Он уронил голову в ладони. – Мы должны. Больше нам ничего не остается. Тот грабитель… Если он все-таки скажет кому-нибудь ее имя, то за тобой придут и заберут. Они схватят тебя, и ты умрешь. Я делаю это для тебя. – Но почему они должны меня забрать? – Она абсолютно сумасшедшая, думает, будто я похитил ее. Думаешь, грабитель никому не расскажет? Полиция может поверить ей или мне, но одно я знаю наверняка – если они захотят тебя забрать, я не сумею им помешать, а на такой риск идти нельзя. Мы убегаем, чтобы спасти твою жизнь. Твое заболевание настолько редкое, что большинство людей просто не в состоянии в него поверить или понять. Помнишь, я показывал фото «мальчика из пузыря»? Этим все закончится, если повезет и они сразу тебя не убьют. Он опустил очки и посмотрел мне прямо в глаза. – Понимаешь? – Понимаю, – тоскливо ответил я. Я помнил историю «мальчика из пузыря». Он был на пару лет младше меня и так сильно болел, что его мог убить даже воздух, так что он всю жизнь провел в больничной палате. Отец сказал, у меня похожая болезнь, только моя смерть будет гораздо мучительнее, если я заражусь. Отец настолько меня любил, что готов был бежать ради спасения моей жизни. – Но когда они поймут, что она безумна и опасна, мы сможем вернуться домой? – Возможно, пришло время расширить наши горизонты. Ты разве не хочешь посмотреть мир? Я с энтузиазмом закивал. – Хороший мальчик. Теперь, может, спустимся и чего-нибудь поедим? Мы сегодня не ужинали. Держись поближе ко мне. Я не помню, сколько мы плыли. Может, часа три? Я уже очень устал, когда мы переправились, но отец сказал, что нам нужно сесть в автобус до Лондона. Мы долго ждали на холодной автобусной остановке, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Я слишком устал, чтобы особо бурно на что-то реагировать. Я первый раз ехал в автобусе. Я немножко оживился, когда мы поднялись на второй этаж по крутым ступенькам. Мы заняли места в середине автобуса. Но было слишком темно, чтобы увидеть что-то снаружи. Я заснул, как только мы тронулись, и не заметил почти ничего вокруг во время остановки на туалет. Когда мы доехали до Лондона, уже занимался рассвет, но город оказался таким большим, что прошел еще почти час, прежде чем мы свернули к огромному, грязноватому на вид зданию. Над входом висела вывеска «Станция Юстон». – Это центр города? – спросил я, но отец не ответил. Он крепко сжимал челюсть и не отрываясь смотрел в окно. Когда мы сошли с автобуса, в меня врезалась женщина. Я закричал, отец прижал меня к себе, а женщина злобно заворчала: – Я его едва коснулась, что за истерика? А я и правда впал в истерику, ожидая, что сейчас начнется адская боль, но отец оттащил меня за угол и сказал: – Все нормально, все нормально, она не дотронулась до твоей кожи, только до воротника, все будет в порядке. Но я был уверен, что она коснулась и моего затылка тоже. Я находился в ужасе и ждал боли, но она все не начиналась. – Питер, прекрати сейчас же. Тебе нельзя так привлекать к нам внимание. Сквозь слезы я начал доказывать ему, что она коснулась моей головы. Он заявил, что меня защитили волосы. На нас смотрела небольшая группа людей. Я обхватил отца руками и уткнулся ему в плечо. Я слышал, как он говорит остальным: – С ним все в порядке, он только проснулся, немного дезориентирован, вот и все. Все нормально. Не стоит беспокоиться. – Он не слишком взрослый, чтобы с ним так сюсюкаться? – спросила одна из женщин, которая пялилась прямо на нас. Но толпа довольно быстро рассосалась – это были занятые люди, они все куда-то ехали. Я не отрывался от отца, пока окончательно не успокоился. – Не обращай внимания на эту тупую суку, – сказал он. – Отец, помнишь, ты говорил, что я могу вырасти из этой болезни? Когда это произойдет? – Мне не удалось даже точно выяснить, возможно ли это. Но я не хочу, чтобы ты волновался, со мной ты в безопасности. – Значит, пока я не коснусь чьей-нибудь кожи, со мной все будет в порядке? – Да, так говорят мои исследования. Но я все еще нервничал, глядя на всех этих людей, которые толпами кружили вокруг нас. – Мы же не будем здесь жить, правда? – Нет. Нам нужно гораздо более тихое место. Надеюсь, мы останемся здесь только на несколько дней. Он достал маленькую книжицу с картами, и мы пошли куда-то пешком. Где-то через час у меня заурчал живот, и я спросил: – Еще далеко? Мы можем позавтракать? Мы остановились в маленьком душном кафе с липкими столами и грязными следами на полу. Отец посадил меня за стол подальше от окна, а сам пошел к стойке сделать заказ. Мне хотелось домой. Человек напротив поднял голову и кивнул мне. Я отвернулся. Зашли две женщины в коротких юбках, на высоких каблуках и в блестящих майках без рукавов, выкрикнули свой заказ человеку за стойкой и сели за стол у окна. Я увидел красный край лифчика женщины