Семейные чаепития пару раз в месяц становятся, наверное, почти единственным досугом, который ещё можно назвать семейным. В смысле, когда собирается вся семья. Так-то папа периодически приходит помогать с мелким ремонтом в съёмную квартиру. А мама всё грозится прийти убираться, иначе чужая квартира превратится в Нарнию. Но потом обычно сообщает, что «щас тебе — убирайся сам» и ограничивается телефонными звонками. Так что у Максима нет причин отлынивать от выходных в родительской компании. Лиса поставила чашку на стол и задумчиво посмотрела в окно. — Она красивая, — будто свету вечерних фонарей сообщила она. Раз «красивая», значит видела мама его с Женей. Просто Таня в глазах общественности, а иногда и в собственных — обычная. И Максиму за неё немного обидно. Но сейчас этого лучше не показывать — наверное, не время полемики о том, что такое красота. — Как её зовут? — с интересом подключился Игорь, откусывая, наконец, несчастный крекер. — Таня, — непонятно кому назло соврал Максим. И дальше подвергся небольшой вопросной экзекуции на тему где учится, как познакомились и вообще, почему раньше не сказал. — У нас пока несерьёзно, — пробурчал Максим и тут же почувствовал боком взгляд отца с оттенком упрёка. Он, не скрывая, был из тех, кто против несерьёзных связей. И, наверное, Игорь собирался свою позицию непременно озвучить и привести весомые аргументы в её пользу, если бы не вмешалась Лиса. Обращаясь вроде к Максиму, но хитровато поглядывая на Игоря и медленно помешивая ложкой уже остывший чай, она проговорила: — Оно сначала у всех несерьёзно… А потом — бах! — и сидишь в машине. И ждёшь, пока любовь всей твоей жизни сбежит к тебе от злобного дракона. Максим не понял смысла сказанного, а вот Игорь — очень даже. Пару секунд они переглядывались с Лисой, словно решили устроить беззвучную и безжестовую дуэль. Победителей в которой не было — оба почти одновременно расцепили зрительный контакт и уткнулись себе в кружки. Синхронно и очень похоже улыбаясь чему-то своему. И Максим не признался себе, но немного позавидовал этому умению вести диалог даже не взглядами, а чисто мыслями. — Ну… в итоге ведь дожидаешься, — пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку отозвался Игорь. И развернулся к Максиму: — Ладно. Но не затягивай со своей несерьёзностью. Тот кивнул. И сдержал рвущийся наружу вздох. Если отец так себе относится к несерьёзным отношениям, то как он может отнестись к нестандартным?.. *** Солнечный свет ровной полоской ложился Таньке на щёку и волосы, рождая в них тёплый, почти каштановый перелив. Она щурилась, встряхивала головой, но пересаживаться даже не думала. Уж слишком ей нравилось именно это место в электричке — у окна, лицом по ходу движения. Чтобы по правую руку сидел Максим, а напротив — Женька. Правда, не совсем напротив. Танька всё-таки оттеснила её чуть дальше от окна. Не из душевной вредности. Просто из соображений личного комфорта. Сидеть с опущенными ногами Таньке никогда не нравилось — всё время хотелось задрать их куда-нибудь повыше. Поэтому в школьные годы за домашним заданием её любимой позой всегда была «американская» — чтобы боком к столу, а скрещенные ноги закинуть на угол. За что она вечно получала от матери-медика нагоняй и обоснованную лекцию о том, почему из-за подобного сидения можно заработать сколиоз, склероз и лёгкое слабоумие. Но привычка — вторая натура, а шибко «сильноумной» Танька не была никогда, так что эти лекции проходили безвозвратно мимо. И теперь она, наступая носками на задники ботинок, скинула туфли — всё равно сегодня жарко. Настолько, что они с Максом и Женей дружно решили ехать загород на речку. Танька потрясла начавшими было затекать лодыжками и приподняв их, уперлась пальцами в сиденье напротив. На котором сидела Женька. Плотно упёршись правой лодыжкой в чужое голое бедро — на сестре сегодня сверхкороткие шортики, которые вполне сойдут и за низ купальника, если вдруг Женька забыла облачиться в