Александры в гостиной не оказалось. Встревоженный Лев Иванович сунулся в кухню, потом распахнул дверь санузла – и обомлел. Долецкая сидела на краю ванны и держала ножницы возле горла. Гуров успел схватить ее за руку и сжать запястье. Ножницы выпали из пальцев, и он быстро потянул женщину в коридор. Она сопротивлялась, но вяло. Гуров помог ей лечь на диван и сел рядом. – Долго думали? – спросил он. Она перевела на него безучастный взгляд. Потом закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Гурову ничего не оставалось, кроме как дать ей воды. И остаться рядом. Ему в какой-то степени повезло: измученная Александра через какое-то время задремала. Лев Иванович осторожно встал с дивана, на котором сидел все это время, и вышел в коридор. Оставлять Долецкую в одиночестве было нельзя. Покидать комнату тоже нежелательно. Кто знает, сколько опасных для жизни предметов находится в этой квартире? Поговори он с Крячко на полминуты дольше, случилось бы непоправимое. А если бы на его месте была Виктория Сергеевна, то, скорее всего, Долецкая даже не подумала бы о самоубийстве. В кармане завибрировал телефон, и Лев Иванович поспешно провел пальцем по экрану, обрывая мелодию входящего вызова. Прежде чем ответить, он заглянул в комнату и убедился в том, что Александра спит. – Слушаю, – произнес он в мобильник. – Лев Иванович, это Виктория. – Рад вас слышать, – признался Гуров. – Что там у вас? Как дела? – Отдала записку и шапку экспертам. Обещали быстро провести экспертизу. Я еще в прокуратуре, хочу поговорить с Игорем Федоровичем, но он сейчас занят. – К нему из Следственного комитета пришли, – объяснил Гуров. – Это же хорошо, да? – обрадовалась Кораблева. – Помощь ведь нужна. – Надеюсь, что они не обвинят нас в бездействии. Третий день, а у нас нет никаких результатов. – К сожалению, иногда от человека мало что зависит. – Это вы не мне скажите, а тем, кто будет недоволен результатами нашей работы, – посоветовал Гуров. – А как там Саша? – Знаете что? – неожиданно прорвало Гурова. – Саша спит. Полчаса назад я застал ее в ванной с ножницами в руке. Если бы пришел позже, то они были бы в ее шее. Я все понимаю, но сидеть тут не имею возможности. – Не переживайте так, Лев Иванович, – неожиданно развеселилась Кораблева. – Вы настоящий герой, а Саша просто измотана. Я предлагала ей побыть в больнице, но она категорически отказывается. Тащить ее насильно? Рискнете? Я – нет. Но я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы не обязаны сидеть рядом с ней как пришитый. Я сейчас позвоню ее мужу и попрошу его приехать. Он врач, и не простой, а специалист в нужной области. Саше я уже намекала на то, что вечно я с ней рядом не буду, а одну ее оставлять опасно. Она все понимает. Подождите немножко, ладно? Алексей приедет, вот увидите. – Если его не будет, то я снимаю с себя все полномочия, – заявил Гуров. – Он прибудет, – пообещала Виктория Сергеевна. – Ой, Игорь Федорович идет. До встречи! Она отключила связь первой. Гуров посмотрел на телефон в своей руке и почувствовал острое желание наговорить Кораблевой гадостей. Вот просто отчитать как школьницу. Разговаривает с ним, как с идиотом. На все имеет свое мнение. Что для него проблема, то для нее выход из положения. Через минуту пришло раскаяние. Он прошел в комнату и сел в кресло, стоявшее возле дивана. Александра крепко спала, и Гуров вдруг понял, что последние двое суток она вряд ли сомкнула глаза. Если и вздремнула, то ненадолго. Пусть спит, а он пока подумает о делах насущных. Шапочка, значит. Надо было ее, конечно, предъявить для опознания родителям. Если не матери, то хотя бы отцу. В принципе, сделать это можно и без ее наличия – Гуров сделал несколько фото шапочки на мобильный. Но узнает ли головной убор родного сына Алексей Долецкий? Он же воскресный папа, бывает здесь нечасто. Мог и не видеть этой шапки. И все-таки как она оказалась в подъезде? Шапку подбросил кто-то пришлый или кто-то свой. Под «своими» Гуров имел в виду соседей Александры. Тех, с которыми была проведена беседа. Тех, кто впустил полицию в свои квартиры в ночь преступления. Они опросили всех, и никаких подозрительных нюансов не обнаружили. Да и при ближайшем рассмотрении образа жизни, рода занятий и передвижений Александры и Долецкого ни разу не всплыло ни одно имя кого-либо из соседей. Что-то подсказывало Гурову, что мотив преступления нужно искать не в доме, а за его пределами. То, что считалось местью, на деле оказалось совсем другим. Жадность и способность Голенко добиваться своего любым способом плюс скверный характер и безрадостная жизнь Дубининой, как выяснилось, не могли произвести на свет столь изощренный способ наказания человека. Или могли?.. Гуров почувствовал сонливость. Чтобы взбодриться, он медленно прошелся по комнате, осматривая полки. Александра много читала, книг у нее было много. Под них она отвела целый стеллаж, и каких только изданий здесь не было. Отечественная и зарубежная классика, стихи и проза, научно-популярные журналы, словари и даже учебники. Отдельной стопкой покоились потрепанные раскраски для детей. Тут же стояла вазочка с карандашами. Александра пошевелилась, но не проснулась. Гуров вышел в коридор, оставив