– Сэндвичи просто потрясающие. Давай дождемся Анджелу, ладно? – Мне сделать еще сэндвичей, для нее? – Я сделаю. Хорошо, что Тоби не ест, а то у нас бы кончился хлеб. – Сколько тебе сейчас лет, Салли? – Сорок три. А вам сколько? – Шестьдесят семь. – А моя настоящая мама вышла замуж? – Нет… Давай дождемся Анджелы. – Хорошо. Хотите подержать Тоби? Она не рассмотрела его как следует, а я хотела показать его. – Боже, какой он перепачканный. – Да, сегодня мы с ним примем ванну. – Хм, не думаю, что макать его в воду хорошая идея. Это может плохо кончиться. Он совсем старый. Может, попробуем его немного почистить? Очень осторожно, пока ждем Анджелу? Тетя Кристин наполнила раковину мыльной водой и стала чистить Тоби маленькой щеткой с мягкой щетиной, пока я держала его за лапы. В воду закапала коричневая пена. – Не понимаю, где он побывал? – Я не знаю. Он вчера пришел по почте с запиской, подписанной «С». Но я сразу поняла, что он мой и что его зовут Тоби. Но я не знаю, откуда он у меня взялся. Может, мне подарила его мама, но я такого не помню, а память у меня обычно превосходная. – «C»? – переспросила она. Я повернулась, чтобы еще раз показать ей записку. – Вы знаете, кто этот «C»? Тетя Кристин чуть не уронила Тоби в воду, и я едва успела поймать его. – О господи, нам нельзя было его трогать и мыть! – Почему? Он грязный. Это надо сделать. – Теперь уже я стала аккуратно его мыть, вытирая маленький носик и мягкую коричневую морду тряпкой из микрофибры. Тетя Кристин начала шагать по комнате, крепко сцепив руки. Когда снова раздался звонок в дверь, тетя Кристин резко подскочила и побежала открывать. Я слышала, как женщины перешептывались в коридоре, пока Анджела обнимала тетю. Они так запросто обнимались, хотя виделись, наверное, много лет назад! Анджела быстрым шагом вошла в комнату. – Салли, я думаю, тебе не стоит трогать этого медведя. – Почему? – Положи его, пожалуйста, – голос у нее звучал твердо. – Он мой. Его зовут Тоби. – Откуда ты знаешь? – Я не знаю, откуда. Просто знаю. Я люблю его. Я сама испугалась силе своих слов. Я чувствовала острую необходимость защищать эту игрушку и держать ее как можно ближе к себе. Я видела, что Анджела удивилась. – Тебе не стоило прикасаться к нему. – Она посмотрела на взъерошенного медведя. – Полагаю, теперь слишком поздно. Его трогали и мыли. Голос тети Кристин становился все выше: – Прости, я ничего не знала до того момента, как мы уже начали его мыть. Я не видела Салли двадцать лет. Я думала, он ее. Я начала нервничать. – Он мой. Я… чувствую это. Я оставлю его. – Я прижала его мокрое туловище к себе и почувствовала, как у меня намокает грудь. – Это может быть уликой, – объяснила Анджела. – У тебя осталась упаковка, в которой он пришел? – Я не понимаю! – закричала я. – Ты говоришь какую-то ерунду! Я совершенно растерялась, и гул в голове уже не прекращался. Я начала дергать себя за волосы, когда Анджела мягко спросила меня, когда его доставили. – Могу я обнять тебя рукой за плечи, Салли? Я кивнула, и только крепче прижимая к себе Тоби, почувствовала теплоту и естественность объятий. Какое-то время мы стояли неподвижно, пока моя ярость не улеглась. – Нужно сесть в гостиной и немножко успокоиться. Это настоящий шок, но нам нужно тебе еще кое-что рассказать, – сказала тетя Кристин. – Во-первых, мне нужна упаковка, – попросила Анджела. – Там была коробка, – сказала я. Я нашла коробку и бумагу. – Марки новозеландские. Доставлено экспресс-почтой. Коробка из обувного магазина. У полиции наконец появятся зацепки, – выдохнула Анджела. – О чем вы говорите? – Думаю, тебе нужно прочитать последнее