трусы. Женька глянула на неё неодобрительно. Она всегда так смотрела, если, по её мнению, младшая делала что-то не так. Но и в детстве Женька для неё особым авторитетом не была, а с возрастом у неё и вовсе, кажется, не осталось авторитетов. Так что Танька начала ещё и подталкивать Женьку, намекая, что той на мешает и подвинуться. Всё равно на их «шестёрке» сидений никого больше нет. Но Женька в ответ только двинула бедром, сильнее вжимая чужие стопы в пластик поезда. Танька решила не сдаваться, а наоборот, усилить физическое воздействие. И, набравшись наглости, закинула обе ноги Женьке на коленки. Очень, кстати, удобно. Лицо той непередаваемо вытянулось, а возмущение, кажется, застряло на подступах к горлу. Только розовые губы собрались небольшой буквой «О». Но Танька не успела толком этому порадоваться. Потому что совершенно неожиданно почувствовала, как теряет опору. Нет, кое-какая оставалась. Но это было больше не мягкое, нагретое Танькиной попой сиденье электрички. А чужие руки под коленками и на спине. Ладно, не совсем чужие — это были руки Макса. Которые совершенно против Таниной воли забирали её с насиженного места. Коротко вскрикнув, она замерла, группируясь. От неожиданности даже не сразу сообразив, что в их с Женькой «разборки» до этого никто особо не лез. Вообще Максим планировал пересадить Таню на крайнее сиденье — около себя. Но с непривычки не рассчитал силы, и пришлось усадить её к себе на коленки. Танька, поняв, что её больше никуда не перемещают, развернулась к Максиму. И послала ему полный предельного возмущения взгляд. Возмущаться вслух не стала — в вагоне всё-таки был народ. Но постаралась двинуться у Максима на коленях так, чтобы в отместку задеть его чувствительное место. У неё этого не получилось, но попытку Максим оценил, так что за талию зафиксировал её на месте. Женька победоносно на неё посмотрела, отчего у Таньки прилила к лицу вся кровь. Надо же, Максим встал на её сторону, а не на Танькину. В принципе, конечно, объяснимо. Но всё равно не очень приятно. А Максим ещё, как назло, начал прикалываться, покачивая её на коленках, как покачивают малышню, играя в «лошадку». Ещё бы языком поцокал, придурок. — Перестань, — сквозь зубы шикнула Танька. Видимо, по её тону Максим понял, что продолжать игру бессмысленно, и остановился. И даже выпустил из рук разом как-то задубевшую талию. Почувствовав свободу, Танька не стала ни на секунду задерживаться на чужих коленках и, собрав в кулак всю свою ловкость, переместилась на свободное сиденье около Максима. Может, надо было бы уйти вообще на соседний ряд — там было как раз свободно. Но Танька решила подождать и использовать этот приём в крайнем случае. А пока просто сидела рядом с прямой спиной и гордо демонстрируя всем своим видом недовольство. Женька с Максимом тоже ничего не говорили, косясь на неё. И Таньке это очень даже нравилось — иногда приятно поиграть в обиженку. Что она несколько минут и делала. Даже демонстративно не закидывая ног на впереди стоящее сиденье, а держа их плотно и чопорно сжатыми. А потом вспомнила, что до сих пор так и осталась разутой, и в случае вынужденной капитуляции шлёпать по вагону ей придётся босиком. Что по большому счёту не радовало — всё-таки мама-медик смогла привить некие нормы гигиены. Танька глянула вниз, на свои голые ноги. Шевельнула пальцами с блестящим синим лаком на ногтях. И коротко глянула в сторону Женьки с Максимом. Которые синхронно отвели от неё глаза. Потом посмотрела обратно на голые стопы. И выцепила под окном свои одинокие туфли. В голове начали созревать варианты, как бы их достать и не запачкаться. Не прося помощи Макса с Женькой. Один вариант, конечно, краше другого. Решив, что по спинке сиденья она всё-таки не пойдёт, Танька решительно глянула в сторону цели. Максим с Женькой снова переменили направления взглядов. А Танька, внутренне осенив себя знамением, решительно встала на прохладный пол. И, приподнявшись на цыпочки, двинулась к брошенным