Опять кто-то другой решал за меня мои проблемы. Мне было очень тяжело, но я понимал, что труднее всего сейчас Жене и моей маме. И обе они из-за меня страдают. Зачем я вообще тогда нужен, если из-за меня у них столько боли. Я взял тюбики с красками и стал выдавливать их на руки. Потом размазал всё это по лицу. По одежде. Как будто я хотел загримировать себя. Превратиться в кого-то другого. В кого-то наподобие Макса или Брюса Уиллиса. Краска была прохладная, и мне немного полегчало. Потом я еще долго стоял под душем и смотрел, как разноцветные струи утекают туда, где нет таких проблем. Как будто вода смывает меня куда-то далеко и мне не нужно будет во всё это возвращаться. Постепенно струи воды светлели, и к моей коже возвращался естественный цвет. Я снова такой же бледный, как через неделю после того, как родился. Когда я вылезал из ванны, у меня закружилась голова, и я упал. Нога задела об угол шкафчика в ванной, и из нее пошла кровь. Мой любимый цвет. Какое-то время я смотрел на нее и даже не пытался остановить. Мне казалось, что вместо мозгов у меня много маленьких воздушных шариков, воздух в которых накалился до предела. Еще чуть-чуть, и они лопнут, а из моих ушей полезут разноцветные резиновые фиговины. Когда меня найдут, я буду похож на клоуна-самоучку, который репетировал дома свой первый утренник, но обломался. Кровь остановилась сама, я залепил шрамик скотчем, напился мартини и заснул на маминой любимой софе. Иногда мне казалось, что этот диван живой и говорит маминым голосом. Я хотя бы с виду подружусь с этой софой и посплю на ней ночь. С утра меня разбудила мама. Вздрогнул, когда ее увидел, но, к моему удивлению, ее больше волновало то, что я пролил мартини на диван, а не наш вчерашний разговор. – Уже не сердишься? Ну, по поводу нас с Женей? – Сержусь, – спокойно сказала она, хотя было видно, что она еле сдерживает эмоции. – Мам… – Езжай куда хочешь, – это было даже как-то грубовато. – Я подпишу согласие. – Мам, ну это же не навсегда. Женя закончит учиться, и мы вернемся. – Ага, кто из Европы возвращается? Живите уж, дурачки, – она протянула ко мне руки и заплакала. – Мать свою только не забудь. Пригласишь хоть на гондолах покататься? Внуков, может, посмотреть. А то смотри – вам же нянька нужна будет. Я, если что, могу! Макс всё-таки гений. Что же он ей такого сказал, чего не мог я? Почему у него получилось, а у меня нет? Я был очень рад – это правда. Но меня мучило то, что я сам не смог договориться с маман, и это было неприятно. – Ну, а где Женя-то твоя? А вот это был хороший вопрос. За всеми этими недоразумениями и перекриками я как-то не заметил, что Женя даже ни разу не объявилась. Я звонил ей по привычке каждый день, но телефон всё время был недоступен. Это меня не удивляло – она всегда отключала его, когда мы ссорились. Я рванул к ее родителям, чтобы сказать, что могу с ней поехать, но, похоже, они не были рады меня видеть. Не то чтобы они меня не любили, но, по ходу, они хотели мне что-то сказать. Я просто не мог в это поверить. Теперь, когда всё было так реально. Когда даже мама уже согласилась. Когда у меня появился новый шрам. Когда я решил сделать первый в жизни нормальный шаг, отличиться от отца, меня щелкнули по носу. Отец, кстати, сказал, что я правильно делаю, что еду вместе с Женей, и помог мне с деньгами. Это он, наверное, наученный на своих ошибках, так говорит. Где он только раньше был? Где он был, когда я рос полным растением и думал, что в жизни тебя всегда будет кто-то поливать и обрезать высохшие ветки? Где он был, когда мать вкалывала на двух работах, а я сжимался от звука проезжающего ночью лифта? Только вот куда я поеду, если она уже уехала три дня назад? Я должен был это понять, должен из ее дневника. Она как будто намекала, что уедет без меня. Я чувствовал себя полным психом, когда ворвался в квартиру к Жениным родителям, не