подавить мониторинговые эффекты «Лево». Но уже в ближайшее время у тебя не будет возможности бегать с Беном во время ланча. Ты ведь это понимаешь? – Прекрасно понимаю. – Можешь идти. Словно оглушенная, иду к машине Джазза. Мысли путаются, как никогда раньше. Бен. Мне больно. Уже понятно, что видеться с ним в школе так же часто, как раньше, я не смогу. Что касается бега, то если мне нельзя выступать за школьную команду, зачем тогда стараться. Правда, миссис Али не упомянула воскресные тренировки. Может, она просто не знает о них. В чем проблема миссис Али? В том, что я с Беном? Или в чрезмерном увлечении бегом? Медсестры в больнице советовали заниматься на беговой дорожке для поддержания высокого уровня. Они называли это копинговой стратегией. Уж не хочет ли миссис Али, чтобы я сорвалась? На обычном месте развалюхи Джазза нет, но я замечаю ее впереди. Он выехал со школьной стоянки, чтобы занять место в очереди на выезд, но машины не двигаются. Что происходит? Увидев меня, Джазз и Эми выходят. – Где ты была? – спрашивает она. – Миссис Али задержала. Эми ежится, будто от холода. – Все в порядке? – Лучше не бывает. – Хочу добавить кое-что, но отвлекаюсь на Джазза. Он не слушает, смотрит на что-то позади нас и уже не улыбается, а когда я оборачиваюсь, берет меня и Эми за плечи и толкает к машине. – Садитесь. Быстро. – Джазз открывает дверцу. Я забираюсь на заднее сиденье и смотрю в заднее окно. По дорожке вдоль парковки двое лордеров ведут мистера Джанелли. Еще один идет сзади. Они направляются к черному фургону, припаркованному у школьных автобусов и блокирующему выезд. Джанелли спотыкается; один из лордеров грубо дергает его за руку и тащит за собой. Все автобусы на месте. Ученики ждут, но двери закрыты. На стоянке полно лордеров в черных жилетах, с оружием. Их не меньше дюжины; школьников около тысячи. Мы все смотрим, как Джанелли – пожилого человека, художника, осмелившегося выразить протест, – толкают к боковой дверце фургона. Он ударяется головой о крышу, падает, и сопровождающий пинком отправляет его в салон. Дверца со стуком закрывается. Все только смотрят и молчат. И я тоже. Глава 32 – Интересно, что он сделал? Должно быть, что-то плохое. – Эми взволнована, но нисколько не расстроена. – Он ведь был твоим учителем живописи? – Он и есть мой учитель живописи. – Не думаю, что останется. Раньше никого так из школы не выводили – на глазах у всех. – Не хочу об этом говорить! – говорю я, но Эми не унимается. – Ну же, ты наверняка слышала что-нибудь. Расскажи. – Хватит, Эми, – обрывает ее Джазз. Она поворачивается к нему. – А тебе-то что? Я не слушаю. После возвращения домой меня уговорили пойти с ними на прогулку, хотя я хотела побыть одна у себя в комнате. Но мама сказала, что без меня их не отпустит, и вот… Но ведь никто не говорил, что мы не можем во время прогулки держаться на некотором расстоянии друг от друга? Я убегаю вперед. Мне нужна скорость, нужен бег. Тропинка та же самая, по которой мы с Эми и Джаззом гуляли в первый раз, три недели назад. Неужели всего три? Мне казалось, времени прошло намного больше. В тот день все было чудесно: лес, деревья, свежие запахи зелени. Я ничего не знала тогда про лордеров, не знала Бена. Не знала о пропавших без вести. Многого не знала. А сейчас? Знаю ли я больше? Перед глазами снова и снова та сцена у школы: мистер Джанелли ударяется головой о крышу фургона и сползает на землю, а лордер пинает его, как мешок с картошкой. И все потому, что он нарисовал Феб. Теперь его нет, как нет ее, как нет Тори. Бегу к бревну, потом возвращаюсь и снова иду к вершине, но уже шагом. Мрачные мысли никак не влияют на уровень «Лево», беговая нагрузка вверх-вниз прекрасно его маскирует. Почему они забрали Джанелли? Не понимаю. Он всего лишь нарисовал Феб. Ни для кого не секрет, что ее взяли лордеры; выхватили из класса на глазах у всех. И с Джанелли поступили так же, устроив публичное представление. Скрыть случившееся с ним невозможно. «Может быть, – шепчет внутренний голос, – смысл именно в этом». Минута молчания по Феб, наставление Джанелли, сегодня нарисуйте кого-то или что-то, что вам дорого, его рисунок. Он выразил свое отношение к тому, как с ней поступили, и подлежал наказанию за несогласие с действиями правительства. Расправившись с ним на глазах у всей школы, они, не говоря ни слова, дали ясный и недвусмысленный сигнал: «Здесь мы все контролируем. Мы делаем все, что хотим». Сделай они все то же самое скрытно, какой в том был бы смысл? – Привет, зачищенная. Я вздрагиваю – так задумалась, что перестала обращать внимание на происходящее вокруг. Ноги сами принесли меня на вершину, но теперь я здесь не одна. Мужчина. Стоит, прислонившись к дереву, в тени, но не прячась, и я бы увидела его раньше, если бы смотрела куда следует. Вспыхиваю от досады – наверняка незнакомец наблюдал за мной все то время, пока я бегала туда-сюда. Бегала, а его пропустила. И вот теперь он между мной и Джаззом и Эми. – Не поздороваешься? – Незнакомец улыбается неприятной улыбкой. Сальные волосы, нездоровый цвет кожи, красные пятна на бледных щеках и носу. Явно не из любителей оздоровительных прогулок. Лицо вроде бы знакомое, но кто он? Ах да, каменщик. Я видела его в деревне, где он выкладывал садовую стену. После того случая у меня и начались кошмары с кирпичными башнями. – Какое удачное совпадение, не правда ли? Я ждал возможности поговорить с тобой. Иди сюда, садись. – Слово совпадение он произносит так, что мне становится ясно – ни о каком совпадении речи нет. Неужели он следил за мной? Незнакомец выходит из тени и опускается на бревно, на котором в прошлую нашу прогулку сидели Эми и Джазз. Я остаюсь на месте. Оглядываюсь. Где же они? – Я не кусаюсь. – Он снова улыбается. – Просто хочу поговорить с тобой о моей племяннице. По-моему, ты ее знаешь – Феб Бест. – Феб? А вы знаете, где она? – Я делаю шаг к нему. – Давай садись, и я все тебе расскажу. – Он похлопывает по дереву.