– Сколько тебе лет? Алька сглотнула. В самом деле, сколько? Вот-вот стукнет двадцать. – Ну вот, а выглядишь ты на пятнадцать. Я бы тебе одно из своих платьев дала, но ты из него вывалишься. И правда, Алька бы из него вывалилась, потому что Эжени обожала сдобу и сама напоминала прекрасную сдобную булочку, причем с какой стороны ни глянь. Это очень быстро оценил конюх Эндрю, и порой Алька видела, как по вечерам парочка уединяется на конюшне. Впрочем, ей-то что? Ее дело выполнять поручения Марго и по возможности следить за братом. Поденщицы, Марта и Роза, тоже относились к ней вполне терпимо. Когда работали вместе, болтали, и Алька едва ли не впервые с момента гибели родителей почувствовала себя почти счастливой. Если бы не ошейник. И не леденящий кровь взгляд приора, когда ненароком все же с ним сталкивалась. В очередной раз она столкнулась с приором Эльдором на лестнице, ведущей на второй этаж. Алька несла стопку выстиранного и выглаженного белья, чтобы перестелить его постель, и была уверена, что в такое-то время ниат укатил в ведомство. Но нет, ошиблась. Рот наполнился вязкой слюной, стоило наверху появиться плечистому силуэту. Алька замерла на миг, потом торопливо попятилась, опустив голову и мысленно молясь Пастырю, чтоб убраться поскорее. Конечно, до сих пор приор ее не убил, не открутил голову, не отрубил руки-ноги, но все равно было страшно. Кожей ненависть чувствовала. Лицо его, и без того непроницаемое, при виде Альки каменело. Казалось, еще чуть-чуть – и услышит скрежет зубов. – А ну, стоять! – рыкнул сверху приор. – Куда шла? Сбежать не получилось. Алька замерла на предпоследней ступеньке, ладони вспотели, но она даже вытереть их не могла, потому что прижимала к себе стопку простыней. – В вашу спальню, ниат. Главное, не поднимать головы. Не смотреть в глаза, не злить – и все обойдется. – Ну так иди, – прозвучал приказ. – Почему обратно поворачиваешь? Это было нелегко – заставить себя прошагать мимо приора. Лестница была узкая, Альке пришлось прижаться спиной к перилам, чтобы, упаси Пастырь, не коснуться ткани синего стеганого халата приора. Но, проскользнув мимо, все же успела уловить слабый запах – и сама удивилась тому, что пахло от ниата Эльдора домом и уютом. Не кровью, не железом и уж, конечно, не спиртным. Дерево, старые книги, теплый воск и капелька горького шоколада. И Алька – всего лишь на мгновение – вдруг увидела себя в старом родительском кресле, укутанной в шерстяной плед с чашкой какао. Потом взгляд упал на уголок гладкой светлой кожи в вороте халата, на старый белый шрам в яремной ямке, как будто там делали надрез, а потом зашивали. Она вскинула взгляд. В сумраке приор Роутона казался совершенно бледным, глаза темнели двумя провалами в ночь и губы сурово сжаты, но… Внезапно Алька поняла, что ненависти не было. От удивления едва не выронила ношу и, быстро восстановив дистанцию, засеменила с бельем дальше по коридору. А перед глазами – старая комната, стеллажи с книгами и сама она кутается в мягкий плед. Недавно все это было, и нет больше. Закончилось. Теперь только ошейник, который натирает кожу, но она не решается попросить его ослабить, и работа по дому. Хорошо, что Тиберик есть. И Марго, и Робин, и другие… Влетев в спальню приора, она, не видя ничего вокруг себя, сгрузила простыни на стул и принялась сдергивать несвежее белье с кровати. Внутри все похолодело, когда услышала тяжелые шаги, скрипнула приоткрываемая дверь. Приор Эльдор остановился на пороге и молча смотрел, как она заправляет в наволочки подушки и откладывает их в сторону. Алька едва не расплакалась от страха и неопределенности. Что ему нужно? Но не оборачивалась, молча делала свое дело. И вот уже белье застлано, ни морщинки, и надо просто собрать старое и выйти. А приор продолжает стоять в дверях и молчать. «Да чтоб тебя…» – в отчаянии подумала Алька. – У тебя есть крылья? – вдруг спросил Эльдор. – Ч-что? – Она