дверь в гостиную открытой. Перед ним был другой дверной проем, который вел в детскую комнату. Кораблева описала обстановку в комнате маленького Степы Долецкого очень подробно. По полу действительно были разбросаны игрушки, кроватка оказалась разобранной, повсюду царил беспорядок, обычно царящий там, где находятся маленькие дети. И ничто не говорило о том, что здесь спешно проводились сборы. Под ноги Гурову попалась пустая картонная коробка из-под цветных карандашей. На стене, на высоте человеческого роста красовалось множество рисунков, сделанных детской рукой. Художник использовал светлые цвета, мрачных типа черного или фиолетового на рисунках практически не встречалось. Степа вообще был большим оригиналом. Земля у него была синего цвета, а лепестки цветов зелеными. На одном рисунке была изображена кошка или кто-то очень на нее похожий. Шерсть неведомого зверя была красной с оранжевыми пятнами. Рисунков было много. Очень много. А еще Степа Долецкий часто рисовал людей. Александру Гуров узнал сразу, по цвету волос. Себя Степа тоже изображал рядом, но иногда мама была одна. На некоторых рисунках рядом с ней Гуров увидел фигуру огромного человека. Он нависал над Александрой и занимал, как правило, три четверти от всей площади листа бумаги. Иногда Степа изображал девочку со светлыми и непременно торчащими вверх волосами. Гуров насчитал три рисунка с девочкой. Похоже, они дружили. Закончив осмотр рисунков, Гуров подошел к двери на балкон, открыл ее и выглянул наружу. На балконе стояла лишь одинокая трехлитровая банка. За спиной раздался шорох. Гуров обернулся и увидел стоящую на пороге Александру. – Извините, – произнес он. – Ничего страшного, – хриплым голосом произнесла она. – Обыскивайте. Если нужно, значит, нужно. Если это поможет… – Лишним не будет, – уклончиво ответил Гуров. – Это не обыск. – А что же тогда? – Осмотр. Я должен был заручиться вашим согласием, но вы были в таком состоянии, что я предпочел вас не волновать лишний раз. Александра обвела детскую комнату напряженным взглядом. – Если я вам не нужна, то можно я пойду? – Конечно. Я с вами. Она отступила в сторону, уступая путь. Гуров вышел в коридор и проследовал в гостиную. Он заметил, что воды в стакане стало значительно меньше. – Как себя чувствуете? – спросил Лев Иванович. – Так же. В голосе Долецкой не проявилась ни одна эмоция, и это вовсе не говорило о том, что ей на самом деле полегчало. Но то немногое время, которое она провела в забытьи, несомненно, вернуло ее к жизни. – Вам точно не нужна помощь врача? – Вы знаете, что не нужна. – Хорошо. Александра… – Саша, – поправила Долецкая. – Не надо полным именем называть. – Саша, – повторил Гуров. – Ну хорошо. А я Лев Иванович. – Знаю. – Принести вам свежей воды? – Не нужно. Долецкая отвечала скупо, и Гуров предпочел не мучить ее предложениями о помощи. Однако, решил он, самое время поговорить с ней по душам, пока не приехал ее муж. Кто знает, как она его встретит? Но Александра обратилась к нему первой. – Скажите, – начала она, положив руку на горло. – У вас не получается его найти, да? – Мы делаем все возможное, – уверил женщину Лев Иванович. – А что вы делаете? – Опрашиваем людей, знакомых. – Чьих знакомых? – Понимаете ли, Саша, – Гуров старался тщательно подбирать слова. Ситуация сложная, но если есть хоть какой-то шанс на успех, его надо использовать. Любой из опрошенных мог нам помочь. – Да кто? С кем вы разговаривали? – повысила голос Долецкая. – Мы проверили связи вашего мужа, опросили ваших бывших коллег. – О каких коллегах вы говорите? – нахмурилась Долецкая. – У меня нет коллег, я работаю сама на себя. – Но когда-то вы работали в поликлинике, – напомнил Гуров. – Ваш супруг сказал, что вы уволились из-за конфликта. – А-а, – протянула Александра. – Понятно. Разговаривали, значит. И что же вам там рассказали? – Немного, – на мгновение прикрыл глаза Гуров. – В основном вспоминали о вас как о хорошем сотруднике. Главный врач отзывался очень хорошо. – Козел, – с чувством произнесла Александра. – Старый придурок, который держится за свое вшивое креслице. Вы видели, сколько ему лет? За восемьдесят. Еле ходит. Тогда, когда я не знала куда деваться, он ни одним своим скрюченным пальцем не пошевелил, чтобы поддержать. Вместо этого предложил другую должность. Да не это мне было нужно! Гуров вспомнил старика с лохматыми бровями и искренне посочувствовал ему. Он наверняка не вмешался в бабские разборки лишь только потому, что не вышел бы с поля боя живым. Раньше Александра представлялась Гурову забитой жертвой, которая терпит нападки самовлюбленной Дубининой, но теперь он понял, что ошибался. Ирина не стала бы так вести себя со слабым противником. Нет, Александра была ей ровней, потому и схлестнулись. Странно, но теперь Гуров понял, что Дубинина с самого начала была ни при чем. Просто ни ему, ни Стасу не удалось увидеть Александру в ту пору. Тем не менее она все же пострадала, будучи вынужденной уволиться и уйти подальше от склок. Измена мужа, разрыв с ним, переезд, потеря работы, маленький ребенок на руках и даже родители, которые не стали помогать, – все это могло не только закалить Долецкую, но и превратить ее в хищника, который нападает первым.