Дюшеса промолчала, но не забыла одарить нас благосклонной улыбкой. Тут же ко мне подскочил главный распорядитель пиршества и с поклоном предложил пройти на свое место за столом, почти рядом с государями Бретани. Его помощники обратились к Логану. Луиджи и Пьетро никто ничего не предложил: их доля — стоять за своим господином и всячески прислуживать ему. То есть мне. Я жестом остановил распорядителя, на мгновение замер, почувствовав чей-то взгляд, в буквальном смысле прожигавший мне спину, и решительно развернулся к его обладателю. И не ошибся… С красным как у рака лицом, граф Кампобассо не сводил с меня глаз, судорожно сжимая в руке кинжал, которым перед этим разрезал окорок. Его оруженосец, Джанлука д'Ампьяццо, сидевший рядом, в точности копировал поведение своего господина, вот только лицо у него было мертвенно бледное. Не ожидали, выродки? А вот он и я… Гулко забухало сердце в груди, заглушая стук каблуков об полированные каменные плиты пола. — Я, кавалер ордена Золотого Руна граф де Граве, обвиняю тебя, Николя де Монфор граф де Кампобассо, в заговоре против Бургундии, предательстве и покушении на моего сюзерена, его высочество Карла Смелого Бургундского. Помимо этого, обвиняю тебя в оставлении поля боя без приказа, в трусости и прочих мерзостях, недостойных благородного кабальеро! — Замшевая перчатка, мирно покоившаяся в моей правой руке, взлетела в воздух и смачно влепилась ломбардцу прямо в лицо. — А я, юнкер ван Брескенс… — Тук тоже сделал шаг вперед и с размаху залепил ржавой кольчужной перчаткой в морду оруженосцу графа, — обвиняю тебя, Джанлука д'Ампьяццо, в прямом пособничестве оным преступлениям. И… — скотт запнулся на секунду и злорадно выпалил: — И в содомском грехе!.. Я про себя улыбнулся. В этом весь Тук, жуткий скряга и жмот: зажабил свою тонкую замшевую перчатку и выбрал в арсенале шебеки рваный хлам. Но ничего, так даже эффектнее получилось. Гул, ропот и треньканье музыкальных инструментов мгновенно утихли. Даже стало слышно потрескивание свечей в шандалах и легкое шуршание развеваемых сквозняком, богато шитых золотом гобеленов на стенах. Громко испортил воздух кто-то из множества фигляров и шутов, развлекавших пирующих, немедленно схлопотав по башке от близстоящего распорядителя. — Я отвергаю обвинения этого самозванца!!! — налившись краской, заорал де Монфор. — Что вы, граф де Кампобассо, имеете в виду под словом «самозванец»? — сурово поинтересовался дюк. У меня замерло сердце. Будет очень некстати, если сейчас выплывет моя истинная личина бастарда. Нет, я чист и невинен, аки агнец божий, все титулы и чины выслужил своей кровью, с легкостью оправдаюсь, но все равно… — Он незаконно носит это… — ломбардец, мстительно скривившись, ткнул пальцем в орден на моей груди, — и присвоил его мошенническим образом, сняв с трупа одного из кавалеров, павших на поле боя… — Да будет вам известно, граф де Кампобассо… — чеканя слова, перебил его герцог, — что после каждой свершившейся церемонии принятия, главный церемониймейстер ордена Золотого Руна уведомляет государей Европы о состоявшемся присвоении знака Гидеона, с указанием титулов и имен кавалеров. Помимо него, сии уведомления подписывает гроссмейстер, канцлер, казначей и герольд ордена, а также его секретарь. Так вот… Я получал такое уведомление, в отношении графа де Граве, тогда еще барона ван Гуттена, с описанием причин и исключительных обстоятельств его награждения. Посему не имею причин сомневаться в кавалерстве сего рыцарственного и благородного господина. Де Монфор до крови закусил губу, алая струйка сбежала по подбородку. Лицо страшно исказилось, мне даже показалось, что его сейчас хватит удар. Успел испугаться: легко отделается, гад… — Граф де Граве… — продолжил дюк, мудро переждав всплеск оживления своих придворных, — вы выдвигаете серьезные обвинения. Ввиду невозможности немедленного судебного разбирательства, будьте готовы принести клятву Господу в истинности ваших слов. — Готов! — торжественно и мрачно заявил я. — И я готов клясться в своей невиновности! — нетерпеливо выкрикнул де Монфор. Франциск поморщился на такое нарушение церемонии и приказал графу Генгаму приставить к нам вооруженных латников, дабы исключить побег или смертоубийство. Потом поручил церковникам провести церемонию принесения клятвы на священных реликвиях. Придворные едва ли не забились в истерике, восхищаясь своим сюзереном и предвкушая зрелищное развлечение. М-дя… подозреваю, что дюк только ради этого затеял сию катавасию. Укрепляет он, видите ли, свою репутацию справедливого и рыцарственного государя. Ну и ладно, сыграю свою роль, так уж и быть, затея стоит