– Мне достать вина из шкафа? – Ох, думаю, мы сегодня выпили уже достаточно алкоголя. У тебя есть газированная вода? Я пошла за водой в гостиную, но тут резко остановилась. Понеслась в свою комнату. Разбросала там все белье. Побежала обратно на кухню. – Где Тоби? – закричала я. – Милая, я… – Где он? – Мои щеки запылали. Голова гудела. В дверь позвонили. – Это, наверное, Анджела. Она сможет объяснить. Я впустила Анджелу. – Где Тоби? – Успокойся, Салли, вдыхай четыре сек… – Ты забрала его, когда я спала? – Да, забрала. Тоби – это игрушка, Салли, но, может быть, удастся выяснить, откуда его прислали. Я отвезла медведя, коробку и всю бумагу в участок в Роскоммоне. Они отправят его в лабораторию в Дублине, и следователи смогут… – Он был мой! – Салли, постарайся мыслить здраво… Я бросилась на Анджелу с кулаками и начала колотить ее по лицу, по животу и по рукам. Она согнулась и подалась вперед, закрывая руками голову, а локтями защищая лицо. Тетя Кристин стала меня оттаскивать. – Салли! Прекрати немедленно! – Суровый тон тети Кристин был похож на мамин. Моя ярость угасла так же быстро, как и вспыхнула. Я села на стул в прихожей. Тетя Кристин повела Анджелу на кухню. Я слышала, как они шепчутся. Я поступила плохо. Опять. Я поступила очень, очень плохо. Я начала раскачиваться взад-вперед на стуле. Я не могла контролировать свои эмоции. Возможно, меня стоило где-нибудь запереть. – Анджела, извини, мне так жаль! Я вышла из себя. Она прижимала пакет замороженного горошка к челюсти. Тетя Кристин склонилась над ней. Слава богу, крови не было. Анджела жестом попросила меня замолчать, а потом покачала головой и сморщилась от боли. – Господи, Салли! Да ты просто как с цепи сорвалась. Я и не думала, что ты можешь быть такой агрессивной. Такое поведение абсолютно неприемлемо. Я видела, что тетя Кристин тоже злится, и, когда я повернулась к ней, она отшагнула. Она тоже меня боялась. – Я не понимаю, почему я это сделала, правда не понимаю! Я почувствовала, что у меня снова горят щеки. – Этот медведь что-то в тебе пробудил, Салли, – вздохнула Анджела. – И именно поэтому его должны изучить. Если его прислал твой биологический отец, то, возможно, его удастся по нему отследить. Мы не знаем наверняка, но попробовать стоит. Подумай, сколько горя он причинил тебе и твоей родной матери. Со мной все будет в порядке, но ты могла серьезно меня покалечить. У тебя раньше часто случались такие приступы агрессии? Я подробно описала ей семь инцидентов: три, когда мне было семь лет; один – в восемь; один – в девять. Мама тогда сказала, что это просто детские истерические припадки. Один в четырнадцать лет – с мужчиной на автобусной остановке, и один последний раз в школе, год спустя, когда девочка за задней партой отрезала один из моих хвостиков. Меня чуть не исключили, но я отделалась недельным отстранением. Я сломала ей руку. Мне пришлось написать письмо с извинениями. – И с тех пор до нынешнего момента – ничего? – Нет, клянусь. Можно мы заберем Тоби? – Нет, – отрезала Анджела. – Категорически нет, ты же видишь, как он на тебя влияет. – Это не самая лучшая идея, – согласилась тетя Кристин. – Я отправлюсь в тюрьму? – Нет. Но ты должна понять, насколько все серьезно, Салли. Ты взрослая женщина. Если б я пошла в полицию, они могли бы задержать тебя. Ты больше никогда, ни в коем случае не должна нападать на людей. Ты понимаешь? – Да, Анджела, но… – Ты понимаешь? – Да. – Учитывая обстоятельства, Кристин, не думаю, что смогу остаться на ужин. Я хочу поехать домой и немного полежать. Ты не