А Танька вдруг совершенно точно ощутила всю близость Максима. Его крепкую грудную клетку. Его шевелящийся от дыхания живот. Его стальное бедро. И ей даже почудилось, что она ощущает какое-то не такое тепло от его паха. Таньке сразу жар ударил в голову и рассыпался по щекам. Первое желание — дёрнуться в сторону. Возможно, Танька это инстинктивно и сделала, потому что Максимов сгиб локтя вдруг сильнее сомкнулся у неё на талии. Повинуясь неловкому и не до конца понятному порыву, она задрала голову вверх. С трудом уткнулась глазами в чужой подбородок — слишком он был близко. Сильное дыхание взъерошило ей чёлку. Стало щекотно. Танька машинально ушла от тёплого воздушного потока. И вдруг, совершенно для себя неожиданно, наткнулась на сильное и твёрдое касание прямо к губам. Её как бухнуло по голове. Сердце подпрыгнуло. И в груди очень сильно затянуло. Почти одновременно с осознанием того, что она целуется с Максимом. Прямо на глазах у Женьки, тело которой ощущается рядом. Сладкое и опасное чувство оглушило почти до звона в ушах. Замирая всеми фибрами, Танька отстранилась, и сердце сделало резкое пике — в неизбежном ожидании дальнейшего. Боязливый взгляд её наткнулся на светло-голубые Женькины глаза. В которых она была готова увидеть что угодно — удивление, неприятное осознание, гнев и даже брезгливую ненависть. Женькин взгляд был долгим и внимательным. Танька даже успела сравнить оттенок её глаз с летним, чуть облачным небом. Странно, что раньше она о таком не думала. А потом… Танька не поверила глазам, когда выражение Женькиного лица изменилось. Глаза вдруг по-лисьи вытянулись к вискам, а губы полумесяцем заострили подбородок. Танька рассеянно заморгала. А Женька, не сводя с неё заговорщицкого взгляда, стала наклоняться к Максиму. Пока их губы не соединились в поцелуе. У Таньки всё внутри замерло, когда она увидела, как это смотрится со стороны. Нет, она, конечно, и раньше всё видела. Но не догадывалась, что всё может быть настолько чувственным. Когда Максим начинает заводить, а Женька подхватывает. И это уже немного не-Максим и не-Женька. А кто-то не очень знакомый. Слившийся любовной волной воедино. Танька ощутила счастливую радость от того, что её будто пускают в их личный мир. Она ощутила, как собственное дыхание стало медленнее, но грудь стала подниматься сильнее. И сердце из неё едва не выпрыгнуло, когда Максим, медленно оставив Женьку, снова потянулся к ней. В этот раз влажное, нежное касание пришлось ей на скулу. И щекотно опустилось на щёку. Очень хотелось ответить, но Танька отчего-то замерла, чувствуя только собственное сердцебиение и мурашки, бегущие по шее сзади. Ей на плечо легла Женькина ладонь. Как-то непередаваемо легко и нежно коснулась кожи через тонкую ткань. Пальцы, разбредаясь, провели щекотные дорожки сначала к спине, потом обратно. К самому шву ворота. И ненавязчиво остановились на самой лямке лифчика. Максим тем временем успел подобраться к Танькиным губам и затянуть их в глубокий поцелуй. Танька плавилась. От Максимовой настойчивости и Женькиной дразнящей нежности. Женька уже ненавязчиво сдвигала в сторону и ткань Женькиного воротника, и плотную резинку лямки. Максим немного отстранился, продолжая задевать Танькин кончик носа своим. Он был всё ещё слишком близко, но Таня хотя бы могла дышать, выпуская воздух между раскрытыми губами. И потянуться руками одновременно к его животу и Женькиной талии тоже смогла. Стало очень жарко. Как на вулкане. Хотя и когда и кто из них бывал на вулкане? И вообще — какой есть способ совладать с жарой? Только раздеться… Женька сама сняла с себя блузку. Пуговицы расстёгивать уже не было надобности. Только непередаваемо медленно оголить тело. И было в это медленном оголении что-то запретно-волнующее — совсем не такое, как шутливое дёрганье Таньки сразу всего пуговичного ряда. Рука Максима стала беззастенчиво проходиться по Танькиной талии, норовя нетерпеливо сжать плоть. А потом Максим и вовсе взялся за её подол, свернувшийся комом у самых ягодиц, и дёрнул вверх. Таньке оставалось только ощутить животом мурашки от внезапной комнатной прохлады и задрать руки. И остаться совсем без платья. Взгляд Максима расстроился — будто он не мог решить, на кого из девушек смотреть и решил на время уйти в себя, чтобы не перегрузиться. Но руки-то помнили. Сами собой прошлись