– Не думаю, что когда-нибудь смогу завести девушку или жену. – Никаких перепихонов? Никогда? Паршиво, чувак. – Значит, у тебя тоже нет друзей? – Похоже, что нет. Я улыбнулся. Отец ничего не знал о моем новом друге. Я тщательно заметал все следы пребывания Ранджи, даже смывал за него унитаз, потому что он почему-то каждый раз забывал это делать. Я сказал ему, что отец не желает видеть его у нас дома. Этому он совсем не удивился, но приятно поразился тому, что я не против его визитов. В пятницу, 10 декабря 1982 года, у Ранджи был короткий день в школе, и он решил отметить окончание своего обучения. Ему дали несколько свободных дней перед экзаменами на школьный сертификат. Жаркое Рождество по-прежнему казалось мне странным концептом, но мне нравилось. Ранджи зарулил на свою подъездную дорожку, а потом перемахнул через забор. Он показал мне записку от учительницы. «Огромный прогресс, – писала она. – Ранджи в этом году очень старался. У мальчика блестящее будущее». Он скакал и свистел, как ковбой, поднимая голыми ногами пыль. Ранджи не носил летом обуви. Как и многие ребята в городе. – Спасибо, чувак, смотри, что ты для меня сделал! Учительница сказала, я легко разделаюсь с этими экзаменами! – Ты сам все сделал, Ранджи, ты это сделал! – И это правда было так. У меня возникла идея. – Пойдем искупаемся в озере, чтобы это отпраздновать. Тогда у него тоже возникла идея. – У меня с купанием не очень, но зато у меня есть пиво. Так что пойдем окунемся! – Он ударил меня по плечу. Как я понял, это был вполне дружеский жест, но я сразу отшатнулся от него. – Не трогай! – Извини, чувак, забыл. Поход на озеро был ошибкой. Вся эта дружба была ошибкой, и во всем виноват только я. Но я никогда в жизни не чувствовал себя счастливее, чем по пути к источникам в тот день. У меня был настоящий друг, благодарный мне за помощь. Мы собирались повеселиться и выпить пива, как взрослые. Несколько месяцев назад мне исполнилось пятнадцать, и я знал, что пить алкоголь до двадцати – незаконно. Отец пришел бы в ярость, узнай обо всем этом, но в тот момент мне было все равно. Мы дошли до горячих источников и переоделись в плавки, стоя спиной к спине, чтобы заверить и себя, и друг друга, что мы не геи. Но я все равно не мог не обратить внимания на фигуру Ранджи. Он был сложен как мужчина. По сравнению с ним я выглядел щуплым, тощим и бледным. У него были не только синяки на руках, но еще и маленькие кольцеобразные шрамы на груди. Я не удержался и ткнул в них пальцем: – Откуда это? – От моей сучки-мамаши, – фыркнул он. – Поэтому я не плаваю. Никогда не мог снять футболку в школе, потому что начинали задавать вопросы. Это сигаретные ожоги. – Она тебя жгла? – Да, когда я был мелким, сука долбанутая. Я даже не знаю, где она сейчас – наверное, в тюрьме. Никому не говори. Но, по-моему, я могу доверять тебе, пакеха. Кажется, «пакеха» значило «белый человек». Приятно, что он доверяет мне. – Кому я скажу? Вообще, звучит похоже на мою мать! – Я был поражен, что именно это у нас оказалось общим: безумные и опасные матери. – Да? Мне казалось, ты сказал, что она умерла? Я не вспоминал о ней уже несколько месяцев. Ранджи был моим лучшим другом, моим единственным другом. Он рассказал мне свой секрет. Почему я не могу рассказать ему свой? – Наверное, лучше бы так и было. Нам пришлось бежать из Ирландии, потому что она рассказывала неправду про моего отца. Я рассказал Ранджи всю историю, пока он открывал нам две банки пива. Я сделал большой глоток из своей банки, ожидая, что это будет что-то типа апельсинового сока, но вкус оказался отвратительным: думаю, примерно такие на вкус стариковские ноги. Я выплюнул жижу в траву. Ранджи рассмеялся. – Да ладно? Ты никогда не пробовал пива? Я покачал головой, но потом попробовал отхлебнуть еще раз. – Салют, братан! – сказал Ранджи. Я не хотел больше пива и оставил остальные пять банок ему. – Как по мне, это неправильно, – заметил он, когда я рассказал ему, как остался с матерью на выходные. – Не стоило пинать маму, особенно если она была беременна. Я пожал плечами. – Отец сказал, что можно. – По мне, это неправильно, – повторил Ранджи, и мне стало неудобно. Я уже пожалел, что все ему рассказал. – Тетя Джорджия говорит, что никогда нельзя бить женщин. Я подумал о его старой тете, которая целыми днями убирается в чужих домах, а потом до ночи работает в баре. Не думаю, что отец придал бы особое значение мнению тети Джорджии. Почему Ранджи так высоко ценил женщин? Его тетя выполняла грязную работу, а мать была жестокой. Я сменил тему, и вскоре мы уже обсуждали сборную «Британских и ирландских львов», которые должны были приехать в Новую Зеландию следующей зимой. Я стал гораздо больше интересоваться регби с тех пор, как познакомился с Ранджи. Ему хотелось играть за школьную команду, но это не стоило измывательств, которые пришлось бы терпеть. Я залез в горячий источник на мелководье. В самом глубоком месте вода доставала мне до шеи. Ранджи присоединился ко мне, и мы какое-то время посидели там вместе. – Красота! – прокомментировал он. Когда мы вылезли, скалы вокруг нагрелись от жаркого солнца. – Нужно охладиться, – предложил я. – Пошли к озеру. – Не, Стиви, я останусь здесь, – сказал Ранджи, хотя ему явно было очень жарко и у него по всему телу катился пот. – Пошли! Ты тут спечешься, если останешься! – Ну не умею я плавать, понимаешь? – У него слегка заплетался язык из-за пива. Я чувствовал себя особенным из-за того, что Ранджи показал свои шрамы мне. Мы были лучшими друзьями. – Ладно, – вздохнул я, – значит, ты не умеешь плавать, а я – пить пиво. Так что у нас ничья. Но я хотя бы попытался! Он пошел за мной к скале у холодной воды. Я спустился по камням и скользнул в воду. Ранджи сполз за мной, сел на краю и стал болтать ногами в воде. – Боже, как приятно, – протянул он. – Запрыгивай! – уговаривал я. – Можешь цепляться за траву по краям. – А здесь глубоко? – Не знаю, для меня глубоко! – Я нырнул под воду и несколько минут оставался там, пока не увидел облако пузырьков в том месте, где Ранджи опустился в воду – слишком близко от меня. Я сразу отплыл. Что случилось дальше, я не понял. Может быть, от пива он осмелел и решил отплыть от надежной скалы, чтобы присоединиться ко мне. Но я слишком испугался, что он окажется чересчур близко, так что все больше отдалялся. Потом я понял, что Ранджи в беде. Меньше чем в трех ярдах от меня он перестал касаться дна и запаниковал. Я видел его под водой. Он вытягивал шею к поверхности, но не мог до нее добраться. Я вынырнул и попытался докричаться до него, чтобы он плыл в сторону скалы всего в шести футах от него, но он так и не поднялся на поверхность. Если б Ранджи вытянул тело вперед, то мог бы поднять руку и спокойно ухватиться за камни, но его глаза были крепко зажмурены. Я хотел помочь ему. Хотел дотащить его до безопасного места. Было так просто дотащить его, просто схватить за руку, но прикосновение к нему означало мою смерть, мое мучительное окаменение, и я слишком испугался. Вокруг не было никого, чтобы помочь. Ранджи судорожно метался и глотал воду вместо воздуха, до которого не мог добраться. Я нырял и поднимался, и снова нырял и поднимался, и во все горло звал на помощь, пока в его горло затекала вода. Я смотрел, как тонет мой друг. Потом я размышлял о тысяче способов, которыми мог бы его спасти. Я мог бы отломить ветку от ближайшего дерева и вложить ему в руку. Я мог бы воспользоваться одним из наших полотенец и вытянуть Ранджи. Я не знаю, как долго он тонул. Как будто годы. Как будто секунды. Как будто в аду. Глава 33 Салли Дядя Дональд умер 29 июня. Тетя Кристин попросила меня приехать на похороны в Дублин. Мы с ней регулярно поддерживали контакт. Я рассказывала ей обо всех новостях: про мою терапию, про новых друзей, про Новую Зеландию, про продажу дома и так далее. Она была так похожа на маму, что у меня почти возникло чувство, будто та вернулась в мою жизнь. Но я не знала дядю Дональда и не особенно хотела ехать на похороны. В Дублине я, как известно, жила первые годы моей жизни в заточении, и мы ездили туда один или два раза, когда мама была жива, а еще в последние несколько месяцев я навещала там тетю Кристин. Но когда я была там с мамой подростком, меня привели в ужас размеры города, шум и количество людей. Я видела много программ, снимавшихся в разных городах мира, но хотя Дублин и был небольшим по сравнению с Лондоном или Нью-Йорком, его масштаб все равно пугал. Я не могла даже представить, каково будет поехать туда на машине или на автобусе. Тина с Анджелой сказали, что мне обязательно надо съездить на похороны, как минимум из сочувствия и благодарности за все, что сделала для меня тетя Кристин. Анджела предложила попросить кого-нибудь из друзей поехать со мной. Тине показалось, что для меня это станет прекрасной возможностью попрактиковать все те навыки, над которыми я так долго работала: прикосновения, эмпатия, тактичность, самоконтроль и так далее. Я попросила поехать Сью. Она предложила меня довезти. У нее как раз шли длинные летние каникулы в школе, и она была только рада провести вечер в Дублине. Она сказала, что высадит меня у церкви, а сама поедет встречаться со своей двоюродной сестрой. На следующий день после похорон она заберет меня от тети Кристин, и мы пойдем на шопинг, который обсуждали в Дандруме. Мы пообедаем в городе, а потом сразу отправимся домой. Я возьму беруши от шума, и мы поедем в торговый центр пораньше, пока там будет не слишком много народу. Сью забрала меня утром в понедельник, в день похорон. На мне был тот же похоронный наряд, который я надевала на похороны отца.