того. Надеюсь, стоит… Клятва много времени не заняла, я исполнил все необходимые действия со спокойной душой. В моих словах нет ни капли лжи — только истинная правда. Теперь остается лишь верить, что Господь станет на верную сторону. Франциск выслушал де Монфора, встал и громогласно объявил: — А теперь пусть истину решит ордалия, сиречь Божий суд!!! Сии господа сразятся мечами, с открытыми сердцами, без доспехов, немедля и здесь же. Допускается короткое оружие для второй руки. Последующие поединки случатся после сего… Бурные рукоплескания и восхищенный ор придворных завершил сцену. Тьфу ты… — Ваше сиятельство, — расшнуровывая мне пурпуэн, Луиджи показал глазами на двух пажей де Монфора, завитых как пудели, смазливых высоких крепышей, занимавшихся тем же, — мы вызовем их сразу после поединка юнкера ван Брескенса. Молю, не откажите нам в этой милости. — Хорошо, — коротко ответил я. — Только никакого баловства. Быстро и чисто. Два на два, как я учил… Ну а что? Парни стали отличными фехтовальщиками, пусть позабавятся. Конечно, всякое может случиться, но и жизнь сейчас такая… да от всего и не убережешь. Сам я абсолютно не волновался. Кампобассо достаточно опытный боец, этого у него не отнимешь, но в данном случае я в своей стихии. Правда, дело осложняется тем, что совсем убивать его категорически нельзя, но места много, доспехов нет, так что… В общем, не буду забегать вперед. Посмотрим. Потер подошвой ботфорта по полу… вроде не скользит. Нормально; значит, снимать сапоги не буду. Опять же кожа хоть как-то защитит ноги от скользящих порезов. Так, вроде готов… — Ну что, подружка, — я провел пальцем по волнистому клинку эспады, — подожди немножко, уж напою тебя кровушкой вдосталь… Логан, сидя на табуретке рядом со мной, невозмутимо разглядывал своего соперника. Он собирался драться длинным бастардом, специально прихватил его с корабля и теперь любовно полировал длинный клинок бархоткой. Нормально, в этом громиле я уверен, да и задача у него полегче: можно валить противника наглухо, без всяких ухищрений. Как раз вспомнился поединок в Фуа, где он схлопотал свою отметину на лбу, но при этом проявил себя исключительным бойцом, искалечив двух эскюэ барона. Кампобассо тоже уже приготовился к бою и бравировал перед публикой, выписывая финты своим мечом. Еще в бытность нормальных отношений между нами, он хвастался этим клинком, которому дал имя «Анжелина». Тоже эспада, в стиле фламберга, работы знаменитого миланского оружейника Томазо да Миссалья. Классное оружие, займет достойное место в моей коллекции… — Сир, поднимите руки… — Близнецы аккуратно затянули на мне широкий пояс из толстой кожи, после чего подали перчатки с длинными крагами и дагу. Епископ Нанта, Жак д'Эспине-Дюресталь возглавил службу, а потом по очереди исповедовал нас. Ему ассистировали церковники из его свиты, замковый капеллан и какой-то приблудившийся цистерцианец с нервным аскетическим лицом. Граф Генгам, коренастый седовласый старик, выступающий маршалом поединка, дождался докладов своих помощников о соответствии правилам оружия поединщиков и их готовности, вышел на середину зала, поднял руку, призывая к тишине, и густым басом проревел: — Да свершится суд Божий! Сходитесь… Я отсалютовал мечом герцогской чете, потом — зрителям, и шагнул вперед. Де Монфор тоже выступил, в левой руке он держал эспаду, а в правой — странную дагу с тремя лезвиями и длинными шипами на чашке. Мне показалось, что он сильно нервничает, по лицу ломбардца пробегали судороги, складываясь в неприятные жуткие гримасы. Эко тебя корежит, уродец. Ну ничего, я сделаю это быстро и красиво… Как всегда перед боем, мир для меня сузился до размеров площадки, на которой предстояло пройти поединку. Все что вне, уже не имело никакого значения; только я и противник. Я уже начал чувствовать де Монфора, читать его лицо и каждое движение. Вот и сейчас, у ломбардца спружинила правая нога, рука с эспадой сделала движение чуть назад, а это значит… Кампобассо, что-то невнятно выкрикнув, как я и ожидал, первым ринулся вперед, но… но, сделав пару шагов, вдруг рухнул на пол лицом вниз, хрипя и слабо подергиваясь, словно препарированная лягушка. По залу прошел громкий гул… Я сначала не поверил своим глазам, подумал, что де Монфор просто поскользнулся. Но уже через мгновение зло ругнулся, разглядев, что ломбардец не встает, мало того, уже постепенно затихает. Не понял… Да ну?.. А что, так бывает?.. Получается, бывает. М-да… Я, конечно, принимаю твою волю, Господь, но зачем так сразу? С-сука, все коту под хвост…. Помощники маршала ринулись к де Монфору, перевернули его на спину, а потом, обернувшись к Генгаму, отрицательно