по девичьим спинам, особенно чётко останавливаясь на прогибах, переходящих в ягодицы. И, дабы не терять лишнего времени, дёрнули со спины вверх футболку. Свет на короткий миг погас, а мышцы живота по инерции сократились от прикосновения — Женькиного или Танькиного, непонятно. Два полностью обнажённых тела прильнули к нему с обеих сторон. По всему телу подступила нетерпеливая, жёсткая волна. Женькины губы знакомо сомкнулись на мочке уха, вызывая физическое желание наклониться к ней ближе, пока резкая волна не уляжется в теле. Танькины губы робко и влажно легли на его щёку. Максим почувствовал себя большим. А двух девушек, ласкающих его — очень маленькими. Если сжать объятия чуть сильнее, то кажется, будто можно и раздавить от большой любви. Но Максим не будет этого делать. Поначалу касания к своему телу разделить сложно — они сливаются в единую волну, несущуюся по телу и поднимающую член эрекцией. И то, что узкая Женькина ладонь легла ему на глаза, закрывая от комнатного света, задачу не облегчала. Но постепенно Максим смог настроиться. Плавные и ровные движения — Женькины. Её рука уже много раз исследовала и знала всё его тело. А вот рваные и будто пугливые, зайцами перескакивающие с одного места на другое — Танькины. Очень заметные, на самом деле, на Женькином фоне. И очень волнующие. Будто скромные. Тело нагревалось всё сильнее. Чтобы не задохнуться от этого жара, Максим сгрёб Женькину ладонь с лица. И упёрся в её очень близкий, очень шальной взгляд. Заставивший приятно приподняться волоски на затылке. Максим раньше не припомнил у Женьки такого. Будто бы для того, чтобы он не успел его запомнить, горячая рука Таньки скользнула по его щеке и осторожно, но требовательно развернула его в другую сторону. В сторону Таньки. Её лицо показалось Максиму тоже не слишком знакомым. Такое напряжённое. Серьёзное. Сосредоточенное. Почти злое. И потому нежное и торопливое касание к своим губам оказалось для Максима неожиданным. Но от того не менее приятным. Захотелось сразу получить всю её нежность. И Женькину тоже. Наверное, Женькину даже сильнее. Максим приник губами к её шее. К ключице. К груди. Не переставая одновременно поглаживать грудь Танькину. Ощупью оценивая её размер и тяжесть. А когда он потянулся к самой Таньке, лицо той уже изменилось. Приоткрыв покрасневшие губы, она смотрела на него снизу вверх. Ресницы её чуть опустились, отчего в радужке исчез блеск, только тень манила к себе. Максим инстинктивно потянулся ей навстречу, но Танька неожиданно отстранилась. Потому что, продолжая неотрывно смотреть ему в глаза, стала опускаться на спину. Крупные груди колыхнулись, расползаясь чуть по сторонам. Живот на вдохе запал. А складка между бёдер очертилась особенно ярко. Максим на автомате перевёл взгляд на Женьку, оглаживающую его живот, но так обидно не спускающуюся к напряжённому паху. А вторая её рука настойчиво и сильно легла на затылок. Секундой вжалась в него, заставляя наклонить голову вперёд, а потом змеёй-искусительницей как ни в чём не бывало скользнула вниз, к напряжённым лопаткам. Та рука, что оглаживала живот, коротко прикоснулась к головке и до раздражения быстро скрылась где-то вне недр Максимова сознания. И всё внимание его волей-неволей сосредоточилось на Таньке. Всё её тело вздрогнуло, когда Максим склонился сверху. Она замерла, поднимая на него глаза. Теперь в них появился свет. Вместе с нетерпеливым блеском. Бёдра Таньки автоматически не разъехались, когда Максим надавил на них коленом. Только чуть расслабились, оставляя между собой узкую полоску свободного пространства. Вроде бы и не хотела его останавливать. Но и не спешила подчиняться. Впрочем, таким Максима и не остановишь — он легко расставил собственные ноги, сжимая коленками Танькины бёдра. Так тоже можно войти. Тем более, когда светлая Женькина ладонь мелькнула из-за спины и обхватила пальцами ствол, чуть потягивая и скользя то к основанию, то к головке. И размазывая влажным звуком смазку. А потом, не спрашивая, эта ладонь перелегла на Танькино бедро, вжимаясь в плоть тонкими пальцами. Вдох у Таньки получился рваным, как если бы лёгкие заполнялись воздухом частями. И будто заполнялись они, координируясь с Женькиным нежным движением к животу. У Таньки внутри что-то вопило, словно от неправильности. И в то же время что-то другое, гораздо