с темными волосами. Я раньше никогда не видел таких женщин. Они не замерзли в такой одежде? Их губы были ярко-красными и блестящими от помады, а веки накрашены черным. Они курили и выпускали облака дыма прямо в воздух. Когда я начал ощущать эрекцию у себя в штанах, подошел отец, схватил меня за голову и повернул к себе. Он поставил передо мной сэндвич с беконом и чашку чая. – Не смотри на них. Шлюхи, – прошипел он. – Они занимаются сексом с мужчинами за деньги. Эти, наверное, вернулись с ночной смены. – Мужчины платят за секс? Почему они не женятся? Если даже жениться на сумасшедшей, с ней все равно можно заниматься сексом, как ты. Отец уставился на меня, и я сразу почувствовал стыд. – О чем это ты говоришь, щенок? – Он запылал от ярости. – Это было в тех книгах по биологии, которые ты мне давал, и в энциклопедиях. Ты должен был заниматься с ней сексом дважды. Иначе как я попал сюда? Или маленькая девочка? Он взял свой чай и медленно отхлебнул. Какое-то время мы молчали, а потом отец сказал: – Девочка была ошибкой. Я понимал, что лучше его слова не обсуждать, но не понимал, как можно заняться сексом случайно. Мы ели сэндвичи и пили чай в тишине, и я больше не смел оборачиваться на этих женщин, хотя слышал их хриплый смех и чувствовал запах сигарет и духов. Но я думал еще об одной вещи. – А как ты теперь будешь зарабатывать деньги? Ты ушел с работы насовсем? Отец нахмурил брови. – Нам хватит денег на какое-то время, но теперь придется жить поскромнее. Никаких сладостей. Хорошо? Пока я не придумаю план. Я снова забеспокоился. – У тебя нет плана? – Пока нет, но к вечеру появится. Мы вышли из кафе и пошли дальше. Улицы становились грязнее, а дома – обшарпаннее. В какой-то момент мы остановились у одного из них. В окне висела табличка с надписью «Комнаты». Отец постучал в дверь. Ему открыл маленький человечек в джинсовой куртке и майке. Майка была вся в пятнах, а ковер за его спиной выглядел потрепанным. – Здравствуйте, – поздоровался отец. – Мне нужна комната для меня и моего сына на две ночи, пожалуйста. – Вы ирландцы? – спросил мужчина, но, прежде чем отец успел ответить, продолжил: – Проваливайте домой и забирайте свои бомбы, – а потом захлопнул дверь прямо перед носом отца. Тот очень разозлился. – Похоже, он подумал, что я из ИРА[11], – сказал он. – Я? Террорист? Глава 27 Салли Шел 2019 год, и мои встречи с Тиной проходили все лучше. Она работала над моей десенсибилизацией, с тревожностью и ПТСР. Когда мне пожимали руку, или касались меня, или даже обнимали, я старалась не вздрагивать. Еще я проходила звуковую терапию, которая должна была помочь привыкнуть к «нормальному» уровню шума на улице. Это мне до сих пор давалось тяжело. Тина считала, что занятия йогой у Марты помогают мне расслабиться. Марта лишь слегка касалась меня во время занятий, чтобы я принимала правильные позы. Сначала растяжки и наклоны казались мне чем-то противоестественным, но потом я привыкла. Я знала, что единение с собственным «я» и контакт со своим телом действовали на меня успокаивающе в затруднительных ситуациях. Тина считала, мне надо найти работу. Она говорила, что мне нужна какая-то цель в жизни. Я рассказала ей, что няней меня не взяли. Тогда Тина попросила подумать, чем мне нравится заниматься больше всего на свете. Я подумала, что мне очень нравится играть на пианино. Она спросила, терпелива ли я. Мне казалось, что нет. Мы посвятили два занятия терпению. Я хорошо научилась пользоваться гуглом и нашла штуку под названием регрессионная терапия, которая могла бы помочь мне вспомнить прошлое. Тина была категорически против, и, когда она мне все объяснила, я согласилась. Какой смысл вспоминать что-то столь травматичное? И какова вероятность, что те факты, которые мне удастся вспомнить, помогут поймать Конора Гири? Как-то раз в феврале я разговаривала с Удо в супермаркете «Тексако». Он сказал, дети с нетерпением ждут новогодних каникул. Я кивнула на свой зонт и объяснила, что надеялась на улучшение погоды, ведь Абеби хотела в поход. Он поблагодарил меня за информацию и сказал, что ему придется ее расстроить. В палатке они все умрут от переохлаждения. Я рассказала ему о благотворительной работе Стеллы с бездомными. – На прошлой неделе в Дублине от переохлаждения умер молодой человек. Вы можете рассказать об этом Абеби, – предложила я. – Салли, нельзя обсуждать такие вещи с маленькими детьми. От этого у них кошмары. Хотя кошмары должны быть у политиков. – Спасибо, что сказали, Удо, я добавлю это в свой список. – У меня был список вещей, которые нельзя обсуждать с детьми. Его составила Марта. Я вытерпела легкие объятия, и он вышел из магазина. За стойкой стояла Кэролайн. За последнее время мы обменялись несколькими рецептами, и мой репертуар блюд значительно расширился. Когда Удо ушел, она сказала: