– Извините, да, вы объясняли. Но если вы знали обо мне и моей матери и знали, что сделал ваш родной отец, почему не пошли в полицию? – Это сложно объяснить. Он очень долго промывал мне мозги. Он говорил, что я болен. Я с трудом отличал черное от белого… Я не могу рассказать обо всем этом по телефону. Ты приедешь встретиться со мной? Мы с Марком уже обсудили наши действия, если результаты докажут родство. – Питер, у нас есть дядя, брат Дениз. – Правда? – Да, он тоже хотел бы с вами встретиться. Он заберет вас в Дублине и привезет ко мне домой. – Когда? – Завтра? – Следующий день был воскресенье. Я не смогу выступить в ресторане. Лукасу придется искать замену. – Это было бы отлично. Спасибо. Мэри… то есть Салли, а ты помнишь меня? – Боюсь, что нет. – Моя мать, Дениз, она говорила обо мне? – Нам нужно столько всего обсудить, Питер, так что давайте дождемся личной встречи. Повисла пауза. – Я не силен в разговорах. – О, ну мы определенно родственники. Мне потребовалось больше двух лет терапии, чтобы это преодолеть. – Правда? – Да. У вас есть друзья? Жена? Подруга? Его голос снова дрогнул. – Нет. Не время спрашивать его о дочери. – Не могу поверить, что говорю с собственным братом. – Ты же не сказала прессе или полиции? – Конечно же, нет. Он дал мне адрес гостиницы, и мы повесили трубки. Марк хотел прощупать Питера, удостовериться, что он не агрессивен и не может представлять никакой угрозы, так что решил сам забрать его на следующее утро. Питер хотел узнать, как он потом вернется в Дублин. Марк сказал ему не волноваться. Мы поселим его в «Эбби Хотел» в Роскоммоне на несколько ночей. На самом деле у нас не было определенного плана. На следующее утро я была как на иголках. Я постоянно подходила к окну при каждом шуме, ожидая увидеть машину Марка. Я получила от него одно сообщение: Остановились на заправке. Он кажется нормальным, но невероятно тихим. В дверь позвонили Сью и Марта. Они пришли узнать, все ли в порядке. Этим утром я пропустила занятие по йоге. Я не пригласила их на кофе, как положено делать друзьям, но врать тоже не стала. – Извините, я должна была сказать, что не приду. Мне нужно решить кое-какие семейные дела. – Ты в порядке? – спросила Сью. – Ты кажешься слегка взволнованной. – Я и правда постоянно посматривала ей через плечо на дорогу, переминаясь с ноги на ногу. – Да, да, все хорошо, спасибо. Увидимся на неделе, ладно? – Я закрыла перед ними дверь и вернулась на кухню. Я слишком рано приготовила сэндвичи. Они уже высохли. Я принялась делать свежие – с курицей, ветчиной, помидорами и с салатом. Питер мог оказаться вегетарианцем. Я ничего не знала о своем брате. Глава 51 Питер, 2019 Я добрался до Ирландии за двадцать восемь часов. А почти сорок лет назад путешествие до Новой Зеландии растягивалось на мучительные три месяца. Я заказал набор для тестов ДНК в гостиницу, где поселился в Дублине. Я написал письмо Мэри. Потом бродил по городу. Я купил зимней одежды. Путешествовал я налегке. Я никогда не был в центре города, даже ребенком. Дублин был современным, мультикультурными и совершенно незнакомым. Одноразовый телефон зазвонил через две недели после того, как я послал письмо. Мэри не обратилась в полицию. Был еще наш дядя, брат Дениз, Марк. Он забрал меня из Дублина 14 декабря, и мы два часа ехали до коттеджа Мэри. В машине он закидывал меня вопросами о своей сестре. Что я помню? Упоминала ли она о нем? Какой она была? Эти вопросы звучали как упреки, так что я уклонялся от них, как только мог. Большую часть пути мы ехали по трассе. День стоял мрачный, серый и пасмурный. Солнце не выходило. Земля стояла голая. Мы остановились на заправке, чтобы залить бензина, и съели по хорошему гамбургеру. Я не знал, что думать о Марке. Он казался слишком молодым для моего дяди, но мы выяснили, что он всего на пять лет старше меня. Марк мрачно проговорил, что Дениз было двенадцать, когда она меня родила. До конца пути мы особо не разговаривали. Глава 52 Салли Питер сказал, что ему всего на семь лет больше, чем мне, но выглядел он гораздо старше. На его обветренном лице пролегали глубокие морщины. Седые короткие волосы редели. Он был гладко выбрит. На его лбу виднелась тонкая бледная линия. Старый шрам? От Конора Гири? Но его глаза – форма, ореховый цвет – были точь-в-точь как мои. Мой брат. Между нами не установилось мгновенной связи. Скорее, это происходило постепенно. Мы с Марком понимали, что сначала будет неловко. Даже понять, как именно к нему обращаться, было сложно. Я настаивала на том, что я – Салли Даймонд. Он большую часть жизни был Стивеном Армстронгом, но сейчас просил называть его Питером. Его было сложно вывести на разговор, и сначала я очень нервничала. Шел рождественский сезон, так что меня часто приглашали играть в отеле. Я