более сильное, разливалось по телу сладостью и ожиданием. И почему-то именно её присутствие будто расслабляло и снимало с Таньки всю ответственность. И она потянулась к губам Максима. Которые так резко накрыли её собственные, что Таньке пришлось вжаться затылком в ткань дивана. По телу её прошла дрожь. И стало странно холодно. Вроде кожа ощущает жар, а внутри всё сжимается от озноба. Она не сразу поняла, что Максим уже в неё вошёл. Просто напряжение в промежности вдруг отпустило. Или не отпустило, просто получило вожделенную наполненность. Которая очень быстро прошла — Максим вышел. Чтобы погрузиться в неё снова. У Таньки замирало сердце и всё остальное. И почти сразу начало бухать. Там, где они соединялись с Максимом. Радость стала подниматься и струиться по всему телу. Волнами через кровоток. Таня зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на дыхании, чтобы сохранить остатки разума. И почувствовала очень ласковое, мягкое прикосновение к своей щеке. Не Максимово. Тонкие пальцы изгибами фаланг и подушечек прошлись по губам. Почти электрическими разрядами — кожа стала очень чувствительной. А Максим стал двигаться быстрее. Со вздохом Таня открыла глаза и увидела перед собой Женьку. Та успела лечь рядом с ней, а сама Таня — развернуться к ней. Максим двинулся особенно резко и приятно, и Таня инстинктивно сжала чужую ладонь, глядя в очень голубые глаза. Которые её почти загипнотизировали. А потом глаза исчезли. Потому что Женька ткнулась влажным поцелуем ей в губы. От этого всю Таньку потянуло куда-то вниз. Навстречу Максиму. Она сжалась, плотнее обхватывая член и чувствуя каждое его мельчайшее движение. Такое острое и приятное. Такое нужное. Почти как рука Женьки между ними, оглаживающая её напряжённую грудь и плавно скользящую к животу. Чтобы потом вернуться обратно. Таньке вдруг резко не захотелось выпускать Максима. Захотелось стать ещё ближе к нему. Сжать. Стиснуть. Слиться. Она машинально вцепилась в его плечи и застонала. А тот вдруг стал двигаться медленно, почти остановился. Отчего Таня почувствовала резкий толчок во влагалище. Потом ещё один, какой-то мучительно-протяжный. А потом Максим, ко внутренней её радости снова возобновил движения. Дыхание перебило. Внутри напряглось абсолютно всё. Замерло. А потом между ног взорвалось так резко, что пульс стал отдаваться в ушах. И каждая клеточка тела будто перевернулась, а потом заняла нужное положение. Таньке стало расслабляюще-жарко. А Максим уже отстранился от неё, встав на колени и очень резко и шумно дыша. Глаза его были открыты, но вряд ли он кого-то видел. Губы хватали воздух. Потом взгляд его зацепился за тонкое, лежащее рядом тело, кокетливо закинувшее ногу на Танькино бедро. А успокаивающе-ласкающая ладонь переползла с Танькиной талии на свою грудь. Сжала её, отчего розовый сосок мелькнул между пальцами. А когда ладонь разжалась, то оставила после себя красноватые следы. Женька стала казаться ему чуть ли не развратной — с этой её шальной улыбкой и манящими, полуприкрытыми глазами. И с тем, как светло-розовый язык размыкает набухшие губы. Наверно, особенно ярко для Максима это оттенялось тем, что рядом с ней лежала, тяжело дыша, Таня, в которую он только что едва не кончил. Женька была уже сильно возбуждённой. По крайней мере, войти в неё получилось легко и почти сразу до конца. Женька застонала, прикрывая глаза и упираясь ладонями ему в грудь. Не отталкивая, но будто стараясь почувствовать его тело. И сильно сжала ноги вокруг его бёдер. А у Максима сама собой взялась высокая скорость — напряжение после Таньки ещё не успело спасть — только затаиться. И теперь снова набирало мощности, когда попало в знакомое лоно. Максима дёргало и трепало. Наверное, сильнее, чем за всю его жизнь. Женька казалась ему лучше всех. И Танька тоже. И вообще всё, абсолютно всё внутренне трубило о своей крутости. О том, что всё в этом мире прекрасно, и ещё прекраснее быть просто не может. Женька обвивала его руками. Влажно дышала в шею. Щекотала его по спине и хваталась за пояс. Стискивала ягодицы. Целовала в ухо, отчего по телу шёл жаркий озноб. Или всё это была Танька? Хотя какая уже разница — когда плотный узел в паху наливается и грозит лопнуть в любую секунду? Предупреждающие волны уже начинают накрывать тело. Женька стонет подозрительно в такт с ними — наверное, у