обернулась и замерла, уронив руки. Очень хотелось убежать, но приор перегородил проход, да и пожелай он применить магию, никуда не денешься. – Что тут непонятного? – Он пожал плечами. – Когда ты перекинулась в крагха, у тебя были крылья? Вот так, из ощущения покоя и уюта с размаху головой в мертвенный холод воспоминаний. Алька невольно обхватила себя руками. – Да, были, – с трудом выталкивая слова, сказала она. – Хорошо. – Приор задумался на несколько мгновений, затем, глядя сквозь Альку, кивнул собственным мыслям. – Собирайся, поедешь со мной в Роутон. Нет-нет-нет! Зачем? Что он там надумал? Вернуть в тюрьму? Возможно. – Я делала все, что велела фье Марго, – пробормотала она, – я ничего не украла. А когда подняла голову, встретила внимательный взгляд приора. Он разглядывал ее, склонив голову к плечу, и в этот миг выглядел непривычно молодым и беззаботным. Почти самым обычным мужчиной, образованным и богатым, каких Алька навидалась в родительском доме. Единственное, пожалуй, что отличало Эльдора от них, – коротко стриженные волосы на военный манер, сейчас взъерошенные. – Мы съездим в Роутон, чтобы купить тебе одежду, – прошелестел в ушах Альки его голос. – Тиберику тоже что-то к зиме нужно, так ведь? Перед глазами резко потемнело, и Алька подумала, что после таких нервных потрясений самое время картинно лишиться чувств. Но вместо этого она кивнула и принялась собирать с пола простыни. – Где вы покупали одежду, когда жили с родителями? – поинтересовался приор. Ну надо же. Захотелось поговорить? Алька прижала к груди ком белья и двинулась к дверям. – Мы ходили к портнихе, – ответила тихо, – потому что на меня сложно подобрать готовую одежду по размеру. – К портнихе – долго. Мы купим тебе готовое платье и подгоним по фигуре в магазине. – Он посторонился, пропуская ее. И уже вдогонку, когда Алька с замирающим сердцем неслась вниз по лестнице, сказал: – Собирай и Тиберика. Его тоже нужно приодеть. Собрать Тиба. Собраться самой. Хотя что ей собираться, штаны и рубашка, старые башмаки Марго, и все. Глазенки Тиба засияли от восторга, стоило сказать, что приор Эльдор берет их в Роутон. А у нее от одной только мысли, что придется ехать в одном экипаже с приором, руки холодеют и во рту пересыхает. Но ничего не поделаешь, отказаться не получится. Вернее, она могла бы отказаться, если бы оставалась фье Ритц, приемной дочерью переплетчиков, а приор Эльдор был всего лишь надоедливым ухажером. Но увы. Он был ее хозяином на ближайшие пять лет, а она, как выяснилось, совсем не была человеком. …Через полчаса они сидели в новенькой двухколесной коляске с откидным верхом, в которую Эндрю запряг вороного коня. Приор забрался последним, взялся за вожжи – и коляска плавно тронулась с места. Алька забилась в угол и старалась лишний раз не смотреть в сторону Эльдора, даже отвернулась, с преувеличенным вниманием рассматривая пожелтевшую траву и поредевшие макушки деревьев. Зато Тиб чувствовал себя как рыба в воде, болтал ногами и донимал приора всякими глупыми вопросами – «а почему вон то облако длинное, а это круглое?» или «а если разрезать яблоко, червяк испугается и убежит?». С каждым следующим вопросом у Альки сердце замирало, ей все казалось, что сейчас приор разозлится и как следует встряхнет чересчур разговорчивого мальчишку за шиворот, но Эльдор совершенно спокойно на все вопросы отвечал. Так, как будто вся эта болтовня не была ему в тягость. Алька немного успокоилась и принялась с удовольствием смотреть на пригород Роутона. Осень окончательно вступила в свои права, листва опадала, и это было очень красиво, когда меж ярко-желтых листьев просвечивали темно-коричневые ветви. Воздух казался хрустальным, ночью прошел небольшой дождик, вся пыль осела. В синем небе к югу тянулся клин гусей. А вдалеке из-за желтых шапок старых кленов уже виднелись окраины Роутона с бордовыми черепичными крышами, с высокими печными трубами… Алька