Дениз: Почему они не искали меня? Том: Ну, дело в том… Джин: Они никогда не переставали надеяться, что ты жива. Разве мама не говорила тебе это вчера вечером? Дениз: Они недостаточно старались. Том: Знаешь, Дениз, невозможно пытаться искать кого-то вечно… [Слышен шепот ребенка] Джин: Что ты сказала, Мэри? Дениз: Не разговаривайте с ней. Джин: Извини. Дениз: Отдайте мне ее. Том: Куклу? Дениз: Отдайте. [Слышно движение] Том: Может, Мэри захочется поиграть с куклой. Она раньше их видела? Джин: Что ты делаешь с куклой, Дениз? Дениз: Я застегиваю ей все пуговицы. Она не должна быть маленькой шлюхой. Я остановила запись. Я поняла, что случилось с Дениз. И как она защищала меня. Я не помнила ее голоса или лица на фотографиях, но мне стало ужасно жаль эту незнакомку. Отец всегда говорил, что сочувствия у меня в изобилии, просто я слишком редко к нему прибегаю. Я посмотрела на отцовские записи и наугад взяла один из файлов. Дениз Нортон, Д.р. 05.04.55 26/09/80 НЕДЕЛЯ 24 Сложно сказать, есть ли у меня какой-то прогресс с Дениз. Ее ментальные способности серьезно ослаблены, и по моим оценкам, ее психологический возраст лишь немного превышает возраст в момент похищения: двенадцать лет. Но в противовес этому она преувеличенно заботливая мать. Мэри умеет ходить и разговаривать, хотя она никогда не говорит вслух, а только шепчет. Джин говорит, что никакой физиологической причины этого нет. Девочка приучена к туалету, но ходит туда только в присутствии матери. Врачи утверждают, что Мэри где-то пять-шесть лет, но она еще ни разу не встречалась с другими детьми. Дениз держит ее за руку, и ей необходимо постоянно находиться с ней в физическом контакте. Мы пытались поставить кроватку рядом с постелью Дениз, но она отказалась выпускать ребенка из рук. В пристройке, где их держали, была комната с матрасом и детская спальня, но, возможно, они всегда спали вместе на матрасе. Судя по фотографиям, которые я видел, спальня была нежилой. Дениз редко отвечает на вопросы по поводу условий их жизни в Киллини. У Джин есть какие-то сырые теории, но твердых подтверждений им нет. Мэри и Дениз читают одни и те же книги. Дениз не проявляет никакого интереса ко взрослой литературе и газетам (может быть, и слава богу!), но это значит, что у Мэри очень развит навык чтения для ее возраста. Правописание у Дениз не развилось с момента ее похищения. Мэри умеет читать гораздо лучше большинства ее сверстников, только девочка никогда не видела сверстников. Вчера мы попытались провести еще один сеанс семейной терапии с Дениз и ее родителями. Дениз вела себя необщительно и ударила своего отца, когда тот поцеловал ее в макушку перед уходом. Медикаменты только обостряют ее агрессию и нестабильность. Мистер и миссис Нортон совершенно опустошены и постоянно спрашивают, сможем ли мы «исправить» Дениз. Им кажется, что мы сможем волшебным образом вернуть ее в норму, и они заберут дочь обратно домой. Они уверены – впрочем, как и мы, – что мать и дитя надо разделить. Они хотят, чтобы их дочь освободилась от Мэри. На консультации с родителями Дениз мы вместе решили сказать ей, что Конор Гири мертв и она больше никогда его не увидит. Правоохранительные органы работают очень хорошо, и охота на психопата, разрушившего как минимум одну жизнь, уже открыта. Повсюду разосланы фото, оплачены даже услуги ясновидящих, но пока реальных зацепок нет. Дениз ничего не ответила, когда мы сказали, что Гири мертв и уже не причинит ей вреда. Она не верит никому из нас. И я, и Джин пытались заводить с ней разговоры о нем, но были встречены лишь дикими криками, которые только расстраивали Дениз и ребенка. Я даже не представляю, как мы сможем поднять вопрос о том, что он с ней делал. Я искренне уверен, что психика Дениз настолько повреждена и она так долго подвергалась «жестокому обращению, что нормальная жизнь в каком-либо виде для нее очень маловероятна. Иногда Дениз разговаривает с Джин, когда они гуляют по территории. Она даже позволила Джин взять Мэри за другую руку во время прогулки. Так что, в каком-то смысле, Джин достигла больших успехов, чем я. Дениз интересуется названием каждого цветка и учит маленькую Мэри, как их писать и читать. Джин сообщила, что Мэри постоянно требует Тоби. Дениз объяснила, что Тоби – это игрушечный медвежонок. Родители Дениз