покачали головами. Старик сам склонился над кондотьером и через недолгую паузу объявил: — Суд Божий свершился! Придворные разразились диким ревом, спугнув гнездящихся под потолком голубей. Почти все попадали на колени, вознося молитвы господу. Епископ деловито отдавал приказания зафиксировать соответствующим образом в церковных анналах сие чудо, замковый капеллан, стоя на коленях, тихо молился, а цистерцианец впал в религиозный экстаз, распевая дурным голосом псалмы и брякая веригами под рясой. Франциск с женой не проявляли эмоций, но было видно, что они сильно удивлены. Если бы вы знали, как я-то удивлен… м-мать… — Что с ним? — Я подошел к маршалу. — Сами смотрите, граф… — Старик отстранился и показал на ломбардца. Кампобассо уже был мертв, лицо стало практически черным и застыло в страшной гримасе. Глаза закатились, зубы оскалились, из уголка рта стекала тягучая ниточка слюны. — Гребаный макаронник! — не сдерживаясь, выругался я. Сука, с этим ублюдком умерла судьба… хотя… стоп… — Вы не удовлетворены, граф? — Генгам внимательно на меня посмотрел. — Это же чудо, проявленное Господом… — Чудо, оно самое… — согласился я и хотел отойти к Логану, но не успел. Свою роль в действе решил сыграть герцог. Франциск торжественно явил придворным свою убежденность в правоте графа де Граве, подтвержденную волей Господа, приказал занести сей случай в дворцовые хроники, заливался как соловей и пока останавливаться не собирался. И вообще надо отдать дюку должное, он сейчас напоминал опытного дирижера, руководившего своим двором как оркестром. Дюшеса в этом не принимала участие, она влюбленными глазами смотрела на мужа. — Обыскать труп… — шепнул я близнецам, — тщательно. Эспаду с дагой и его коня из конюшни прихватить не забудьте. Потом отправитесь по месту квартирования сего мерзавца. И там тоже все перевернете. Вас сопроводят люди городского бальи, они ждут возле его дома, приказ уже отдан. — Хвала Господу… А я?.. — угрюмо буркнул Тук. — А я драться буду? Вот же… — Будешь… — пообещал я ему и тихо обратился к маршалу: — Ваше сиятельство, у нас еще поединки… Генгам лаконично пожал плечами и показал взглядом на дюка: мол, а я-то что… как герцог закончит, так и схлестнутся. Закончил. Но, наверное, день сегодня такой… Богатый на чудеса, но не зрелищный. И Туку не довелось подраться. Эскюэ ломбардца, Джанлука д'Ампьяццо, перед самым поединком упал на колени, публично отрекся от своего господина, подтвердил его мерзости и преступления, раскаялся, уверил в злокозненном влиянии на него де Монфора и выразил желание совершить постриг. М-дя… Даже не знаю что сказать. Не буду касаться моральных качеств, но этот парень вполне храбрый вояка, в чем я не раз убеждался. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — де Монфор просто переволновался. Ломбардец страдал полнокровием, от чего ему частенько пускали кровь. Вот и скончался от удара, сиречь инсульта. Или инфаркта… хрен его разберет, не лекарь я ни разу. Впрочем, слишком многого я хочу, сейчас все списывают на волю Господа. Проще и привычнее. Вот и оруженосец… Но отрицать некую связь с боженькой не буду. Слишком уж все наглядно случилось. Ладно, парень — может, ты и совершишь постриг, но потом. Я на сто процентов уверен, что ты был в курсе всех делишек своего господина, будучи его любовником, так что сначала придется каяться. И еще раз каяться… А вот пажи ломбардца каяться не спешили. Они с достоинством приняли вызов близнецов, так что один поединок все же случился. Такие парные схватки почти всегда проходят по одному сценарию: бойцы сражаются каждый со своим противником, и в случае выхода одного поединщика из строя, его противник присоединяется к своему напарнику, после чего все быстро заканчивается. Или наоборот, только начинается, если оставшийся в одиночестве дуэлянт является мастером клинка. Бывает и такое. Но в данном случае получилось немного по-другому. Луиджи стремительно атаковал своего противника и связал его схваткой, а Пьетро, наоборот, бегом рванул сторону от своего, и, прикрываясь сражающейся парой, воспользовался моментом, сунув меч в бок противнику своего брата. Немного не благородно, но, в общем-то, не выходя из правил. Тем более что публика восприняла такой хитрый маневр вполне благосклонно. После чего все пошло по обычному сценарию: близнецы сосредоточились на оставшемся паже де Монфора и очень быстро отправили его на тот свет. Правда, Луиджи все же получил ранение — длинный, но неглубокий разрез на предплечье. Вот же стервец… Но хочу отметить, что все случилось быстро, ловко и даже красиво. Словом, моя школа. А вообще, работать им над собой еще и работать…