Мариус подписал донесение, поставил секретную магическую печать, исключающую подлог документа, а затем, свернув в трубочку, положил свиток в почтовик. Такой же он дал Алайне, только соединенный с почтовиком Фирса. А его личный почтовик был связан с самим Магистром. Вот и все. Еще несколько дней можно списать на безуспешные поиски еретиков, а потом как получится. Все зависит от того, что он узнает – или не узнает – за Пеленой. Дальше нужно было что-то предпринимать. Собрать оружие, собраться самому. Да и нужно ли оружие, ему все равно не убить всех крагхов! Да и вообще, не убивать он туда отправляется, а разговаривать. Мариус повертел в руке мягкое синее перо. Не маленькое, как будто из крыла голубя. И самый кончик забавно вьется, словно завиток на шкуре барашка. Аккуратно расправил его перед собой на столе, потянул из своего резерва первую ниточку той самой магии, которой его накачивали под завязку, и начал выплетать поисковую структуру заклинания. Пусть она и отнимет час времени, но зато позволит сберечь, возможно, дни. Магическая нить послушно вилась под пальцами, подчиняясь привычным мыслеформам. Вот «привязка», вот «лазутчик», которому предстоит разыскать Алайну и прицепиться к ней невидимым хвостиком, вот взведенные пружины – и все это завязано на синее перо. Потом, закончив с построением поисковика, Мариус отпустил полученную структуру и невольно охнул, когда мудреные узлы «лазутчика» распрямились резко и устремились сквозь астрал к предмету поиска. Нить, тянущаяся из его личного резерва, начала раскручиваться с устрашающей скоростью, а потом он почти услышал щелчок – его заклинание намертво приклеилось к Алайне. Теперь, по крайней мере, Мариус мог чувствовать нужное направление. Он обмяк в кресле и вытер холодный пот. Резерв должен был восполниться, но чуть позже. А сейчас его недостаток попросту аукнется взвинченным состоянием и неуместной раздражительностью. В этот миг в дверь постучали. – Ниат Эльдор! Ниат Эльдор, это Эжени! Вы там? Мариус быстро смахнул перышко в ящик стола. – Да, я здесь. Получилось хрипло и очень злобно. Но Эжени, судя по всему, было не так-то просто напугать. Она сперва заглянула в кабинет, затем вошла. – Ниат Эльдор, там ваша, хм, бывшая жена скандалить изволит. Все же требует, чтобы Эндрю отвез ее в город. – Ч-что? – Из горла выполз хриплый шепот. Вот они, последствия траты резерва. Мариус почувствовал, что его начинает трясти от неописуемой ярости. А перед глазами стоит картина, как он собственными руками сворачивает Ровене шею. Может быть, и надо так поступить? Пойти сейчас за ней, взять ладонями лицо – а потом резким и верным движением прекратить существование этой твари? – Ниат Эльдор, – осторожно сказала Эжени, – что это с вами? – Г-гнать ее отсюда, – внезапно заикаясь, прошипел Мариус. – Ниат… Что у вас с глазами-то! – Эжени, внезапно вскрикнув, зажала рот рукой. – Глаза красные делаются! Мариус стиснул челюсти до хруста. Руки лежали на столешнице, ладонями вниз, и внезапно он понял, что стол под руками мелко вибрирует и что постепенно эта странная дрожь расползается вокруг, переходит на пол, катится к стенам. – Ниат Эльдор! – взвизгнула Эжени. И внезапно он пришел в себя. Давненько с ним такого не было. Крагховы бабы! Он уронил лицо, спрятал его в ладонях. – Эжени… Я ничего не желаю больше слышать о бывшей жене, даже если она будет сдыхать у меня на пороге. И еще… Мне нужно уехать. Когда вернусь – не знаю. Кажется, повариха медленно приходила в чувство. Видя, что ничего больше не трясется, по-деловому поинтересовалась: – Какие будут распоряжения на время вашего отсутствия, ниат Эльдор? Он усмехнулся. Хорошей женщиной была эта Эжени, и как хорошо, что он нанял именно ее. – Береги Марго и Робина, – сказал он, – кроме тебя здесь некому о них заботиться. А сам подумал, что отправляется, считай, на верную гибель. «Вы большой оригинал, приор Эльдор, – устраивать переворот ради одной-единственной девчонки, которая, возможно, никогда не почувствует к вам того же, что вы чувствуете к ней. В самом деле, земли Порядка прекрасно существовали со всем этим и точно так же просуществуют еще много сотен лет. А гибель Фредерика можно было списать на случайность. Но нет, неймется. Счастья захотелось, ишь ты». Он вздохнул, выбрался из-за стола