Максима изменился ритм. Он сам не чувствует. Только напряжение. Только маяту. Только… Кажется, его оглушило. Это вся внутренняя сила, вся энергия разом и бесповоротно покинула его тело. Оставив после себя только щемящее блаженство и разливающееся счастье. Оказывается, не самого широкого дивана вполне себе может хватить на троих. Особенно если забить на любое личное пространство и просто прижиматься друг к другу. Чтобы тела стали немного общими. Чтобы общей стала тишина. Чтобы мысли беззвучно, но всё же текли бы в одну сторону. Уже темнело. На квартиру опускалась ленивая тишина. И вставать не хотелось. Очень скоро и время было узнать невозможно — настенные часы рассеялись без солнечного света. Оставалось только слушать общее дыхание и погружаться, растворяться в нём. *** Ещё никогда в жизни Танька не была такой осторожной и тихой. Даже когда мама приходила с тяжелого ночного дежурства и всем своим видом, что было ей совсем не свойственно, демонстрировала намерение отправить в мир иной того, кто потревожит её сон. Даже тогда Танька вполне могла себе позволить наступать на полную стопу и передвигаться с высокой скоростью. А сейчас нет. Сейчас можно только делать по несколько шагов в минуту и только на цыпочках — пол в этой квартире очень скрипучий. И очень холодный. Стиснув зубы, Танька как канатоходка пробиралась по коридору. В руках, словно для равновесия, ком собственной одежды. По крайней мере, Танька надеется, что ком именно её, потому что в ночи не сильно видно. А включать свет нельзя — свет сразу же разбудит Максима с Женькой. Как и скрип. Поэтому скрипа Танька очень старается не допускать. Одеваться приходится в прихожей и тоже в темноте. Танька только надеется, что не напялила платье наизнанку. Хотя, по большому счёту, какая разница — всё равно на улице ночь. Главное препятствие — дверной замок, который может громко щёлкать. Поэтому пару минут, прежде чем открыть его, Танька прислушивается к тишине и настраивает внутреннюю скорость. Наконец, задерживает дыхание и одним махом дергает ручку, выскакивает на лестницу и, кое-как захлопывает дверь. Внутренне надеясь, что воров сейчас поблизости нет, и они не будут красть ни Максима, ни Женьку. Не чуя ног, несётся по лестнице вниз — хорошо, что она освещена и можно не бояться сломать себе что-нибудь. Или сломать кого-нибудь. Хотя последнее Таньку и не очень заботит. У неё колотится сердце и кажется, будто её преследуют. Оказавшись на улице, она тяжело дышит. От бега. И от радости. Но на неё тут же накидывается холод. Он же и освежает голову и сердце. В освещённой фонарном свете ночи Таньке становится чуть спокойнее. Все мысли и чувства отступают на второй план. Сейчас надо просто идти домой. Просто. Идти. Домой. И Танька идёт. И как-то странно смотрятся обычные кусты, деревья и тропы. Словно из параллельного, словно фантастического мира. Который стоит вокруг Таньки стеной и движется вместе с ней. Хочется быстрее домой. Быстрее к себе. Зарыться под одеяло и уткнуться носом в стенку. Одной. И чтобы уличная темнота оставалась за дверью. Как и все мысли. Просто. Спать. * С Днём Рождения тебя. Глава 15. «Тройственный союз» Ролик ей не нравился. И предыдущий тоже. И тот, что был до него. Но всё равно Таньке приходилось каждый раз принимать телефон Матвея и выдавливать из себя что-то одобрительное. Хотя с каждым разом делать это было сложнее и всё меньше энтузиазма звучало в её хмыканье. Но Матвей этого, кажется, не замечал. Только на последнем, когда у Таньки просело всё терпение и она позволила себе более-менее честную реакцию, вырвал собственный телефон из её рук. Так, что Танькина ладонь беспомощно повисла в воздухе. Танька со злостью глянула в сторону парня. Тот, что-то бормоча, злостно тыкал в экран. Танька захотелось психануть на него. Ещё бы — заставить её смотреть абсолютно скучные и несмешные ролики, а потом беситься с того, что они ей не нравятся. Она обязана что ли любить то же, что и он? И вообще, с какой стати он не спрашивает, что ей самой интересно, а только долдонит своё? Всё это, наверное, Танька и высказала бы. Если бы волну злости не сдержало то, что дальше последует. Нет, насилия она не боялась. Матвей был совершенно не из тех, кто выглядит милым, а на деле — домашний тиран. Но вот того, что Матвей может её прогнать — вполне себе возможно.