В спальне мужской половины девятого отряда после победы в соревнованиях стало как-то весело. Возможно, на общее настроение повлиял небольшой кубок под золото, стоящий теперь на специально освобождённом столике. Правда, награда была переходящей и после окончания смены останется в лагере — для награждения других победителей. Зато металлические медальки на длинной трёхцветной ленте навсегда окажутся в собственности девятого. Даже тогда, когда смена в «Юннате» останется далёким воспоминанием. Но случится это ещё нескоро, так что девятый продолжал жить своей жизнью. Вадик балагурил во всю и даже шутки его стали более остроумными. Димка, кажется, более или менее себя принял и с насмешливым превосходством взирал на Вадика, который временами пытался его подколоть. — Ты во сне разговариваешь, — в очередной раз беззлобно попытался Вадик. — Мамку зовёшь? — Нет, — невозмутимо отозвался Димка, который действительно периодически бормотал что-то по ночам. — Я просто говорю: разбудите меня, я хочу есть. Под коллективный смех никто не стал развивать тему про мамку. — Эй, Макс, дай книгу свою! — Данька уже протянул Максиму руку, не сводя глаз с огромной, раздражающей своим монотонным жужжанием мухи. — С хрена ли? — Максим и не подумал отдавать пусть и не любимую книгу на благие цели. — Башкой бей — звенеть будет. Конец доброй беседе друзей, а заодно и мушиной жизни, положил Олег, метко запустивший в нужное место кроссовкой. Жужжание стихло, а на стене под потолком остался рельефный след подошвы. Кроссовка, выполнив задачу, тяжело бухнулась на пол. И Олег не стал её поднимать — снова уткнулся в экран смартфона, быстро-быстро щёлкая по экрану и почти не скрывая широкой улыбки. Вечер надвигался с неукротимой силой. Со всеми своими ожиданиями и опасениями. Дискотечная площадка уже была готова — вожатые теперь проверяли качество звучания музыки. Кажется, всё должно было быть нормально. Наконец, вечер окончательно сгустился. Корпус девятого дальше всех от площадки. И чтобы хоть немного срезать путь, приходилось пробираться окольными тропами, а местами и получать ехидными ветками по лицу. Растения слишком бездушны, чтобы понимать человеческие устремления. Шёл Максим один — Данька с Олегом уже успели по очереди улизнуть, а Вадик с Димкой вроде и не выказывали особого намерения идти. Да и вообще — не ходить же теперь строем с песней всё время. Максим себя больше относил к индивидуалистам, и одна командная победа не в состоянии этого изменить. Сначала он увидел свет. Не в конце тоннеля — тот красным и синим переливался на потемневших от времени суток листьях, делая их резкими и на вид почему-то острыми. Как если бы они были стеклянными. Потом раздался звук. Очень резкий и оглушающий. И громкий. Наверное, тише настраивать не имело смысла, но всё равно первое касание ушей — не очень. Максим машинально замер. Площадки ему видно всё ещё не было. Да и вообще ничего не видно — даже соседних корпусов, настолько густые заросли. Он вдруг почувствовал, что остался один. Совершенно нелогичное и непонятно с чего возникшее ощущение. Как можно быть одному, если буквально за поворотом во всю закипает жизнь? Чтобы избавиться от этого чувства, Максим тряханул плечами. И, уйдя с тропы, дальше пошёл прямо по мокрой от росы траве. Чтобы быстрее выйти из природной пустоты. Ощущение одиночества с него разом слетело. Глаза обожгло цветомузыкой, и звук то ли успели отрегулировать, то ли Максим привык. Народу ещё было немного, и в основном кучковались по краям танцплощадки. Даже младшие отряды, которых должны были в десять разогнать по спальням, не спешили отрываться. Наверное, ждали примера старших. Максим вдруг почувствовал себя глупым. Не сказать, чтобы обычно он ощущал себя гением. Просто только сейчас, стоя пока ещё поодаль от танцевального пространства, он вдруг понял, что так никого и не пригласил. Вернее, не пригласил Женю. Для него это было как-то самим собой разумевшемся. Будто между ним и этой девушкой успела установиться ментальная связь. Которая теперь, когда он в одиночестве вышел из какой-то чащобы, будто рассеялась. Он торопливо огляделся по сторонам. Ни Жени, ни её сестры. Может, самому пойти ближе к десятому корпусу? — Эй, Макс! Давай к нам! — неожиданно окрикнули его. Это был Олег в компании седьмого отряда и явно стесняющейся девушки. Максим подошёл. И попав в компанию, почувствовал себя увереннее. А тем временем, привлечённые звуком и цветом лагерные обитатели всё теснее сбивались на подступах к танцполу. Наконец, парень из десятого, которому велели диджеить, догадался, что некоторым нужно особое приглашение и двинул какую-то бессмысленную, но ободряющую приветственную речь. Народ, как стайки разномастных рыбок, потянулся ближе к центру. Какое-то общее движение, общий порыв незримо