подтвердили, что, когда Дениз похитили из их сада в 1966 году, у нее при себе был плюшевый медведь, которого она называла Тоби. За прошедшую неделю Дениз напала на меня только один раз. Мэри плакала, и я инстинктивно потянулся к ней, чтобы утешить. Дениз бросилась на меня, словно питбуль, и укусила за руку, не выпуская ребенка из рук. Нам снова пришлось пораньше закончить сеанс, а Джин увела их в палату. Есть и положительный момент: физическое состояние Дениз и Мэри сильно улучшилось. Они обе набрали вес. Дениз ест все, что перед ней оказывается, а Мэри во всем копирует Дениз. Дениз – очень привлекательная молодая женщина, но у нее разум ребенка. Им обеим очень нравится принимать ванну, и они плачут, когда приходится вылезать. Но выглядят они лучше. Дениз коротко подстригли, чтобы она прекратила дергать себя за волосы, но она все равно продолжает пытаться, несколько раз на дню. Мэри ей подражает. Они полностью изолированы. Мы с Джин разделяем мнение, что Дениз еще слишком рано знакомиться с другими людьми. Что до нас, нам уже порядком надоело жить в больнице. Вместе с нами в отделении работают еще четыре медсестры и одна врач-педиатр, которая посещает Дениз и Мэри, но нам с Джин скоро понадобится отдых. Слишком изматывает целиком во что-то вкладываться с такой мизерной отдачей. Но дело в том, что для малышки надежда еще есть – если мы добьемся и от матери, и от ребенка согласия на постепенное отдаление друг от друга. Мы будем продолжать пытаться. Но это самый тяжелый случай, с которым мне доводилось работать, как и Джин. Если мы в ближайшее время не сделаем прорыв с Дениз, она может сломать нас всех. Тоби был моим медведем и медведем моей матери. И она тоже дергала себя за волосы, когда расстраивалась. Глава 22 Питер, 1974 Прошло несколько часов, и, похоже, все это время призрак спала. Я оторвал кусок хлеба и намазал его маслом, чтобы пообедать. Остатки еды я собрал и положил под стул рядом со спальным мешком. Когда часы показали пять, я закричал на нее, чтобы она просыпалась. Она должна сделать мне ужин. Бекон, картофельное пюре и фасоль. Она подняла голову. – Что-то не так с ребенком. Я чувствую. – Мне все равно, делай ужин. Призрак с трудом встала. Ее лицо стало потным и красным. Ноги тряслись. – Ты меня избил. Мне кажется, ты мог навредить ребенку. – Отец сказал, мне можно. – Отец ничего не говорил о ребенке. Она вообще могла выдумать всю эту историю про ребенка. Ведь она была воровкой. Я очень злился из-за шоколадки. Призрак продолжила, но постоянно прерывалась, чтобы сделать глубокий вдох. – Он готовил мне картошку, много лет назад… Сейчас я ем ее только один раз в несколько месяцев… Я уж не помню, когда последний раз видела морковку. – Она снова вскрикнула и схватилась за живот. – Еще рано. Он сказал, что у меня еще примерно шесть недель, но когда это было? Тут так сложно следить за временем. Я не знал, о чем она говорит. Но почувствовал, что нехорошо было так сильно ее бить. – Извини, – пробормотал я. Она посмотрела на меня, плача и улыбаясь одновременно. – Ты не виноват, малыш. Ты живешь с монстром. Как ты можешь быть нормальным? Что за человек мог сказать тебе, что можно спокойно бить и пинать беременную женщину? – Папа не монстр! Он лучше всех! – Но он держит тебя взаперти. У тебя нет друзей, ты не ходишь в школу. Ты вообще когда-нибудь видел других детей? – Нет, и я никогда не видел женщин, и я тому рад! – Ну а когда вы ходите в магазин? Или когда ты болеешь? Ты никогда не видел медсестер? – Папа знает, как меня лечить. Он дантист. Она снова скрючилась от боли. – Правда?.. Я даже не знала… Я должна была… Призрак схватилась пальцами за те места, где должны быть зубы. Она, очевидно, никогда их не чистила. – Ты должна приготовить мне ужин! Я хочу есть! Ее лицо взмокло от пота. Она выпрямилась, взяла сковородку и пожарила несколько кусков бекона. Запах был восхитительный. Она помяла картошку вилкой, открыла банку фасоли и переложила ее в помятую кастрюльку, чтобы погреть. Вывалила все это на тарелку, поставила ее на пол и пододвинула ко мне, не переставая стонать и хрипеть. – Прекрати издавать эти звуки! – Я не издавала бы эти звуки, если б ты меня не избил! Я думала, ты сожалеешь. – Больше нет. Ты воровка и своровала мою еду, и даже бекон не такой хрустящий, как я люблю.