И тогда ей будет абсолютно некуда будет деться. Домой идти — не вариант, там может быть Женька. А больше некуда… С Женькой они избегали друг друга с того самого дня. Просто, проснувшись утром в их комнате дома, Танька обнаружила пустоту. И фотоаппарат на столе. Около которого та самая фотка — Женька и Максим. Наверное, Женька так хотела показать, что они с Максом — пара. И нечего Таньке чего-то там думать. Это всё просто последствия алкоголя. Так что забирай подарок и вали. Дома, конечно, начали замечать их с Женькой разлад. Не то, чтобы сильно докапывались, стыдили или старались мирить. Просто чувствовать, как все чувствуют «не то» — такое себе удовольствие. Поэтому Танька старалась проводить там поменьше времени — не хватало ещё родственных расспросов. Да и что на них отвечать? Мне нравится парень сестры, и вообще у нас троих был секс? Почему-то Таньке был особенно стыден этот момент. Слишком уж проклятая калька на родительские отношения. Будто кривое зеркало и абсолютно никакого личного выбора. Так что Таньке пришлось улыбнуться Матвею и сказать, что она просто хочет заняться уже чем-нибудь другим. Тот вроде оттаял, отложив телефон в сторону. А Танька не уставала убеждать себя, что она и в Матвея сможет влюбиться. И даже сама в это в какой-то мере верила. *** С Женькой они в этот день всё-таки пересеклись. Несмотря на позднее возвращение Таньки, сестра ещё не спала. И даже не лежала в кровати, как обычно, делая вид, будто спит. А сидела за столом, склонившись в свете ночника над книжкой. Танька от неожиданности вздрогнула и машинально дёрнула дверь комнаты на себя. Но не закрываться же, в самом деле, убегая обратно в подъезд. Да и время уже позднее — в квартире все улеглись спать. Куда податься? Не будить же. Ладно. Это должно было однажды произойти. Напустив на себя независимого вида, Танька зашла в комнату и, бросив рюкзачок-сумку на свой диван, принялась в нём рыться. Телефон, конечно, как обычно был в специальном кармашке. Но Женька-то этого не знает. Так что можно его немного поискать. А она пусть уходит, если хочет. Найдя, можно сделать вид, что набираешь на нём крайне важное сообщение. Даже если на деле просто тыкаешь пальцами куда душа прикажет. Главное — собрать волю в кулак и не коситься на сестру. Если ей приспичило читать дурацкую книжку в ночи, то пусть читает. — Тань… — вдруг раздался её голос. Танька сама не ожидала, с какой готовностью она подняла взгляд на Женьку. А мозг принялся сотни раз за долю секунды повторять это её «Тань», пробуя его на вкус и пытаясь уловить все оттенки звучания. Судя по предварительным, и возможно ложным выводам, злости или обиды в нём не прозвучало. И сердце Танькино против воли зашлось в радостном скаче. — Что? — с готовностью выпалила она, во все глаза глядя на Женьку и боясь рассмотреть признаки злости в её образе. Их не было. Но мало ли. Женька потупилась, поглаживая пальцем стопку вроде как прочитанных книжных страниц. И перетирая их между собой. — Ты как? — тихо спросила Женька, несмело возобновляя зрительный контакт. — Вроде ничего, а ты? — на автомате отозвалась Танька, будто ей задали чисто дежурный вопрос о состоянии. Женька, не ответив, снова потупилась. Танька ощутила себя глупой. И стала судорожно подбирать слова, которыми можно было бы прервать паузу. И которые совершенно отказывались подбираться. Даже Женька ничего не ответила. Только опустила глаза и взяла в руки несчастную книжку. Стала поглаживать корешок и подцеплять ногтями книжные странички. Танька от этих её неспешных движений немного загипнотизировалась. Наконец, Женька хлопнула ладонями так, будто собиралась поаплодировать, но тонкая книжка помешала. Но шлепок всё равно получился громковатым. Танька от неожиданности хлопнула глазами. — Ты очень злишься? — решительно выпалила Женька, как если бы она ныряла в воду. И подняла на сестру чистые, почти прозрачные