пронёсся, подхваченный мощными басами. Максима тоже вынесло. Или он сам был рад вынестись? В любом случае, движения становились всё смелее и всё больше попадали в такт. Максиму даже ненадолго показалось, что он снова на спортивном поле и ловит что-то незримое, будто исходящее от мяча. Энергию. Удивительно, как легко было танцевать даже под те песни, которые всегда считались чисто девчачьими. Главное — ритм. Становилось жарко, несмотря на вечернюю прохладу. Сердца бились быстрее, будто срощенные единой мелодией. И даже те, кто не умел танцевать, становились частью обоюдного движения. Максим бездумно повернул голову и то, что он увидел, заставило разгорячённое сердце зайтись с новой силой. Тело, кажется, без малейшего участия со стороны сознания двинулось в нужную сторону. На краю площадки стояла Женя. Разглядеть её было достаточно легко — благодаря высокому росту, дополнительно удлинённому каблуками. Обуви Максиму видно не было, но разум сам как-то отметил, что в кроссовках Женя смотрелась ниже. Светлые волосы её отливали голубовато-зелёным — именно этот цветовой режим включился на лампе. И были собраны в две косы почти что до пояса. Не пионерских колосков, а объёмных, каких-то витых прядок, то тут то там скреплёнными разноцветными резинками. Максим не знал, но Женя потратила на подобное сходство с молодой фройляйн не один час. И была вполне собою довольная. Особенно когда всё-таки смогла отвоевать утюг и выгладить ядовито-розовый пиджак, который смотрелся, только если ткань почти стояла. Под него можно было просто надеть короткую чёрную юбку и топ и выглядеть красиво. Что Женька и сделала. Максим почувствовал, как улыбка сама собой растягивает лицо. Возможно, окажись рядом зеркало, то оно отразило что-нибудь похожее на клоуна-убийцу из фильма ужасов — когда захлёстывает радость, мимические мышцы как-то перестаёшь контролировать. Женя его ещё не видела и продолжала аккуратно стоять с самого края, чуть выставив вперёд ногу и будто покачиваясь в такт музыке. Она тоже улыбалась, но никому конкретному, будто просто миру. И вечеру, наполненному всеми цветами и звуками. Максим уже преодолел половину площадки. Женя становилась ближе и ближе. Пока резкая волна холода не грохнулась ему на плечи, оглушая. Нет, конкурса мокрых маек или чего-то подобного на этой дискотеке не предполагалось. Предполагалось гораздо более гадкое и ожидаемое. Женя пришла не одна. Непередаваемо противная рука легла ей на плечо и скользнула ниже — к ярко-розовому локтю. Там наглые и смуглые пальцы сделали сминающее движение — заломы на ткани было видно даже при не самом хорошем освещении. Женин нос в секунду указал прямо на эту ладонь. И она по-паучьи исчезла, уползла куда-то за пределы человечьего зрения. После победы девятого Максим подспудно считал восьмой посрамлённым. И от того появление вожатого восьмого отряда на арене было для него полной неожиданностью. Лев, нисколько не сомневаясь в своей неотразимости, наклонился к Жене и что-то ей сказал. Где была его вторая рука, Максим до сих пор не знал. А Женя потупила взгляд и улыбнулась. Лев совершенно не по-львиному, а скорее по-змеиному нырнул вперёд, заходя на танцпол. И рука его, поддерживая Женю за предплечье, уверенно потянула её за собой. Женя не сопротивлялась. У Максима запищало в ушах. Сначала показалось, что накрылась музыка. И только через несколько секунд Максим понял, что писк этот раздаётся где-то внутри головы. А в затылок ещё и стало давить будто пушечным ядром. Мельтешение цветов перед глазами стало раздражать до тошноты. И скачущих вокруг бегемотов захотелось перешибить огромной мухобойкой. Возможно, в этот момент Земля решила сменить свои полюса. Это объяснило бы то, что Максима как по щелчку перестало тянуть в сторону Евгении и будто даже начало отталкивать. Надо уйти. Подальше от этого места. Перед глазами даже мелькнула картинка, как он перелезает через забор и уходит в ночь. Но в сознании она не прижилась — всё-таки от отца ему досталась большая доля основательности, и ночные побегушки даже сейчас казались глупыми. Но как тогда справиться с навалившейся пустотой мира? Сделав над собой усилие, Максим даже не ушёл с танцпола, а стал мужественно пытаться поймать музыкальный ритм. Который отказывался ловиться. И ощущение спортивного подъёма осталось где-то там, очень далеко. Тут ещё, как на зло, включили медляк… По крайней мере, у Максима появился повод отойти с площадки. Приглашать он всё равно никого не собирался. Танцующая толпа стала редеть, расплываясь, будто все — рыбки в навороченном аквариуме. Максим не удержался и машинально глянул через плечо. Конечно же, взгляд сам выцепил эту самую Женю. Конечно же, она уже танцевала с этим Львом. Положив руку ему на плечо и улыбаясь. Она всем, что ли так улыбается? Максима