Подарок нёс Максим. Хотя он и был крайне небольшим — и легко вмещался в одной его ладони. Коробочка, обтянутая глянцевой розовой бумагой. И с бантиком сверху. Танька подхватилась со стула и приняла коробку — в ней взыграло любопытство, и она даже не поблагодарила за подарок. Коробка оказалась неожиданно тяжёлой. Бумага рваться отказывалась. А бантик вообще кололся. Но разве это может остановить восемнадцатилетнюю женщину, которую гложет любопытство? Наконец, картон сдался. И Танька извлекла наружу пластмассовую коробку с тёмным круглым глазком, поблёскивающим на свету. — Это фотоаппарат мгновенной печати, — пояснила Женька чуть настороженным тоном — она до конца не была уверена, что сестра оценит подарок. Но Танька загорелась, будто это в неё воткнули именинные свечи. — Кру-уто! — выдохнула она сквозь широкую улыбку, сузившую её тёмные глаза. Фотоаппарат как-то крайне удачно лёг ей в ладонь. Он теперь её, Танькин. Это отчего-то вызывало в ней чувство крайней гордости. От избытка радости она дёрнулась вперёд, поднимаясь на цыпочках так высоко, как это было возможно и, плотно сжимая в руке подарок, всё равно с чувством обхватила одного из дарителей за шею. И это была не Женька. Танька сама не заметила, как повисла на шее у Максима. Ей в нос сразу ударил резкий запах мужского парфюма. Крепкие плечи очень удачно подставились под её руки. И вообще всё тело у Максима показалось ей очень уверенным и сильным. И на секунду в собственном возникло старое воспоминание — как Макс кружил её на той самой дискотеке. Ей вдруг стало тесно. И не от стеснения, а вполне себе физически — хватка у Максима оказалась очень внушительной, а она с непривычки почувствовала себя ещё меньше, чем была на самом деле. А ещё сердце в груди будто замерло, а потом увеличилось в размерах. Чтобы избавиться от внезапно нахлынувшего на неё жара, Таня поспешила вывернуться из объятий Максима. И, как в спасительный круг, нырнула в Женькины. Это касание ей было куда более знакомым. Очень мягкое и хрупкое, в котором нужно быть осторожным. И непередаваемо нежное, согревающее собственным, ни с чем не сравнимым теплом. Таньке стало легко и приятно. Захотелось быть доброй и милой. И она, поддавшись этом порыву, выпорхнула из объятий сестры и, пока никто ничего не сообразил, навела на Женьку с Максимом камеру и щёлкнула кнопкой. Фотоаппарат действительно оказался с мгновенной печатью — фото вылезло из него сразу после щелчка. Наверное, зафотай Женьку хоть после трёх бессонных ночей из-за угла и предварительно напугав, она бы всё равно вышла классно. Как на портфолио. А вот Максим выглядел рядом с ней растерянным и будто по-детски удивлённым. Кажется, даже моложе своих лет. У Таньки, глядя на фото, отчего-то защемило сердце. И, чтобы это скрыть, она поспешила сообщить Женьке с Максимом, что натурщики они ужасные. И даже сделала вид, что не хочет показывать результаты своего фотографического труда. Двое на одного — это не честно. Но сильно. Поэтому Максим с Женькой смогли отобрать у неё фото. Особенно после того, как Макс надежно зафиксировал её, вертящуюся, за плечи. И расфиксировываться Таньке совершенно не захотелось. Потом с кухни они переместились в комнату. Вместе с тортом — не оставлять же его, неопробованного, в одиночестве. — Теперь если ты кого-то убьёшь, то отвечать будешь по всей строгости закона, — сообщил вдруг Максим. На него вино тоже подействовало, хоть и не так сильно, как можно было бы подумать. Но он почему-то заговорил выражениями отца. Хотя и засмеялся совершенно не его смехом. Танька в это время успела сесть на диван вместе с тарелкой, на которую положила три куска торта. На правах именинницы немного обнаглела и устроилась как раз между Максимом и Женькой. — Моя сестра не собирается никого убивать, — каким-то слишком обиженным голосом ответила Максу Женька. — Даже если она не полностью