Он подошел поближе и посветил фонариком. Труп. Он никогда ничего подобного не видел. Голова! Лица нет. Вместо лица – сплошная кровавая маска. Средостение прошила отвратительная судорога, и его вырвало на ковер. Он взял себя в руки и посветил вокруг. Весь пол залит кровью. Он схватил телефон. – Успокойся, – кричал Робин, – успокойся, говори толком. – Убийство, – Тони чуть не плакал, – жуткое зрелище! Какое там дышит! Вызывай полицию, медиков… это черт те что! – А кто-то еще там есть? Тони чуть не выронил телефон. Он и думать забыл – а вдруг убийца еще здесь? Вполне может быть. Он в панике оглянулся. – Никого не видно. Что мне делать? Осмотреть дом? – Решай сам. Во дворе ничего не заметил? Он выскочил на крыльцо. Как он мог забыть? – Тони, что ты делаешь? Алло! – Проклятье, Робин… я видел машину на обочине, – он произнес эти слова на бегу. – Я звоню в полицию, будь на связи, – Тони услышал, как Робин переключил канал. На свежем воздухе ему стало получше. Он попробовал стереть в памяти увиденный кошмар. Пусть этим занимается настоящая полиция. Сейчас он был даже рад, что не полицейский. Сторож в мундире. Всего-навсего. Сторож в мундире. И спросу – как со сторожа. В неверном свете занимающегося утра автомобиль выглядел так, будто собрался ввинтиться в канаву. Тони раздвинул кусты – весь моторный отсек искорежен. Взрытая земля. Как он мог все это заметить за плотным кустарником? Никак. Он подошел поближе. Опять приготовил на всякий случай дубинку – и, то и дело оскользаясь и цепляясь за траву, чтобы удержать равновесие, спустился в канаву. Новенький «Вольво»-универсал, шестидесятая модель. Тони подошел поближе. И только теперь увидел – за рулем человек. – Алло! Водитель не шевельнулся. Лобовое стекло вдавлено и покрыто мелкой сетью трещин, но осколков нет. Триплекс – надежная штука. Потянул за ручку – дверца открылась на удивление легко. Теперь он увидел, что сработала подушка безопасности. Молодой человек. Совсем молодой, лет двадцать. Блондин. Полусдувшаяся подушка лежит на руле как пластиковый пакет. Либо без сознания, либо мертв. Тони тронул дубинкой руку. Никакой реакции. Часть I Май 1 Что ж, пока надо жевать все это дерьмо. Пока он, Никола, вынужден именно этим и заниматься: жевать дерьмо. Он сидит уже год. Но скоро конец. Завтра последний день. Слава богу – завтра уже может вышагивать с дедом в церковь. С Бояном. Ему девятнадцать. Швеция – больная страна. Идиоты. Они обращаются с ним как с несовершеннолетним. И все из-за мамаши. Линда… ей никогда не надоест ворчать. Она все время угрожает: выгоню из дома, порву с тобой навсегда. И еще хуже: Тедди. Собственно, ему никто и не нужен, кроме Тедди. Разочаровать Тедди – он даже подумать об этом не мог. Он любил Тедди больше, чем… чем свежий порционный снюс, чем все джойнты в мире. Даже больше, чем приятелей. Приятелей, с которыми вырос, которые называли друг друга братьями. Тедди – его дядя, брат матери. Тедди – кумир. Икона. Пример для подражания. Он знал только одного человека, кто мог бы сравниться с Тедди: Исак. И чем все кончилось? Отработки, штрафы, бесконечное нытье социалки. Линда решила поместить его в исправительное учреждение. Это она его сюда залопатила! Решила отправить родного сына в исправительное учреждение! В никаких-косячков-никаких-развлечений, траханое исправительное учреждение. Здесь он и провел целый год. Спиллерсбуда. Исправительный дом для трудных подростков. ИДТП. Если подросток подвергает риску свое здоровье или нормальное развитие путем злоупотребления вызывающими привыкание средствами, преступной деятельности или других социально неприемлемых дейcтвий… Он слышал этот параграф четырнадцать миллионов раз. Хоть двадцать восемь. Пустозвонство. И минуты не проходило, чтобы он не повторил мысленно: мамаша – сволочь. Мамаша – сволочь. – Я же все для тебя делаю, – повторяла она беспрерывно, не успевал он приехать в увольнительную. – Все, что в моих силах. Был бы у тебя отец… – У меня есть Тедди! – Тедди? – мамаша покачала головой. – Твой дядя просидел за решеткой восемь лет из последних десяти. И где, интересно, он у тебя есть? В каком месте? В камере? В классе он сидел за последней партой. Все как обычно. Они хотят его сломать. Мамаша – сволочь. Иногда к этому рефрену он добавлял: – И Сандра – сволочь. Так называемый куратор. Сандра. У нее любимая тема – как искать работу. Ты должен представить себя «в выгодном свете», «правильно формулировать письма»… Лизать жопу, одним словом. Он для того и выбрал линию профподготовки – избежать всей этой пустой болтовни. К тому же его вовсе не привлекала жизнь «с-девяти-до-пяти». Или ремесленная работа по-черному – чуть получше, но все равно дерьмо. Есть куда более быстрые способы сшибить бабло. Опыт уже есть. Поработал на Юсуфа – деньги в кармане. И работа не пыльная, и бабки приличные. Мини-собеседования: Никола и еще пять парней в группе. Раз в неделю. Книги читают. Все остальное время он должен появляться на предоставленном ему рабочем месте практиканта в Окерсберге, на фирме «Георг Самюэль. Электросервис». Нормальный мужик этот Георг, только Никола не мог заставить себя заниматься всей этой чепухой. А эти мини-собеседования… не такие уж мини – шесть рыл. И мать, и заведующий в Спиллерсбуде в один голос: это тебе полезно, у тебя проблемы с концентрацией внимания, может, ты и не получишь зачет по шведскому, но, по крайней мере, научишься читать. Долдонят… как алкаши на садовой скамейке в Ронне. Читать… что, он читать не умеет, что ли? У деда крыша поехала на этих книгах… гений чтения из Белграда. Он научил Николу читать, когда ему и шести не было, сидел у его кроватки со всякими «Островами сокровищ», «Таинственными островами»… «Двадцать тысяч лье под водой». Прикольные истории, между прочим… Единственное, что Никола хотел, – уйти от радаров. Растечься, как масло по воде, жить той жизнью, которая ему подходила, а не гнить в классной комнате. И уж во всяком случае не под лупой этих блевотных аббревиатур. ИДТП… и в самом деле, блевать охота. Конец всему этому дерьму, конец. Двенадцать месяцев в самой тоскливой заднице планеты позади.