И ничего хорошего. Смотрит, как на девку, которую можно уложить в постель, а потом вышвырнуть, как ненужную, использованную вещь. Алька не хотела себе такой судьбы. Ну и потом, Эльдор – приор Роутона, а она – двуликая. Им все равно невозможно быть вместе. Нельзя и неправильно. Но прежде чем нести кофе хозяину, Алька оделась, отнесла перо к себе, умылась и причесалась. Обрезанные Марго волосы отрастали, темными волнами обрамляли скулы, щекотали шею. Когда-то Алайна Ритц делала себе красивые прически, украшала их шпильками с цветами или лентами. Но все ушло. Когда сварила кофе и принесла в кабинет, приор уже сидел за столом и что-то сосредоточенно писал. В мятой с ночи рубашке, которую умудрился забрызгать чернилами. Даже не взглянул на Альку, лишь коротко кивнул. Она аккуратно поставила белую чашечку на стол, рядом блюдце с песочным печеньем, которое к балу испекла Эжени, и бесшумно шагнула к двери. – Подожди. Алька быстро обернулась. Эльдор строго и хмуро смотрел на нее. Ну вот что, это и есть тот самый «нитковыдирательный» взгляд? Глупости. Эжени просто показалось, просто потому что сама она счастлива с Эндрю и поэтому хочет счастья и другим. Хотя какое тут счастье с приором Надзора. Эльдор указал на кресло: – Сядь. И снова углубился в написание бумаги. Алька сидела и слушала, как шуршит перо. Пахло чернилами и кофе. Смотрела на склоненную голову Эльдора, на его руки с длинными крепкими пальцами. Ей хотелось убежать из кабинета, потому что… ловила себя на том, что приор Эльдор кажется красивым. «В любом случае тебе, как здравомыслящей девице, стоит держаться от всего этого подальше. Не забывай, что ты рабыня на пять лет. А еще помни, что он хотел отрубить тебе руки». Наконец приор отложил бумагу и уставился на Алайну. – Как ты себя чувствуешь? Я не стал тебя будить. – Спасибо, все хорошо. – Она выдержала его взгляд. – Ты, пожалуйста, помалкивай о том, что было ночью. – Конечно, ниат Эльдор. А сама подумала: вы меня за дурочку держите? – Я только что написал в Надзор длинное обоснование, почему ты без печати. Алька пожала плечами: – Мне кажется, печать не так уж и обязательна. Я все равно в ошейнике, ничего не успею плохого сделать. – Да, да… – Он взял чашку с кофе, потом снова поставил ее. – Без печати ты мне куда больше нравишься. – Спасибо, ниат Эльдор. Он вдруг улыбнулся – точь-в-точь как тогда, когда выловил из ее волос перо. – Думаю, когда мы вдвоем, ты можешь называть меня по имени. Меня зовут Мариус. Это вполне нормально, после того что было между нами этой ночью. Его темные глаза смеялись, а Алька снова начала краснеть. И разозлилась. Ему-то весело, да, вот так играть с ней. А ей что? Тоже веселиться? А ведь хочется плакать. – Зачем вам все это, ниат Эльдор, – устало посмотрела на него девушка. – Вы начинаете вести себя со мной так, как будто я… как будто я – что-то важное. Но ведь это не так, я ничто и никто. Почему вам так нравится меня дразнить тем, чего никогда уже не будет? Вам доставляет удовольствие раз за разом возвращать меня к прежней жизни? А когда последует щелчок по носу? Когда снова напомните о том, что я рабыня? Что я двуликая? Что мне вообще не место среди людей?! Она вскочила с кресла и заходила туда-сюда по кабинету. Теперь, после ночи в мягкой постели с запахом кофе и книг, Альке стало плохо. Она заставила себя снова повернуться – и посмотреть на свою жизнь, настоящую жизнь. И было понятно, что ничего хорошего уже не будет. Так к чему все это?! Не заметила, как повторила все это вслух. Эльдор медленно выбрался из-за стола. – Ты ведешь себя так, как будто я тебя обижаю чем-то. – Обижаете, да! – Алька развела руками. – Обижаете тем, что не даете забыть, кем я была. Пастырь, да лучше б я по-прежнему жила с Тибом! Так было бы честнее, ниат Эльдор. И не было бы так больно. – Но для этого нужно, чтобы ты никогда не лазила в мой особняк, чтобы стащить пару серебряных ложек. Алька внезапно поняла, что он смотрит на нее, посмеиваясь. Вспыхнув, она резко развернулась, чтобы выбежать из кабинета, но не тут-то было. Ее поймали, крепко обхватили за талию, прижали к себе. Алька окаменела. Это еще что такое? Еще один спектакль? Так зрителей нет. Страх сковал по рукам и ногам, лишая способности сопротивляться. – И где у тебя болит? – Шепот Эльдора затерялся в ее волосах. – Здесь? – Мягкое поглаживание под грудью, от которого у Альки потемнело в глазах. – Или здесь? – Рука переместилась выше, палец обрисовал яремную ямку. – Отпустите, – простонала она, – я двуликая, помните? Такие, как я, убили вашу семью. – Но, как ты уже однажды заметила, это была не ты. Она не могла видеть его лица, но чувствовала, что Эльдор улыбается. – Вы меня ненавидите, – задыхаясь, прошипела