глаза. — Я? Нет! — кажется, Танька успела даже вытянуться по струнке, отвечая. Честно говоря, она была растеряна. Потому что ждала от сестры ревности. Или демонстративного игнорирования. Или попытки «поставить на место». Но никак не тихих, извиняющихся ноток. — Тогда почему ты меня избегаешь? — с горечью и грустью поинтересовалась сестра, всё ещё вертя в руках книжку. И Таньке очень сильно захотелось хлопнуть её об стену. Не сестру. Книжку. — Я не избегаю… — беспомощно пробормотала она, опуская глаза. Ей-то казалось, что они с Женькой друг друга избегают взаимно. Женька, наконец, отложила несчастную книжку и подняла голову. С минуту молчала, глядя на сестру. И той почему-то было боязно встречаться с этим взглядом. Что он в себе принесёт? Но природное любопытство победило, и Танька всё-таки подняла глаза. Взгляд Женьки показался ей очень взрослым и серьёзным. Даже у мамы не всегда такой получался. И Танька против воли почувствовала себя мелкой. — Просто меня… нас… — вдруг сказала Женька, и слова совершенно не увязались с её независимым видом. — За что?.. — растерянно выдохнула Танька. Хотя со стороны по её тону и могло показаться, что она издевается этим вопросом. Танька умела. Женька закусила губу и торопливо зажала её большим пальцем — ладонь очень быстро метнулась к лицу. Таньке показалось, что глаза у неё неестественно блеснули влагой. От этого её будто дёрнуло током. Она подскочила на ноги, не обратив внимания, как рюкзак коротко бухнулся на пол. И даже сделала к Женьке шаг. После которого растерянно замерла. Теперь она была выше сестры — в кое то веке. И не важно, что лишь потому, что Женька сидела. Они снова встретились глазами. Слезинка у Женьки так и не выкатилась. А Танька, ощутив на себе прилив нежной жалости, обняла её. Руки легли на лёгкие, прохладные волосы, лежащие по спине и плечам. В Танькино плечо уткнулся покатый лоб. И чужое дыхание защекотало кожу возле горла. А потом Женька обняла её в ответ, очень сильно стиснув руки на талии. По телу разлилось приятное тепло. И его перестало сковывать. Оказывается, всё это время Таньку будто изнутри стягивали холодные оковы. А она даже не замечала. Пока не почувствовала, какого это — оказаться без них. Расцепляясь, они неловко и больно столкнулись запястьями. Танька поморщилась, а Женька ощутила неприятную лёгкость освободившегося запястья — резинка, сдерживающая порыв бусин, безнадёжно лопнула. Долю секунды круглые бусинки ещё держались на честном слове, но, ощутив всю прелесть свободы, сразу посыпались на пол короткими тихими очередями. Женька разочарованно вздохнула. Браслет был двойным, и вторая часть была у Максима. Ещё подумает, что Женька специально от него избавилась. Хотя если только заметит. Да и, по большому счёту, это небольшая заноза в согревающейся душе. Они сидели на Танькином диване. Рюкзак так и валялся на полу, и никому не было до этого никакого дела. Вместе с раскатившимися весёлыми бусинками. Стемнело окончательно, и свет в комнате рассеивала только настольная лампа. Которая сама была не очень яркой, а украшала мир только желтоватым, ленивым светом. Из-за его неровных теней комната стала казаться меньше. Уютно. Через окно можно смотреть на тёмное небо и представлять, что там сейчас происходит что-то интересное. Например, за ними подглядывают инопланетяне и фиксируют что-то на своих приборах. Или затягивают кого-то — но не их — в свои космические корабли. Обе сидели, подтянув коленки к груди, и молчали. Но уже не тем напряженным молчанием недосказанности. А скорее общей на двоих тишиной. — Ты, значит, не обижаешься? — в очередной раз спросила Женька, искоса поглядывая на сестру. Та едва успела прикусить себе язык — психовать совершенно не хотелось, но и убеждать Женьку в том, что никто на неё… на них никто не злится — утомило. — А ты? — вдруг, неожиданно для самой себя спросила Танька. И запоздало подумала, что Женька могла