снова разобрало зло. А потом его настигла боль. Правда, уже не моральная, а вполне себе физическая, затрагивающая живот и немного левый бок. Максим машинально развернулся и недовольно упёрся взглядом в тёмную макушку. На него так же недовольно посмотрели снизу. Это была Таня — Женина сестра. Она, видимо, тоже делала отходящий манёвр и неловко врезалась в Максима. Когда их глаза встретились, Танькино лицо не выражало ничего хорошего. Из-за разницы габаритов ей может досталось больше, чем Максиму. Но она ничего не сказала. А когда в её лице мелькнула тень узнавания, оно заметно смягчилось. Таня коротко глянула в сторону от плеча Максима — туда, где были Женя со Львом. А потом опустила взгляд. А Максим отчего-то не спешил отходить в сторону. В отличие от сестры Таня решила косплеить японскую школьницу. На ней была симпатичная матроска с полосатым воротничком, завязки которого торчали вниз кроличьими ушками. А складчатая юбка заканчивалась сильно выше колен. — Извини, — Таня неожиданно подняла на Максима большие глаза. В них больше не было ни намёка на раздражение или злость. Только что-то вроде смущения и гораздо большей, чем выражала интонация, просьбы. — Это я виноват, — ответил Максим, особо не разбираясь, за что именно Таня просит прощения. Повисла пауза, заполненная только мягким мужским голосом, приятно и мелодично растягивающим слова. Таня не делала попытки отойти. Максим тоже. И тут она протянула ему правую руку. Не предлагая что-то на ладони, а будто дама протягивает руку рыцарю для поцелуя тыльной стороны или чего-то такого. Только Таня не дама, а Максим — совсем не рыцарь. Поэтому он просто принял предложенную ему руку и инстинктивно отвёл её чуть в сторону. Как полагается для танца. Ладонь Тани была лёгкой. Наощупь она казалась ещё меньше, чем на вид. Сжимать её было страшновато, так что Максим максимально ослабил хватку. Придерживая только, чтобы тонкие пальцы не выскользнули наружу. Раньше Максим не танцевал — школьные дискотеки проходили мимо него. Но смущения он сейчас не испытывал. Возможно, потому что на ещё одно чувство в его душе просто оставалось маловато места. Танина рука осторожно скользнула ему на плечо — вес её почти не ощущался, только если специально заострять на нём внимание. Максим машинально положил руку Тане на талию. Наверное, разница для танца в росте у них была великовата. Но сравнивать Максиму всё равно не с чем. Поэтому он просто начал двигаться. Движения эти отдалённо напоминали круги и пока что не попадали в такт музыки. Таня пыталась подстраиваться под его движения, но с небольшим опозданием. Наверное, она тоже не была звездой танцпола. Но то, что обходилось без оттоптанных ног, уже немного радовало. Постепенно Максиму удалось сосредоточиться на движениях и музыке. И мысль о том, что где-то рядом танцует Женя хоть и не исчезла из сознания, но перестала ощущаться такой острой. Немного расслабившись и приноровившись, Максим смог сфокусироваться на своей неожиданной партнёрше. У той щёки были красноватого оттенка, но это можно было списать на издержки освещения. Максим видел длинные, изогнутые ресницы, торопливо то взлетающие, то опускающиеся — Таня всё ещё предпочитала смотреть вниз, на ноги. Возможно, опасалась, как бы её белые лакированные туфли не пострадали. Белые туфли — это ещё ответственные, чем белые кроссовки. Максима вдруг куснуло желание на зло наступить ей на самый мысок — в голове совершенно не кстати всплыло воспоминание о том, как она поддразнивала его, вцепившись в талию Жени. Которую тогда Максим уже начал считать почти что своей девушкой. Но это будет подлостью. Тем более, по отношению к девушке. Тем более, такой как Таня. Это, может быть, Женя сделала бы вид, что ничего не заметила. А Таня наверняка психанёт и, обиженная, ускачет с танцевальной площадки. Будет, наверное, права. А Максим останется в ещё худшем положении — Женя со своим конечно же всё увидят, хоть их самих и не видно. Так что надо аккуратнее. Таня на сестру совсем не похожа. Если не знать, то никогда не догадаться об их родстве. И Максиму хотелось думать, что Таня бы никогда не пришла на танцы с другим парнем. Хотя знать наверняка он, конечно, не мог. Тем временем Таня немного осмелела. Она, наконец, подняла глаза на Максима и даже улыбнулась ему — коротко и ободряюще. В глазах её отражалась россыпь мелких огоньков. Сузившись от улыбки, они стали формой напоминать миндаль. И у Максима отчего-то возникло ощущение, что между ними какая-то тайна. И он, повинуясь инстинктивному порыву, коротко подмигнул Таньке. Та вдруг коротко прыснула, отчего её впадинка между ключицами очертилась ещё сильнее. И, кажется, стала смелее двигать бёдрами. И пару раз даже вписалась коленкой в его ногу. Не сказать, чтобы Максим остался этим недоволен.