обуткам. По пути толкнула коленки Максима. Потом коленки Жени. Не будут отращивать свои ходули и выставлять их в проход. Добравшись до цели и стоя лицом к окну Танька, глядя только на своё суровое отражение, обулась. И, встав на полную стопу и делая вид, что налипший сор ей совсем не колется, развернулась и решительно двинулась обратно. Сначала пихнув Женькины коленки. Потом Максимовы. И, наконец, победно усевшись на край последнего в ряду сиденья. Всё это в полной тишине. Первым не выдержал Максим. Предательский смешок вырвался из его горла в попытке хоть как-то осмыслить ситуацию. За ним засмеялась Женька. Тихо и сдавленно, чтобы не привлекать излишнего внимания полупустой электрички. И последней, наконец, не выдержала Танька. Глядя на смеющихся Макса с Женькой, она против воли попыталась представить всё их глазами. И не смогла не развеселиться. Наметившаяся было обида растворилась в этой картинке. А ещё она почти решила, что ведёт себя глупо. И от этого ещё сильнее рассмеялась. Максим выдохнул. Кажется, начинающаяся было ссора растворилась в мелькающих за окном пейзажах и солнечном свете. Признаться, она взбодрила его — как если бы кто-то пощекотал спокойные до этого нервы. Всё-таки, когда всё ровно, гладко и почти идеально — это временами скучно. Не те, чтобы Максим был поклонником эмоциональных качелей, но иногда кровь хочется и взбудоражить. Женька так не умеет — от неё хоть каких-то вспышек за два года отношений ещё не было. Видимо, не её формат. Это формат Таньки. Который, наверное, уже успел свести бы Максима с ума, не будь в этих отношениях третьей «уравновешивающей» стороны. Голос из динамика равнодушно объявил, что следующая остановка — их. Женька потянулась и заранее привстала — мышцы немного сковало от однообразной позы, ведь в отличие от сестры она метаниями между сидений не занималась. Так что Женя не преминула возможностью по приличному поводу встать и, не спеша, двигаться к в сторону выхода. Конечно же, качнувшись от толчка притормаживающей электрички и цепляясь за спинку сиденья. Координация у неё с возрастом не улучшилась, а вот любовь к обуви на каблуке осталась — даже если это лёгкие летние босоножки. Мама до сих пор удивляется, как при таких вводных Женька ещё не переломала себе ноги. На что папа флегматично отвечал: тот, кому суждено быть повешенным, не утонет. А Женька просто привыкла к приподнятой пятке и не могла представить, как Таньке было удобно ходить на плоском ходу — назад ведь заваливает. Электричка плавно остановилась и механически лязгнула дверями. Максим, закинув на плечо их общий рюкзак, уже нагнал девчонок в едва не закрывшемся прямо перед носом тамбуре. Но девчонки выходить не спешили, даже бойкая Танька, которая уже могла бы быть на полпути к речке. И Женька никуда не спешила, только держалась рукой за поручень. На него девушки не смотрели, а судя по положению их голов, взгляды устремлялись куда-то вниз. Максим начал догадываться, в чём дело. И подошёл вплотную к Танькиной спине — за Женькой всё равно ничего толком не разглядишь. Так и есть. На станции нет платформы. Судя по мятой и редкой траве среди обширного тёмного пятака, она когда-то была. Но то ли провалилась под землю, то ли её просто хотели менять и в процессе перехотели. Так или иначе, путь до земли был не близким. А время стоянки ограничено. Чувствуя себя незаменимым спасателем, Максим протиснулся между Танькой и Женькой, тихо переговаривающихся и явно не решающихся ступить на не слишком надёжные, судя по виду, ступеньки. Кажется, Танька предлагала поискать парашюты. Что ж, Максим справится и без них. Отважно дойдя до нижней ступени, он на всякий случай схватился за лямку рюкзака, болтающегося за спиной. Расстояние до земли небольшое — по виду не больше метра. Хоть Максим и никогда не мог похвастаться хорошим глазомером. Но грунт выглядит не так, чтобы надёжно. И вообще Максим не слишком уважает высоту, так что в лётчики его, скорее всего, не возьмут. Но