письмо отца, а потом я отвечу на все вопросы, на которые смогу, хорошо? Мы вместе прошли в гостиную. У меня ужасно кружилась голова. Тетя Кристин спросила Анджелу, нет ли у нее таблеток, чтобы привести меня в норму. – Салли должна быть в состоянии четко воспринимать новости. Я принесла письмо отца из его кабинета. – Я должна дождаться чет… – Твой отец не стал бы возражать, правда, – заверила тетя Кристин. Они подвели меня к дивану и сели по обе стороны. Я попросила их пересесть на стулья. Часть вторая Глава 16 Питер, 1974 Я помню себя маленьким в большой комнате с видом на море. За мной – стена из книг, и я сижу за длинным обеденным столом напротив отца. Прежде чем уйти на работу, каждый будний день он завтракал со мной, и мы вместе слушали радио. Потом отец угощал меня печеньями и фруктами и оставлял раскраску с карандашами. Он диктовал мне домашнее задание на день и запирал в моей белой спальне в пристройке. Там было огромное окно во всю стену, выходившее в сад, горшок под кроватью, полка с четырьмя книгами и шкаф с одеждой. Дни тянулись бесконечно, но когда отец возвращался домой, он отпирал дверь, хватал меня на руки и нес обратно в главный дом. Готовил мне горячий ужин и проверял домашнее задание: читал, писал и исправлял, а потом мы вместе смотрели телевизор до вечера, хотя отец никогда не мог объяснить, как эти крошечные люди попадают в коробку телевизора. Я часто слышал, как отец играет на пианино, и иногда просыпался по ночам, когда он отпирал соседнюю дверь. По субботам и воскресеньям, если погода стояла хорошая, мне разрешалось выходить в сад, и я помогал ему с огородом. Я собирал в маленькие кучки скошенную траву или птичьи гнезда, и он делал из них костры. Пристройка находилась в смешном здании сбоку от дома. Туда вела дверь из кладовки на первом этаже. Рядом с моей спальней была еще одна комната. Время от времени я слышал шум, доносящийся из-за другой двери. Чаще всего плач и вой. Отец говорил, что там он держит призрака, но я мог не волноваться, потому что он никогда оттуда не выберется. И отец был прав – он никогда не выбирался. Но иногда звуки были очень страшные. Когда становилось совсем жутко, отец говорил мне лечь под одеяло и зажать руками уши и, наверное, шел в другую комнату, чтобы сказать призраку вести себя потише, потому что после этого оттуда еще несколько дней не было слышно ни писка. Перед сном отец читал мне сказку, целовал в лоб, и мы вместе произносили молитву, а потом он снова запирал дверь, чтобы до утра со мной ничего не случилось. Каждый год, в мой день рождения, 7 августа, у нас был Особый День. Отец не шел на работу. В первый раз, который я помню, отец принес домой палатку, и мы разбили ее в саду. Он развел костер, и мы жарили на нем сосиски. Мы спали в спальных мешках прямо в палатке. А потом, попозже, отец разбудил меня, когда было уже совсем темно. Он вытащил меня на улицу и запустил фейерверки, так что чернильное летнее небо разорвали взрывы света и грохота, и это была самая потрясающая картина в моей жизни. Следующий день рождения был страшный. Мне исполнилось семь лет, кажется. Я испугался, когда мы на отцовской машине выехали из ворот в дальнем конце сада и свернули на дорогу. Меня затошнило. Я раньше никогда не сидел у него в машине, хотя помогал мыть ее по воскресеньям. Он положил подушку на переднее сиденье, чтобы я мог все видеть в окно. А еще дал мне пакет на тот случай, если меня вырвет. Но это быстро прошло. За воротами стояли люди – такого же размера, что и мы с отцом, и женщина. Я раньше видел их только по телевизору и в книгах, но эта была обычного размера.