поежилась. Да, осень окончательно обосновалась в этих землях, и ветер дышал прохладой, от которой уже не спасали обноски. – Алечка! – Тиб наконец оставил в покое приора и повис на ее руке, прижавшись всем телом. – Ну что ты не улыбаешься? Так здорово, что мы едем в город, да? Ниат Эльдор обещал купить мне пряник-лошадку, ну, помнишь, какую мне мама всегда покупала? Алька торопливо заморгала, чтобы никто не увидел стремительно набежавших слез. Она тоже честно пыталась покупать таких лошадок. Но пряники с цветной глазурью стоили недешево, а откуда у нищенствующей двуликой деньги? То ли дело приор Святого Надзора… И, сглотнув, она кое-как выдавила: – Это… хорошо. Я рада, Тиб. Я очень рада, что тебе хорошо. Тиберик обхватил ее за шею, приблизил губы к уху и прошептал: – И тебе тоже будет лошадка! Ты только не печалься! «Не надо мне ваших пряников», – подумала она, но промолчала. Да и что скажешь пятилетнему малышу? Он не знает, что такое рабство в обмен на сохраненные руки, он понятия не имеет, что такое растертая ошейником кожа, и он, хвала Пастырю, даже не подозревает, как больно ставить печать Надзора. Алька покосилась на Эльдора. Тот невозмутимо правил конем, думая о чем-то своем и глядя на дорогу, а она, глядя на его профиль, почему-то задумалась о том, что Эльдора называют ниат, это значило, что в его роду есть капелька королевской крови, и было странно, как это он стал стражем Надзора. Обычно стражами делали мальчиков, оказавшихся никому не нужными. Сирот, беспризорников. Как ниат попал в их число? В этот миг Тиб отпустил ее руку, повернулся к Эльдору и пропищал: – Вот бы и мне стать стражем! Алька была готова поклясться, что в этот миг лицо ниата дрогнуло, исказилось судорогой страха, отвращения, ненависти. Но в следующее мгновение вновь окаменело. – Тебе не стоит быть стражем, Тиберик, – глухо сказал Эльдор, – в этом нет ничего хорошего. Куда лучше окончить хорошую школу для мальчиков и поступить в Королевскую академию естественных наук. – Ску-учно, – протянул Тиб. – Не скучно. Если бы у меня была возможность выбирать, я бы выбрал академию. Альке очень хотелось спросить, что же такого могло случиться, что ребенок из хорошей семьи попал в Надзор, но она не посмела. Во-первых, кто она такая, чтобы спрашивать, во-вторых, приор наверняка разозлится, гаркнет на нее, мол, не обязан я тебе отвечать. Но любопытно, конечно, было, потому что ходили слухи, что? именно делали с детьми, которых готовили в стражи. Магии больше не осталось в этом мире, вся она ушла в Пелену, и чтобы сделать человека магом, проделывали с ним жуткие и весьма болезненные процедуры, коверкали саму человеческую сущность, насильно прививали способность творить волшбу. Разговор сам собой утих, они ехали уже по улицам Роутона, все ближе и ближе к центру, и Алька забеспокоилась. Приор говорил о магазине готового платья, но ведь чем ближе к главной площади, тем дороже. Ей совсем не хотелось, чтобы на нее смотрели с жалостью и брезгливостью расфуфыренные куклы, что обычно обслуживают богатых покупательниц. И только этот страх стать посмешищем подвиг ее на вопрос: – Ниат Эльдор, простите, а куда мы едем? И невольно съежилась, ожидая то ли удара, то ли окрика. – В «Золотой ирис», – совершенно невозмутимо, даже не поворачивая головы, ответил Эльдор. – «Золотой ирис»! – Алька не сдержала возгласа. – Но зачем? Зачем вы меня туда везете? Чем я так провинилась, что вы хотите меня мучить еще и там? – А ну тихо! – Он недовольно нахмурился, и Алька сжалась в комок. – Что за глупости? Никто тебя мучить не собирается. Но ее уже было не остановить. Пусть лучше убьет ее, чем вот так… – Посмотрите на меня, – твердо сказала Алька, – я тощая оборванка с фиолетовым пятном в полрожи. И вы хотите, чтобы мне подбирали платья вот там? Чуть ли не в самом дорогом магазине Роутона? Да мы даже в лучшие времена обходили его стороной, туда же зайти страшно, такие цены…