против подбросить меня? Я шла из деревни пешком. – Да, без проблем. – Спасибо. Это займет всего несколько минут. Они обе не обращали на меня внимания. Когда за ними захлопнулась входная дверь, из духовки послышалось шипение. Я ее выключила. Курица немного подгорела сверху. Я попыталась взглянуть на ситуацию со стороны. Я не отправлюсь в тюрьму. С Анджелой все будет в порядке. Тетя Кристин теперь меня боится. Почему я так вышла из себя? Я разделала цыпленка, разложила овощи по двум тарелкам, открыла бутылку газированной воды и налила немного в стакан для тети Кристин, когда она вернулась. – Я не знаю, что тебе сказать, Салли. Думаю, Джин правильно беспокоилась по поводу некоторых решений, которые Том принимал по поводу твоего развития. Но Анджела считает, что еще не слишком поздно. – Для чего не слишком поздно? – Тебе нужна длительная терапия, дорогая, потому что так продолжаться не может. Это ненормально. – Мне моя жизнь кажется нормальной. – В этом и проблема. Том даже не пытался заставить тебя… выправиться. У тебя должны быть друзья, социальная жизнь, работа, партнер, если хочешь. Ты столько упускаешь, и даже не понимаешь этого. – Отец писал об этом в письме – что он сделал какие-то ошибки, но у меня нет никаких проблем, я просто немного странная. – Ты только что напала с кулаками на человека, который всегда тебе помогал и был рядом. И теперь тебе надо как-то загладить перед ней вину. Как ты собираешься это делать? – Я могу послать ей цветы и написать письмо. – Для начала неплохо, но какие ты можешь дать гарантии, что не нападешь ни на кого снова? Тебе нужна помощь. Я понимала, что она говорит о психотерапии. Мама тоже хотела, чтобы я на нее ходила, когда я была в школе. – Думаю, я могу ходить на терапию? – Анджела вздохнет с облегчением, если узнает об этом. Не забудь упомянуть это в письме. Этой ночью я легла спать, думая о Тоби и о том, где он может быть. На следующий день был канун Рождества, и мне просто хотелось побыть одной. Я дала тете Кристин обнять меня, когда мы прощались. Я снова извинилась. Она сказала, что мы теперь будем оставаться на связи и чтобы я навестила их в Дублине после Рождества и нескольких сессий с психотерапевтом. Я в этом сомневалась. Я начала писать Анджеле письмо с извинениями. Я добавила, что согласна ходить на терапию, если она думает, что это поможет мне не вредить близким людям. Я сказала ей не волноваться насчет пакета с горошком. Я могу легко купить новый на заправке. Я пожелала ей с Надин счастливого Рождества и сообщила, что останусь на Рождество у себя. Я отправилась в деревню. Повсюду было людно, шумно и везде мелькали рождественские огни. Я вставила в уши беруши и пошла за цветами. Я попыталась уйти оттуда как можно скорее и сразу пошла к дому Анджелы. Я просунула письмо под дверь, оставила цветы на половике и быстро убежала. Я понимала, что такое стыд. Это одна из тех эмоций, с которыми мне приходилось иметь дело. Глава 20 Питер, 1974 «Глупая женщина» – так часто говорил отец, когда мы смотрели телевизор. Мамы по телевизору всегда хорошо выглядели, были чисто и красиво одеты, пекли своим детям яблочные пироги и лечили разодранные коленки. Этот призрак был совсем никчемный. Она была ужасной матерью, настолько плохой, что ее пришлось приковать цепью, как дикую собаку. Мы еще долго не разговаривали, но кое-что я все-таки хотел у нее спросить. Она потихоньку высовывала голову из-под одеяла, но на меня не смотрела. Она стерла кровь с глаза. Больше кровь особо не шла. – Как ребенок выберется из твоего живота?