– Конечно, любит. Он любит тебя больше всего на свете. Но он хотел, чтобы я поступила в университет или в другую высшую школу, а когда ты родился, он решил, что моя карьера кончена. По его мнению, я родила слишком рано. Мне было всего двадцать. Забавно: Никола помнил до сих пор, что он тогда ответил матери. – Двадцать лет – не рано, мама. Посмотришь, когда мне будет двадцать. Я, может, буду хозяином всего Сёдертелье. Даже матери он не решался сказать правду… В три часа утра Хамон помахал рукой – пора. Шалман закрывается. Симпатичная девчушка, Паулина, уже час как ушла домой. – Она же тепленькая, – пожал плечами Хамон. – Почему не повел ее к себе? – Не знаю… – Ладно, не беда. Праздник продолжается. Никола не понял, что он имеет в виду. В три часа в Сёдертелье все закрыто, кроме подпольных клубов. Но там и не выпьешь. Там покер и кости. – О чем ты? Поедем к тебе, что ли? – Ну как же – ко мне. Раскатал губенки… Я же говорил насчет спецэффектов, помнишь? Так что – вперед! Почти все ребята разошлись. Кто-то был пьян в стельку, кто-то обкурился и нанюхался. Кому-то повезло снять телку. Юсуф двинул в Барсту играть в карты. Кроме них, остался только Белло. Он ждал их у выхода. Никола больше всего хотел домой. Устал, хмель понемногу выветривался. Что затеял Хамон? Что он имеет в виду под «спецэффектами»? Белло куда-то позвонил, и через несколько минут подкатил потрепанный «Форд Фокус». – Наш собственный такси-сервис, – Хамон открыл дверцу. Они выехали из Сёдертелье на шоссе. За рулем – парень, очевидно, хороший знакомый Хамона, но Никола его никогда не видел. Минут через десять свернули к Норсборгу. Обычно за рулем сидел Никола. Ему и сейчас очень хотелось порулить… но нет. Рисковать можно, но глупо рисковать – увольте. – Что ты задумал? – спросил он. – Пальчики оближешь. Только для тебя. Сквозь открытое окно струилась ночная прохлада. Уже начало светать. Хамон потыкал пальцем в мобильник. – We are here now. What is the code?[15] И он и Белло выглядели так, будто только что выиграли миллион в «Трисс»[16]. В подъезде пахло мочой. Лифт не работал. Хамон то ли хохотнул хрипло, то ли чихнул, как старый испорченный мопед, и позвонил в дверь. Открыла женщина в халате, обняла Хамона. – Welcome! Однокомнатная квартира. Голые стены, под потолком – лампа без абажура. Двуспальная кровать со смятыми простынями. Пахнет духами и еще чем-то. Хамон провел их в кухню и закрыл за собой дверь. Глаза его возбужденно блестели. В раковине громоздились немытые тарелки. – Братья, празднуем все трое. Но ты, Нико, первый. И сколько хочешь. Мы с Дариной обо всем договорились. Хамон вытолкнул Николу в комнату. – Поздравляю, дружок. И плотно закрыл за ним дверь. Женщина сидела на краю кровати. Вблизи она казалась совсем молодой, вряд ли старше, чем сам Никола. Розовая губная помада и туфли на шпильках. Темные глаза и крашенные блондораном волосы, которые успели уже отрасти сантиметров на пять у корней. Странное сочетание – халат и шпильки. – So, you are Nikola? – Yes. – What do you like? У него загорелось лицо. Он стоял в метре от проститутки, но ему казалось, что она смотрит ему прямо в мозг. – It is first time? Он заставил себя кивнуть. – Sit down[17]. Он присел с другой стороны постели. Дарина переползла к нему, и он почувствовал ее руку на плече. Она начала массировать ему спину. Ему хотелось убежать, но он никак не мог придумать, что сказать, как оправдать свое бегство. Почему-то ему вспомнился дядя: комната для посетителей в тюрьме, Никола и Линда. Два часа общения. Ему было, наверное, лет четырнадцать. Тедди сказал: «Мне кажется, вы уносите с собой частичку меня, когда уходите. Уносите на свободу. Я вас очень люблю». Восемь лет дядя провел за решеткой. Без женщин. И как это? Через пару минут Дарина властно повернула его к себе и сбросила халат. Под халатом ничего не было. В неприятном свете лампы кожа ее казалась сероватой. Маленькие треугольные груди. Она легла, изогнувшись, рядом и протянула тюбик с каким-то кремом. – I help you[18]. Никола взял тюбик, не зная, что с ним делать. Дрожащими руками расстегнул джинсы и зажмурил глаза. Грохнула дверь, и в комнату влетел Хамон. – Абри… sorry, что беспокою. Кое-что произошло. Никола торопливо застегнул брюки. – Надо ехать, – сказал Хамон. – У Юсуфа проблемы в Барсте. Какой-то отморозок вякнул, что Юсуф играет на верняк. Никола спрыгнул с постели. Его слегка покачивало. Полицейское управление Стокгольма Беседа с информатором «Мариной», 11 декабря 2010 года Вел беседу Йоаким Сунден Место: Эльвшё-центр ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА 2 (Часть 2) Запись беседы (продолжение) ЙС: Мы остановились на том, что в 2005 году у вас были неприятности с карточными долгами, и Себбе угрожал вам, требуя вернуть три миллиона крон. М: Магнитофон выключен? ЙС: Да. Только вы и я. Вы же понимаете, мне нужна информация и ничего больше. В лицо вас знаю только я, и к тому же у вас иммунитет. Для цельности картины очень важно, чтобы вы продолжили ваш рассказ. М: Хорошо, хорошо, я вам верю. Попытаюсь… Я уже сказал, что у меня не было ни малейшего представления, как раздобыть деньги для Себбе. Даже при сплошной удаче в клубах и в Сети мне не удалось бы собрать такую сумму. Невозможно. Две недели! Три миллиона! В лучшие времена я не выигрывал и трети этих денег за такой срок. Но что мне оставалось делать? Только пытаться. Я взял больничный лист. Сидел дома и играл дни напролет – только в интернете, в клубах мне было бы стыдно перед приятелями. Чтобы не быть узнанным – а в этом мире все знают друг друга, – я завел несколько логинов. Иначе все бы удивились, что я не вылезаю из Сети. Шли дни. Я пробовал найти Себбе, попросить продлить срок, надеялся, что передумает, но он не показывался. Я много играл в жизни, но на таком уровне и так интенсивно – никогда. Я словно сошел с ума. Рисковал, как раньше ни за что бы не решился. Играл только в «Пот лимит Омаха рум». Там пасутся главным образом китайцы и американцы. Маятник, конечно. Выиграл шестьдесят тысяч евро. На следующий день спустил тридцать.