заплатила за проживание Питера в «Эбби Хотел» в Роскоммоне, и мы договорились встречаться у меня дома, когда я буду свободна. Марк тоже всегда старался присутствовать. В первый день часто повисало неловкое молчание, и мы только иногда перекидывались парой слов. Но Питер понятие «пара слов» воспринимал даже более буквально, чем я. Только на второй день мы впервые завели разговор о нашем отце и о том, кем он был. Питер настаивал, что в отличие от матери он никогда не подвергался физическому насилию со стороны Конора Гири. Большую часть детства Питер прожил в одиночном заточении и в страхе, что его убьет несуществующая болезнь. Болезнь, специально выдуманная для того, чтобы держать его подальше от людей и сделать полностью зависимым от Конора Гири. Наш биологический отец был жестоким манипулятором. Мой брат жил в изоляции так же, как и я, но не по собственному выбору. Он ужасно хотел ходить в школу и заводить друзей, но к тому времени, как отец умер, было уже слишком поздно, и он не знал, как вести социальную жизнь. Было сложно вытянуть из него эту информацию, но Марк хорош в увещеваниях. Так что потом, когда Питер вернулся в отель, Марк снова пришел в дом и внимательно проанализировал все сказанное и не сказанное Питером. Марк хорошо умел читать между строк. Питер до сих пор испытывал вину за смерть Конора Гири, потому что был за рулем. Его шрам стал результатом той аварии, как и страшные шрамы на руках, ведь он пытался вытащить отца из горящей машины. Мы заверили его, что его отец – наш отец – не был достоин спасения, но Питер просто отвернулся к окну, не желая смотреть нам в глаза. По этому поводу у нас произошла стычка. Несмотря на все, что сделал Конор Гири, Питер чувствовал его любовь к себе, как будто это отменяло весь тот ужас, на который он обрек нашу мать, меня и самого Питера с этой жуткой историей про смертельную болезнь. – Как ты можешь защищать его? Я страшно рад, что он умер, – говорил Марк. – Неужели вы не понимаете? – отвечал Питер. – Ни один человек ничем не является на сто процентов. Ты говоришь, он был монстром, и да, он делал ужасные вещи со всеми нами, – он посмотрел на Марка. – Он забрал твою сестру и во всех смыслах ее сломал. Он держал взаперти Салли. Он пустился в бега и утащил меня с собой на другой конец света, забрал у меня имя, врал мне, изолировал меня, но я знаю, что ему было не плевать на меня. Я это знаю. Марк, как я понимаю, в ответ использовал сарказм: – А, ну ладно, тогда все нормально. Раз уж ему было на тебя не плевать. Я занервничала. Я пошла за пианино, и тогда они оба замолчали. Я немного поиграла, а потом попросила Марка отвезти Питера обратно в отель. Все было очень сложно, но Питер так во многом походил на меня! Я не могла к нему не тянуться. За неделю мы получили достаточно полное представление о жизни Питера в Новой Зеландии. В интернете мы с Марком нашли архивы «Роторуа Дейли Пост», где рассказывалось о гибели уважаемого местного дантиста Джеймса Армстронга и чудесном спасении его несчастного осиротевшего сына Стивена. Конор Гири жил в Новой Зеландии почти пять лет и работал стоматологом по фальшивым документам. В паспорт Питера было вписано имя Стивена Армстронга. Он опасался заново легализовать свой статус, хотя нам с Марком казалось, что ему стоит восстановить права на свое настоящее имя и национальность. В Ирландию он приехал по 90-дневной туристической визе. Мы предложили обсудить все практические вопросы с моим юристом, но Питер сопротивлялся и до ужаса боялся СМИ. Это нужно было проделать со всей деликатностью или вообще никак. Мы договорились, что Питер пока соберется с мыслями и сам решит, когда сделать этот шаг. После первой недели я предложила Питеру остаться в моем доме на Рождество и, если он захочет, после. В тот день он впервые улыбнулся. Мы пожали руки. Это был самый близкий физический контакт, который мы пока что себе позволяли. Я составила график пользования ванной, завтрака и отхода ко сну. Мы решили готовить по очереди. Идее представить его моим друзьям он отчаянно противился. – Пожалуйста, – попросил он, – я не привык к людям. Может быть, хотя бы по одному за раз? – И это я тоже понимала. Марк теперь не всегда присутствовал при наших беседах. Для него это было гораздо тяжелее, чем для меня. В канун Рождества мы с Марком и Питером обедали вместе. Я хотела кое о чем спросить Питера, но Марк посоветовал не торопиться, так что я ждала, пока он разрежет рождественский пирог и разольет всем по рюмке портвейна. – Питер, ты знаешь, когда мы получили результаты ДНК, там оказались данные про твою дочь, но ты никогда не говорил о ней… – У меня нет дочери, – заявил он. Я открыла ноутбук и показала ему сайт, где было ясно сказано: ПГ [его инициалы] Аманда Херон Родитель/Ребенок 50 % общей ДНК