нельзя же показывать этого перед двумя девушками, с надеждой — Максиму хотелось в это верить — глядящих ему в спину. Так что Максим сделал тихий вдох и, сгруппировавшись, ринулся вперёд. Опоры не было неожиданно долго, Максим даже неприятно поймал телом ощущение свободного падения. А потом земля неожиданно резко ударила его по пяткам. Больновато. Ещё и рюкзак противно ухнулся вниз. Надо было его, конечно, просто сбросить. Но может, так его полёт в глазах Таньки и Женьки выглядел эпичнее. Он развернулся, изобразив на лице победную улыбку. И уловил, что Женькино лицо, хоть и хочет оставаться спокойным, всё равно лучится приятием — видно по светло-голубым глазам, которые улыбаются будто собственной улыбкой. А Танька покачивает головой, закатив глаза, будто хочет сказать: «не выпендривайся». Но всё равно посылает ему довольно-хитроватый взгляд. От этого ноги перестают ныть в мгновение ока. И Максим, недолго думая, протянул к дверям раскрытую ладонь. Не самим дверям, конечно, а замершим перед ними девушкам. Первой за неё взялась стоящая ближе Танька. Маленькие пальцы глубоко легки Максиму на руку и скрылись внутри, когда тот сжал её. Танька в мгновение ока, ловко перебирая аккуратными ногами, оказалась на нижней ступеньке и остановилась, с сомнением поглядывая на Максима. Прыгать ли ей — чего не очень хотелось — или у Максима было иное решение вопроса. И оно у Максима было. Подхватив Таньку под круглые коленки и прижав её к себе, Максим оторвал девушку от опоры. Теперь она полностью была в его власти, беспомощно повиснув, вцепившись в его плечи и сопя где-то около макушки. Хотя беспомощность эта, скорее всего, кажущаяся — попробуй Максим сделать что-то не то, Таньку не остановит даже высота и риск грохнуться. Так что он просто аккуратно поставил её на землю и сразу потянулся к Женьке. Та уже сама дошла до нижней ступеньки и теперь в нерешительности замерла, очень сильно сжимая далёкий поручень. Лицо её напряглось, а взгляд рассеянно уставился непонятно куда в пространстве. Колени, кажется, чуть подрагивали одно о другое. Максим поспешил перехватить её за талию. И прежде, чем что-то сделать, крепко прижал к себе. Та коротко и смущённо улыбнулась ему и заставила себя выпустить металлическую опору. Женьку Максим тоже подхватил под коленки, но не как Таньку — солдатиком — а по-рыцарски, сидячим образом. И Женька преданно обхватила его за шею. Максим почувствовал лёгкий, немного пряный запах духов. Странно, что он раньше его не ощущал. У Максима чуть дрогнули бёдра, когда он приседал, высаживая Женьку. Но он не подал вида. Женькины босоножки коснулись земли и она, чуть замедленно поднялась на ноги. И сделала несколько «проверочных» шагов, прежде чем почувствовала себя уверенно. А Максиму очень хотелось снять со спины рюкзак. Но Танька уже, не спеша, двинулась к затерянной в высокой, густой траве тропинке. Женька пошла следом. И обе ожидающе развернулись к нему. Наверное, они были бы не против дать Максиму немного передохнуть. Но Макс решил не портить сильный и благородный образ. И, кивнув, двинулся следом за девушками. Пристроились они следом за небольшой разношёрстной толпой, сошедшей на этой же станции. Толпа уже успела уйти далеко, и на светло-синем горизонте, соединяющемся со спокойным салатовым люди виднелись уже размером не больше кукол. И Максим легко взял равнение на этих кукол — хоть те и становились всё меньше и меньше. Танька явно и не думала никуда спешить и ровно, почти по ниточке вышагивала по самому краю тропы. Зелёные головки растений охотно шлёпали её по лодыжкам, а сама Танька с интересом крутила головой по сторонам. Не сказать, чтобы открывающиеся пейзажи были чем-то для неё удивительным — обычные кустарники-деревья средней полосы России. Просто в компании Женьки и Максима всё смотрелось невообразимо радостным. — Тяжело? — «сочувственно» спросила она Максима, который мужественно пёр их единственную поклажу и приноравливался к её