она. – Увы, нет. Больше нет. Он так и не убрал руки от ее шеи, мягко поглаживая, вычерчивая на коже пламенеющие узоры. И так крепко прижимал к себе, что у Альки уже не осталось сомнений в его намерениях. «А может, и пусть? Пусть это будет Эльдор? Мне ведь никогда не обрести семью, я никогда не выйду замуж. А так хоть узнаю, как это…» – Алайна, – прошептал он, – теперь ты ответь. Зачем тебе все это? Зачем ты заставила меня забыть о ненависти? Зачем заставила думать о тебе, а? – Я… я не хотела, не хотела ничего такого. – Щеки пылали, и более всего Альке хотелось убежать и спрятаться. Но приор держал крепко. – Не хотела, но так получилось. – Шепот Эльдора сделался едва слышным. – И я тоже не знаю, как быть со всем этим, потому что я приор Святого Надзора, а ты все же двуликая. – Ну так сделайте, что вам хочется, – хрипло выдохнула Алька, замерев в его руках, – я ведь ваша рабыня, вы имеете на меня все права. – И за кого ты меня держишь? Он резко развернул ее к себе, замер, вглядываясь в лицо. Дыхание приора было рваным, как будто он только что долго бежал. И он был совершенно серьезен. – А тебе хочется того, что ты только что предложила? Алька едва не расхохоталась. Вот же умеет перевернуть все с ног на голову! Теперь утверждает, что это она ему себя предлагает. – Я не знаю, – шепнула она, – у меня, к сожалению, совершенно нет опыта в подобных делах. – Ну и отлично. Правда, я все равно пока не понимаю, что с тобой делать, Алайна Ритц. Боюсь, общество Роутона не оценит, если приор женится на двуликой. – Вам необязательно жениться, и вы это знаете. – Да, именно так. Она тонула в его глазах, темно-карих, почти черных. Кофе с вишневым ликером, вот что они напоминали своим цветом. Эльдор продолжал придерживать ее, обнимая за талию, а другой рукой неспешно зарылся в волосы, пропуская пряди сквозь пальцы, поглаживая ямку под затылком. Потом эти вкрадчивые, мягкие прикосновения переместились на шею. Он медленно, словно любуясь, обвел пальцами ее подбородок – и уже совсем медленно, до странной внутренней боли, коснулся губ, провел подушечкой большого пальца по нижней губе. Алька забыла, как дышать. Внезапно мир вокруг исчез, растворился, стал совершенно неважным. Она замерла, напряженная, словно натянутая стрела – тронь и зазвенит. – Странная ситуация, не находишь? – тихо спросил Эльдор. – И Пастырь ведает, почему все происходит именно так, как происходит. Ты очень красивая, Алайна Ритц. Но дело даже не в этом… И умолк. А потом, быстро приблизив свое лицо, поцеловал. Алька никогда и ни с кем до этого не целовалась. Она вздрогнула всем телом, когда ощутила нежное, невероятно мягкое прикосновение чужих и, что самое главное, мужских губ. Алька и не подозревала, что они у приора такие мягкие и пахнут кофейной горечью. Да и то, что он вообще может быть нежным, казалось совершенно небывалым, но… Алька, словно почувствовав, чего именно он добивается, послушно разомкнула губы. Их дыхание смешалось. Эльдор по-прежнему крепко держал ее, прижимая к себе, словно хотел вдавить в себя. Он неторопливо ласкал ее губы, так трепетно и осторожно, что Альке внезапно стало этого мало, а внизу живота появилось странное тянущее чувство. С каким-то отстраненным любопытством она ощутила, что пуговки на ее платье расстегнуты, а пальцы Эльдора ловко нырнули под нижнюю сорочку, нашли грудь и легонько помассировали. Неужели вот этот стон – ее? И она, уже плохо соображая, что делает, закинула руки ему на шею, выгибаясь, подставляя всю себя горячим губам. Потом он просто подхватил ее на руки и отнес на кушетку, не переставая целовать. Сдернул вниз сорочку, прокладывая губами полыхающую дорожку от ключицы к груди, которая вдруг стала невероятно чувствительной. Алька зажмурилась и ахнула, когда губы Эльдора нашли ее сосок, превратившийся в твердую горошину. Это было неописуемо. Хорошо. И в то же время мало, всего мало. Запахи кофе, дерева, старых книг. И обжигающие прикосновения, от которых непослушное тело выгибается навстречу, прося ласки. Внезапно Эльдор резко отстранился, несколько секунд смотрел на Альку совершенно безумным, темным взглядом, а потом торопливо натянул сорочку обратно и принялся застегивать пуговки на вороте платья. – Так, – хрипло сказал он, – в эти игры мы с тобой играть не будем. – Почему? – с трудом выдохнула она. Тело как будто плавало в жарком мареве и почему-то все происходящее уже не казалось неправильным. – Потому что ты не девка из борделя. – Он ловко застегнул последнюю пуговку. – А я все-таки приор Надзора, а не растлитель девиц. Алька опустила голову. Пастырь, стыдно-то как! И выбежала бы из комнаты, но ноги стали ватными, голова кружилась. Единственное, что пришло в голову, так это: – Простите, ниат Эльдор.