На сей раз Эльдор удостоил ее взгляда, холодного, равнодушного. – Снова будешь прыгать и убегать? – Не буду, – буркнула Алька, – я помню про ошейник. – Вот и не надо. – Он помолчал, а затем откровенно сказал: – Моя жена всегда одевалась в этом магазине. Именно поэтому я и знаю только этот магазин женской одежды в Роутоне. Да и меня там помнят. «Жена. У него была жена!» Отчего-то известие о том, что у совершенно непрошибаемого, безжалостного, бесчувственного приора когда-то была жена, подействовало как ведро ледяной воды. Алька затихла и снова сжалась в комок в углу дивана. «Была жена. Была… А может, и дети были?» – Мне жаль, – вздохнула она, – всегда тяжело терять близкого человека. Простите меня, я веду себя совершенно неподобающим образом. Конечно же, я ваша рабыня и выполню все, что скажете… – Терять? – Он приподнял бровь. – В каком-то смысле да, я ее потерял. Но она жива, здорова и даже повторно вышла замуж, если сплетни не врут. А вот мы и приехали… Про магазин «Золотой ирис» Алька знала понаслышке. О том, что там зеркала во всю стену, что туда привозят коллекции от Пьера Монтена и Алисы Шейп, что там одеваются жены и любовницы важных людей Роутона. И вот теперь она испуганно жалась за спиной Эльдора, в то время как он невозмутимо дожидался, когда лакей услужливо распахнет дверь. Тиб крутил головой и крепко цеплялся за руку приора, со стороны их вполне могли принять за отца и сына. Но это было не так. Алька не удержалась и вздохнула. Горько стало оттого, что Тиберик так быстро забывал родителей, так легко купился на доброе отношение к себе совершенно чужого человека. Как будто ее любви не хватало. – Идем, – бросил через плечо приор, они с Тибом уверенно зашли в магазин. Алька понуро брела следом, но когда вошла, все-таки не сдержала восхищенного вздоха. Да и какая девушка не мечтала бы делать покупки в подобном месте? Сверкающий полированный пол, ряды манекенов и безбрежный океан стеллажей, полок, стеклянных витрин. Обежав взглядом пространство магазина, Алька пришла к выводу, что здесь можно приобрести все, начиная от панталон и заканчивая верхней одеждой. Она встрепенулась при виде теплого платья в крупную серую клетку – когда-то подобное видела в каталоге Пьера Монтена, и здесь, в «Золотом ирисе», это было именно платье от Монтена, с идеальными строчками, из великолепной, дорогой тонкой шерсти. Встрепенулась – и сникла. Какое это имеет значение сейчас? Когда для всех она не человек, а так, опасная зверушка, которая и контролировать себя не может. Между тем из сверкающих недр магазина к Мариусу выплыли две красотки в совершенно одинаковых форменных платьях – тоже в клетку, только синюю. – Добрый день! – От волнения Алька слышала голос Мариуса как сквозь вату. – Я Эльдор, новый приор Роутона, фье. И мне нужно, чтобы вы одели по сезону вот эту девушку. И шагнул в сторону, открывая замершую Альку взглядам продавщиц. Алька оцепенела. Сейчас… Да, сейчас они скривятся и скажут, что двуликих здесь не обслуживают. А на нее будут смотреть с презрением и страхом. Как обычно в Роутоне смотрят на таких, как она. – Мы будем счастливы вам помочь, – прощебетали красотки. – Два простых домашних платья, – неторопливо продолжал приор, – и одно выходное. И все, что она захочет. Белье, шали, шарфы, перчатки… Что там еще может понадобиться. Алька не видела его лица – а хотелось бы. Крикнуть: зачем все это, зачем? Перед кем ей красоваться? Зато она внезапно увидела лица продавщиц и поняла, что они вовсе не смотрят на нее с презрением. Во взглядах, которые они бросали на Альку, была самая обыкновенная зависть. А на приора Святого Надзора девицы взирали с жадностью, как будто он был большой и невероятно вкусной конфетой. – Просим вас, ниата, пройти с нами. Алька хотела поправить, что она фье и что в ее жилах нет и следа королевской крови, но Эльдор молча ей кивнул – и она промолчала. – Мы с Тибом пойдем в кофейню, – сказал он, – там, напротив, делают отличные пирожные. Ну или делали раньше, когда я жил в Роутоне. Тиберик обернулся, его мордаха сияла. «Пусть идет, должно же хоть кому-то быть радостно». И они ушли, и снова Тиберик держал за руку приора. Может быть, так будет правильно? В самом деле, пусть хоть Тиб обретет счастье… – Идемте, ниата, – снова напомнили о себе продавщицы. И она подчинилась. Через час Алька была готова взвыть и очень жалела о том, что у нее печать – иначе бы уже давно выпустила своего крагха, напугала бы девиц, но вырвалась на свободу. Гора покупок росла. Помимо двух скромных, но очень дорогих платьев с белыми воротничками под горло, продавщицы отложили все необходимое белье – очень тонкое, с кружевной отстрочкой, теплую шаль от Мерлиссы Маль, чулки – теплые, тонкие и даже вульгарные, в сеточку. Алька пыталась воспротивиться, но ей было сказано, что мужчинам нравятся такие чулочки, особенно если это единственный предмет одежды, да и вообще, любая мыслящая здраво девушка мечтала бы оказаться на месте ниаты, так