се… — С ЧЕГО ТЫ ВЗЯЛА! — громко и чётко отчеканила Танька, спеша перебить сильно по всей видимости опьяневшую Женьку. — Я вообще опасная тётка! Она как могла постаралась перевести всё в шутку и торопливо сунула Женьке в руку разваливающийся бисквит. — На вот — лучше закусывай, — посоветовала Танька, косясь на Максима. Который вроде бы не обратил внимания. — Кстати, именинников положено макать лицом в торт, — тот действительно ничего не заметил и продолжил «юморить». — Давай её макнём. Он заговорщицки перемигнулся с Женькой из-за Танькиного тёмного затылка. — Там свечки! — запротестовала Танька. Максим как ни в чём не бывало принялся их вынимать. Испуганная этим Танька поспешила убрать от него тарелку Женьке на коленки. Но тот, раззадорившись, потянулся следом. А не сохранив равновесия, упёрся локтем Таньке прямо между бёдер. И откинулся обратно, сразу потеряв интерес к несчастному торту. А Танька натянула сильно задравшееся платье обратно на коленки. Женька внимательно проследила за этим манёвром. И так выразительно глянула на обоих, что те, как по команде, притихли. Потом чётко положила на тарелку третий кусок торта и угрожающе взяла её на растопыренную ладонь. Танька с Максимом машинально отпрянули — Танька настолько резко, что впечаталась плечом Максиму в грудь. А Женька, с явным удовольствием глядя на их испуганные лица, примирительно опустила «орудие» и засмеялась. — Испугались? — издевательски спросила она. — Нет, — как ни в чём не бывало соврал Максим. — Ты уже давно совершеннолетняя — так что будешь отвечать за разбой, — отозвалась Танька. За разбой отвечать никому не хотелось. Так что было единогласно решено торт съесть. Он, кстати, на вкус оказался не очень. Но кому какая разница до какого-то-там торта в неожиданно тихой, душевной обстановке. Танька почувствовала, что отяжелела. Думать ни о чём не хотелось. Хотелось стать ленивой попой. Она откинулась на диванную спинку. Рядом глубоко дышал Максим — его живот методично опускался и поднимался под свой собственный внутренний ритм. С другой стороны сидела Женька. Та дышала грудью, которая поднималась высоко вверх, перетянутая розовой тканью и схваченная ровным рядом чёрных пуговиц. Пространство между ними расщепечивалось — особенно хорошо это было видно с Танькиного ракурса. Лифчик на Женьке белый. С чуть лоснящейся чашечкой. Танька однажды примеряла Женькины джинсы. И те были ей как раз, хотя выглядели маленькими. Интересно, с лифчиком не может произойти той же фигни? Танька глуповато захихикала. Её вдруг от тепла начало кренить в сторону. В сторону Женьки. И она сама не заметила, как голова её упёрлась в чужое плечо. Но голове стало очень уютно. Танька прикрыла глаза. Женька сидела ровно, даже не думая сестру сгонять. Она вообще сама по себе казалась ровной и всегда стремящейся вверх. И крепкой. Как высотные здания, которые на самом деле шатаются, но сами по себе не падают. Танька обхватила сестру поперёк талии. Мягкий бугорок живота через тонкую ткань согрел нежную кожу предплечья. С Женькой тепло и уютно. Рядом зашевелился Максим. Оказывается, он своим боком всё это время прижимался к Танькиному. А теперь, когда отодвинулся, кожу под платьем закололо неприятным холодком. Та недовольно дёрнула плечом — хотелось, чтобы Максим вернулся на место. Танька приоткрыла глаза и, не оставляя плеча Женьки, развернулась к нему. В нём — почему-то особенно сильно именно сейчас — считывалось что-то непередаваемо мужское. Поза, осанка, даже профиль, хотя ничего выдающегося в нём для Таньки и не было. И даже улыбка, с которой Макс поглядывал в их сторону. У Таньки опять задралось платье. Зелёная ткань отползла на середину бедра. Поправлять его было лень. А вот Максу — нет. Он потянулся и кончиками пальцев сжал Танькин подол. С видом эстетствующего аристократа приподнял «щепотку» повыше, нарочито замедляя свои