поверив, что она действительно уехала. Я обыскал весь дом, но ее и правда там не было. Еще она сказала им, чтобы они не говорили, где ее можно найти в Милане. Мать Жени вообще не хотела меня видеть, а я рыдал, как идиот, и ходил по Женькиной комнате. Потом Женин отец вывел меня из квартиры и сказал, что ничем не может помочь. Что не будет нарушать обещание, которое дал дочери. – В конце концов, – сказал он, когда я уже уходил, – в Милане не так уж много заведений, где учат на художников, – и захлопнул дверь. Я вернулся домой. Курьер как раз привез мой паспорт с визой. Бросил в чемодан оставшиеся вещи, взял какие-то свои иллюстрации, которые заранее приготовил, и поехал в аэропорт. Пока собирался, автоматически включил «Евроньюс». Там как раз показывали, какая погода в аэропортах. Вот теперь она мне пригодилась! В Петербурге было лётно! Прошло уже несколько дней, и Женя всё это время там одна. Я знаю, что она справится, но вопрос в том, какой ценой. Если она сейчас отдаст эту цену, то не сможет отдать свое доверие еще полжизни. Хорошо хоть, Макс сейчас с мамой. Он даже отложил работу на какое-то время и уговорил ее съездить развеяться, собираются в Осло. Я тоже когда-нибудь поеду в Осло с Женькой. Мы тоже будем с ней играть в города. Главное – найти ее. Контроль мне казался невыносимо долгим. Все эти просвечивания. Скоро уже мысли начнут читать. Я вспотел, и один из проверяющих спросил, не болен ли я. Я сказал, что нет. Они измерили мне температуру, но всё, слава небесам, было в норме. Интересно, что сейчас там делает бедная моя Женька. Когда я уже прошел контроль и ждал посадку, пришло сообщение от мамы: «Я поставила за вас с Женей свечку в церкви, берегите себя. Люблю. Мама». Так странно. Ты стоишь в аэропорту, а где-то за тебя и твою любовь стоит свеча. Теперь я не сомневался, что найду Женьку. Теперь я точно знал, что у нас всё получится. Остается только ее найти. Мне тут же вспомнился случай. Когда мне было лет двенадцать, мы пошли с мамой в церковь недалеко от нашего дома. Когда мы зашли в храм, там уже шла служба, поэтому мы тихонько купили свечи, зажгли и поставили их. Я почему-то волновался и долго не мог поставить свою свечу. Всё время получалось, что она стоит как-то криво, поэтому я боялся, что она упадет. Мама уже стояла на службе и молилась, а я всё пытался поставить свечку. За мной наблюдала бабушка в платочке. Ну, знаете, из тех, что помогают со свечами во время служб. Она была маленькая и седая. Наконец я поставил свечу и встал рядом с мамой. В какой-то момент мне стало как-то не по себе. Я обернулся и увидел, что моя свеча падает. Я не успел даже подумать о том, чтобы подскочить и спасти ее, как та самая старушка поймала свечу и поставила ее ровно. У нее она сразу встала как надо. У меня даже слезы тогда потекли, а она мне улыбнулась. И только тогда я успокоился. Вот и сейчас мне стало так же спокойно после маминой эсэмэски. Когда самолет взлетал, я решил, что даже если виза кончится и я не найду Женьку, то я сделаю новую визу и буду искать до тех пор, пока не найду. Чтобы хоть как-то отвлечься от крутящихся мыслей, я взял газету. Читать там особо нечего, но чем еще заняться в самолете, когда земля уже не видна? Музыку я слушать не мог, потому что вся она напоминала о Жене. О, что-то про Джексона пишут. «Король поп-музыки Майкл Джексон, скончавшийся 25 июня на 51-м году жизни, похоронен в четверг вечером на кладбище Glendale Forest Lawn под Лос-Анджелесом, сообщает телекомпания CNN. На похоронах присутствовали Элизабет Тейлор, актер Маколей Калкин, певец Стиви Уандер и экс-супруга Лиза-Мария Пресли…» * * * notes 1 …you see? – I see. I see (англ.)…понимаешь? – Понимаю. Понимаю. (Здесь и далее – примеч. ред.). 2 You know (англ.) – знаешь ли. 3 Stuff (англ.) – здесь: ерунда, заморочки. 4 Hug (англ.) – объятие. 5 Sweetheart (англ.) – милый.