что нечего носом крутить. Платья, как ни странно, пришлись почти впору, так что даже не требовали подгонки. А уж ботинки и туфли вообще сели идеально. Алька устала. Она так не уставала, даже когда драила полы в доме. Перед глазами порхали яркие цветные лоскуты, и все многообразие нарядов смешалось в развеселую карусель. А ведь они еще не выбрали выходное платье. А может, и не нужно оно ей? Приор и без того кучу денег оставит в магазине. Зачем ей все это? Полы мыть? Или по окнам пауков гонять? Ей принесли бархатное платье нежного фиалкового цвета. С очень смелым вырезом и пышными рукавами, расшитыми жемчугом. Было страшно даже подумать, сколько оно стоит, и Алька, обреченно вздыхая, нырнула в этот мягчайший бархат. Потом, когда расправили подол, ее подтащили к огромному зеркалу. – Вам очень идет, – сказала продавщица, – посмотрите только, как дивно оттеняет цвет глаз. «Угу, и печать Надзора», – подумала Алька. Но в зеркало все же глянула – и обмерла. Оно было идеальным, это платье. И Алька была в нем почти идеальной. Цвет фиалок, белый жемчуг – и серые глаза внезапно обрели небывалый фиолетовый оттенок, и кожа в вырезе словно светится. Ну а то, что волосы коротко острижены, только подчеркивает длинную хрупкую шею, и высокие скулы, и полукружья тонких бровей. «Ты такая красавица, Алечка, – так говорила мама, – только выходи замуж по любви, за хорошего человека, чтобы быть счастливой». Алька почувствовала, как по щекам потекли слезы. Она не хотела плакать, но почему-то все равно плакала. Еще год назад она мечтала о том, что выйдет замуж, что будет семья, любящий муж, дети… А потом стало ясно, что ничего этого не будет. Никогда. – Очень красиво, – хрипло проговорила она. – Очень… И закрыла глаза, чтобы не видеть печати, уродливым чернильным пятном залившей пол-лица. – Что снова не так? – От сердитого голоса приора Алька подскочила на месте. Один взгляд в зеркало – ну разумеется, стоит за спиной, заложил руки в карманы и смотрит недовольно. Правда, уже без прежней ненависти, она куда-то исчезла, растворилась. Но и не тепло. Смотрит, как на вещь. – Все так… – прошептала, поспешно опуская глаза. – Но я не понимаю, зачем мне все это, ниат Эльдор. Правда не понимаю. Мне вполне хватило бы теплой рубашки и штанов. Зачем вам так тратиться? – Я сам решу, на что мне тратиться, – жестко ответил он. – Вся эта одежда для того, чтобы ты достойно выглядела в моем доме. У меня в скором времени начнутся торжественные приемы, как приор Роутона я не могу пренебречь этой обязанностью. А Марго слишком стара и слаба, чтобы накрывать на стол и приносить блюда. Поденщиц я для этого приглашать не хочу, а Эжени на кухне должна управляться. Понятно? Не молчи, посмотри на меня. – Понятно, – выдавила Алька и глянула на него в зеркало. – Прекращай лить слезы. Слезами делу не поможешь. И он отвернулся, отошел в сторону, напряженно о чем-то размышляя. – А чем? Чем поможешь? – все-таки спросила она. – Иногда я думаю, что для меня лучший выход – шагнуть в Пелену. Молчание. Внезапно приор стремительно шагнул к ней, так что Алька сжалась, думала, ударит. Но нет. – Шею. – Что? – Шею мне свою дай, я неясно выражаюсь? Она покорно подставила шею и закрыла глаза. Судорожно втянула воздух, не понимая, что сейчас последует, и снова ощутила знакомую гамму запахов – горький шоколад, дерево, книги… И добавилась легкая кофейная нотка. Они с Тибом были в кофейне, как могла забыть? – Иногда, – глухо сказал приор, возясь с замочком ошейника, – иногда жизнь поворачивается совершенно неожиданной стороной, и то, что тебе сейчас кажется непоправимым, через год будет вспоминаться с улыбкой и легким сожалением. Поверь, печать Надзора не самое страшное, что может произойти. Он ослабил ошейник, просунул между ремешком и шеей палец. – Так лучше? – Да, – она сглотнула, – да, лучше… – Надо было сразу сказать, что жмет. Возьмешь у Марго мазь, помажешь… Тебе подобрали всю одежду? – Да, ниат Эльдор, – прошептала Алька, не зная, куда деваться. По коже, особенно там, где шеи касались руки приора, бегали мурашки. Альке было страшно так, что дух захватывало, но вместе с тем ей нравился запах кофе, шоколада, старых бумажных страниц, и она путалась в своих чувствах, не понимала, что правильно: бояться или все-таки немного поверить и открыть глаза? – Тогда мы можем ехать домой, – пробормотал приор, все еще не убирая руки с ошейника. Тогда Алька все-таки открыла глаза – и встретила его задумчивый взгляд. Похоже было, что все это время Эльдор внимательно изучал ее лицо. А потом, как будто опомнившись, резко отодвинулся и сказал: – Надень купленное теплое платье. И иди в коляску, а я пока расплачусь. – А где Тиберик? – пискнула Алька, уже не зная, куда деваться от тяжелого, давящего взгляда. – Он на диване сидит, у входа. Пока ты была здесь, мы уже ему все купили. И пирожных он поел. Алька промолчала, хотя в груди плененной птицей бился всего один вопрос: зачем вам все это, ниат Эльдор? Зачем?