действия. И… вместо того, чтобы опустить его пониже, буквально отбросил в сторону Танькиного живота! Лёгкая ткань починилась порывистому движению и наглядно продемонстрировала, что трусы на Таньке сегодня чёрного цвета. — Ах так! — томность с той как по команде слетела. Встрепенувшись, она соскочила с Женьки и угрожающе воззрилась на Максима. Тот явно угроз её не боялся и только выжидающе-издевательски улыбался своими до неприличия ровными и белыми зубами. И Танька решила отомстить ему нетипично. — Вот тебе! — грозно заявила она и, не глядя, дёрнула кофту на груди сестры. Судя по её воплю, блузка расстегнулась с первого же рывка. Но Танька, с удовольствием глядя на не ожидавшего такого Максима, дёрнула на всякий случай ещё раз. И только тогда развернулась к ругающейся сестре. Блузка расстегнулась до самого её пупка, оголяя гладкое, подтянутое тело, цветом почти сливающееся с тканью бюстгалтера. — Да успокойся, кто тебя тут не видел, — не без удовольствия отмахнулась Танька, наблюдая, как сестра неловко пытается зачехлиться обратно. И совершенно пропустила момент, как та злобно пульнула глазами в её сторону. К сожалению, одним взглядом Женька не ограничилась. И не успела Танька как следует насладиться «смущательным» триумфом, как сама оказалась весьма видимой в зоне декольте — широкий ворот платья на слабоватой резинке легко позволил Женьке полностью заголить Танькин кружавчатый лифчик. — Тебя теперь тоже все видели, — мстительно сообщила ей Женька. Неизвестно, какой бы степенью оголения закончилось это всё, но внимание воинствующих сестёр переключилось на Максима. Потому что тот забыл об осторожности и не сдерживал смеха. А уж когда обе заметили его в высшей степени довольное лицо… Сестринские дрязги тут же были забыты — сёстры объединились против общего «врага». Женька, сидящая от Максима дальше, подскочила и лёгкой ланью бросилась к нему. Тот не ожидающий атаки, запоздало выставил вперёд руки в защитном жесте. Двое на одного — это, конечно, не честно. Но только не в ситуации, когда два муравья воюют с одним слоном. Так что Танька, не раздумывая, бросилась на помощь сестре. А помощь ей была нужна — Макс уже скрутил её и почти усадил к себе на колени. Правда, от Танькиного напора пострадал не он. А бедная опустевшая тарелка. Никем не замеченная и никому не нужная, она окончила свои дни столкновением в полом и противным, обвинительным звяком — Танька попой случайно смахнула её с дивана. Все трое инстинктивно замерли, глядя на белые осколки. Те во всю напоминали о бренности бытия и скоротечности жизни. — Ну и ладно. На счастье, — пожал плечами Максим, окончательно усаживая Женьку себе на коленки. Таньке от этого жеста вдруг стало обидно. Они, конечно, парочка, но нельзя же демонстрировать это так явно. Повинуясь порыву непонятной злости, она толкнула Максима в плечо. — Прояви уважение к почившей тарелке, — обвинительным тоном потребовала Танька. Но Максим уважения не проявил. Вместо этого он как-то ловко перехватил её подмышку, и Танька в мгновение ока оказалась зажата между ним и Женькой. — Пусти, — ради приличия заголосила она. Но, к её вящей радости, Максим не пустил, а наоборот — за голое бедро прижал её ближе. Стало приятно и тесно. И что-то странное вдруг как по команде заставило всех троих замереть. Танька почувствовала руки Максима неожиданно крепкими на своём теле. А Женькина грудь приминалась о её плечо. Максим ощутил непомерно сильное желание стиснуть объятия до медвежьих — настолько, что напряглись предплечья, а пальцы сами собой вжались в тела Таньки и Женьки. А Женька вдруг ощутила себя так, как надо — и именно с Танькой и Максимом. Наверное, по нормам приличия пора было бы Максиму и выпустить девушек. По крайней мере, одну. Но он не выпускал. Сердце стало заходиться от их, именно двойной близости. И что-то начинало мешать разуму трезво соображать.