шагу. — Неа, — отозвался Максим, уже приноровившийся к рюкзаку. — Странно, — заметила Танька. — Женька туда столько косметики напихала, что крокодила можно будет накрасить и на подиум выпустить. Максим сдержал смешок, а Женька развернулась к сестре через плечо. Острые стрелки на её глазах будто подчеркнули полнейшую уверенность в том, что всё было сделано правильно. — Крокодил — это ты про себя? — с издевательским оттенком поинтересовалась она. И придирчиво окинула ненакрашенное личико Таньки. — Нет, не поможет. Настоящий крокодил всё равно красивее тебя окажется. Видимо, отсутствие посторонних и спокойная природа снизили Женькино напряжение, и она начала позволять себе едкие комментарии. Танька преувеличенно вытянулась в лице, но на Максима даже не глянула — его помощь явно была сейчас без надобности. — Настоящий крокодил подавится твоей пудрой и сдохнет, — «по-живодёрски» сообщила Танька. — Твоя мама уже грозилась всю эту штукатурку с балкона повыкидывать! — А твоя мама… — начала, запаляясь, Женька, но вовремя прикусила язык. И обе они спешно покосились на Максима. Который, к счастью, то ли не прислушивался, то ли не придал особого значения их «мамканью» и упорно шёл вперёд, почти не глядя на удаляющиеся впереди человеческие фигуры — дорогу-то он не знал, так что немного опасался заблудиться без зрительных ориентиров. А между сёстрами повисла короткая неловкая пауза, наполненная обоюдным безмолвным вопросом. Песчаная насыпь возле пруда перемежалась с травяными наростами. Расположившись на пляжном полотенце, Танька сразу зарылась стопами в разогретый песок, шевеля пальцами, отчего песчиночья поверхность забурлила. А вот Женька сразу начала разоблачаться до насыщенно-розового купальника. Начала она, как ни странно, с босоножек. Привстав на одну ногу, потянулась к микроскопической застёжке на чёрном ремешке, держа баланс свободной рукой. Избавившись от босоножки, она голой стопой переступила на полотенце, край которого бездумно поправлял Максим, глядя на балансирующую в нагретом воздухе Женьку. Та стала чуть ниже, оказавшись на полотенце без обуви. Теперь она стала стягивать футболку, скрестив руки и ухватив по бокам ткань, не спеша оголяя не очень загорелый живот — к Женьке вообще плоховато лип загар. Живот начал непроизвольно напрягаться, будто помогая движению рук. Ровно по середине обозначилась вертикальная полоска. А когда футболка скользнула выше — оголились тонкие рёбра. Которые, впрочем, пропали, как только из тела ушло напряжение. Футболка была скинута комком рядом с Максимом, и верхнюю часть тела теперь прикрывал только небольшой купальник со множеством каких-то ленточек и тесёмочек, покачивающихся от Жениного неугомонного движения — та уже, втянув немного живот, принялась возиться с пуговицей на шортах. Увы, низ от купальника Женька надеть на забыла. Не отличающимся дизайном от верха, он мелькнул высокой посадкой пояса, создавая иллюзию абсолютно бесконечных Жениных ног. Правда, кожа на бёдрах немного пошла мурашками, и это портило вид. Максим ревниво глянул по сторонам. По счастью, никого особо пялящегося на его девушку поблизости не было. Да и вообще пляж был, как ни странно, не слишком густо населён — несколько немолодых семейств с мелкими детьми. И в отдалении стайка примерно их ровесников. Штук пять девушек и трое парней. Но каких-то на взгляд Максима скучноватых — тихих, прикрытых панамами и полупрозрачными накидками на плечах или вокруг талий (Максим так и не смог запомнить, как эта штука называется). Девушки в закрытых купальниках тусклых цветов, как если бы им было что скрывать. Парни, периодически будто одним глазом залипающие в смартфон. Вроде ничего особенного. Всё мирно, чинно, благородно. Может, отношения среди этой компании даже чисто дружеские. И представители этой самой компании даже помыслить не могут, что у Максима-то как-то сама собой сложилась «lamour de troyes»*. И это как-то незримой стеной отделяет их троицу от всего остального мира.