и напрашиваться на такой вопрос. Они встретились серьёзными взглядами. И Танька отвела глаза первой. — Я? — задумчиво ответила Женя. — Ты знаешь… Я, по-моему, даже рада. Танька вскинула на неё удивлённый взгляд. А Женька только с улыбкой повела плечом. — Я, конечно, ни на чём не настаиваю… — она вдруг покраснела и стала теребить край шортиков, закатавшийся толстым жгутом. — Подожди… — попыталась Таня уложить в голове разрозненные слова сестры. — Ты меня к вам зовёшь, что ли? — А почему тебя это так удивляет? — сразу насторожилась Женька чужой интонации. — Ну… не знаю… — растерялась Танька. — Ты мужика-то своего сначала спроси. За дурашливым несерьёзным тоном она попыталась скрыть крайнюю степень смущения. Но Женька, кажется, не обратила на эту фразу никакого внимания. А вот на тон обратила. — Почему тебя это так смущает? — «взяла быка за рога» она. Под пристальным взглядом Танька догадалась, что отшучиваться и юлить не получится. И постаралась придать разрозненным мыслям в голове хоть какое-то подобие порядка. — По мне это всё равно странные отношения! — в конце концов выпалила она. У Женьки заметно поползли вверх светлые брови. Танька смутилась. Повисла тишина. Которая будто снова отдаляла их друг от друга. Чувствуя её звон, Танька снова испугалась. Что навсегда так и останется в этой тишине. Одна. Совсем одна. — Тебе ведь нравится Максим, — Женька не спрашивала, а констатировала. — И ты ему тоже. Так в чём проблема? — В том, что он — твой парень, — пробурчала Танька. — Я в курсе, — издевательски холодно отозвалась Женька. Тишина стала колоть ещё сильнее. Танька всё бы отдала, лишь бы она исчезла. И в то же время понятия не имела, что для этого нужно сделать. Женьке, как старшей, снова пришлось брать инициативу в свои руки. Как бы опасно это ни было. — Тебе не нравятся отношения как между нашими родителями? — Не в этом дело, — тихо пробормотала пристыженная холодным тоном Танька. — Просто… Их же надо скрывать, — она большими глазами посмотрела на сестру. — Ты вспомни, как всё детство нас только и делали, что дрессировали, кого нужно называть мамой. Я лет до шести вообще путалась, что такое «мама». И почему дома мама одна, а в других местах может быть и другая. Мне иногда казалось, что если мамы две, то и меня тоже две… А потом нам нельзя было приводить домой друзей. И опять же — в разговоре следи, чтобы не сказать «Лера»… И как вообще её для других обозначать? Не знаю как тебе, а мне всё время приходилось фильтровать, что, когда и кому говорить. По-моему, меня от этого долго считали тормозом… Танька наткнулась на сочувственный Женькин взгляд и выдохнула. Женька помолчала. Но уже не тяжело, а больше давая сестре шанс продолжить. Но та вроде высказала всё, что лежало в груди. — Не знала, что ты так всё это переживала, — извиняющимся голосом отозвалась Женька. — У меня было по-другому. Для меня это всегда была какая-то игра, секрет, который приятно хранить от чужих… Наверное, тяжко? От сочувствия, скользнувшего в её взгляде и голосе Таньке захотелось плакать. Не из-за обиды. Просто от пронизывающего её чувства принятия и понимания. — Да нет… — торопливо отозвалась она, чуть смущаясь. — Уже нет… Женька кивнула. А потом бодро продолжила, накрывая Танькину ладонь своей. — Давай так, — подытожила она. — Пока эту тему оставим. Недели на две. А там просто говори: да или нет. В любом случае на тебя никто в обиде не будет. Но прими это решение сама. Танька посмотрела на сестру и внутренне восхитилась. Когда она научилась так выруливать сложные вопросы? А сестра тем временем улыбнулась. — И мой «мужик» против не будет. Но если захочешь его у меня просто увести… — Женя сделала многозначительную паузу. — Я тебе глотку перегрызу. Такая милая улыбка и такие страшные слова. Танька против воли прыснула. И, собравшись, ответила — всё-таки юморить тут можно не только Женьке. — А ему что — не перегрызёшь?