и начал собираться в путь. Глава 9 По ту сторону Алька летела против ветра, который, как оказалось, был очень даже на руку, потому что высушил ее слезы. Но все равно болело внутри, и она раз за разом задавалась вопросом – отчего ей так больно? И не могла придумать ответ. Сказать, что она любила приора Эльдора, а он растоптал ее сердце? Так вроде не успела полюбить… наверное, не успела. Не стерпела унижения, потому что он овладел ею, а потом вернулся к жене? Так не овладел. Не успели, можно сказать, – и хорошо, что не успели… Но еще одного подобного «сеанса общения», мучительно-сладкой пытки она бы не выдержала и сама бы предложила по-настоящему. Так, как это бывает у всех людей. Присутствие рядом Мариуса Эльдора будило в ней совершенно неправильные для девицы желания, темные, сладкие. А сопротивляться самой себе не было ни сил, ни особого желания. Так в чем же дело? Наверное, дело было в обмане. Он говорил, что хочет быть с ней, а сам ночью принимал у себя бывшую жену. Та ведь, когда шла, столкнулась с Алькой и одарила ее таким взглядом, что сразу стало ясно: ниата Ровена – победительница. А не какая-то там двуликая. Он обнимал и целовал ее, Альку, а потом то же самое делал с Ровеной. И заставил уйти в свою комнату, когда эта белобрысая гадина обвинила ее в воровстве. Не дал и слова сказать. Возможно, еще и поверил ей, потому что Ровена хоть и была стервой, но все же не промышляла воровством. А Альке приходилось. Вот и вся любовь. И от мысли, что все закончилось, так и не начавшись, ныло и болело в груди. Мысли, которые Алька изо всех сил пыталась упорядочить, скакали в голове прыткими белками. Она цеплялась за надежду, что Эльдор не бросит Тиберика. Он как будто привязался к мальчику. Очень хотелось верить, что не бросит. А в ушах, как будто сквозь шум ветра, его слова: «Тебе будет со мной хорошо, маленькая птичка. Если ты захочешь. Обещаю. А остальное мы одолеем». От этого голоса, от воспоминаний о поцелуях, которые оказались ложью, становилось так горько, что казалось, в груди скребут стальные когти и она медленно истекает кровью. Ну ничего. Ей не привыкать к боли. Потерпит. Но оставаться там было невыносимо, еще больнее. А если Мариус поверил Ровене, что Алька украла кольцо? Неужели и правда отрубил бы руки? Нет, нет… Он не стал бы. Или наоборот? Она ведь почти не знала этого человека, понятия не имела, на что он способен… Алька летела высоко над землей, утопая в прохладном синем небе. Пару раз она даже ныряла в облака, но ей совершенно не понравилось. Это снизу они похожи на сладкую вату, а на самом деле – мокро, холодно, бррр… Она летела к границе земель Порядка, туда, где вспучилась Пелена. Алька старалась не думать о том, что может умереть, проходя сквозь эту невесомую границу между здоровыми и пораженными магией землями. В конце концов, раз крагхи могут проходить, и она как-нибудь сможет. Она изо всех сил пыталась убедить себя, что за Пеленой ей будет хорошо, что те, кто живет там, отнесутся хотя бы с пониманием, а может быть, и с состраданием. Пелена была видна издалека, чудовищных размеров надувшийся пузырь с непроницаемыми стенками, по которым змеились радужные переливы. Хоть бы успеть. Чтобы не задержали, не попытались стрелять из арбалетов или вообще пленить магией. А потом вдруг случилось странное: Алька поняла, что Пелена зовет ее. Это невозможно было объяснить словами, зов касался только ощущений – но к Пелене тянуло, Альке казалось, что там, по другую сторону, тепло, хорошо и уютно. «Иди к нам…» – Сотни шепчущих голосов, сливающихся в нестройный хор. «Иди к нам, сестра». До Пелены оставалось совсем немного. Было чуть-чуть страшно – но так, как будто понимаешь, что ничего плохого все равно не случится. Колкие мурашки по коже, щекотное чувство в груди – и все. «А вдруг она твердая?» – успела подумать Алька. Еще успела подумать, не сглупила ли она, сбежав из дома приора. Но Пелена властно тянула к себе, крылья уже взмахивали раз за разом помимо воли Альки. Как будто невидимые щупальца дотянулись до нее, оплели тело и теперь не давали свернуть. И тут уж стало страшно по-настоящему. Алька забилась, затрепетала в незримой паутине – но что может сделать маленькая синяя птичка против чудовищного паука? Это же Зло, внезапно подумала Алька. Пелена – Зло этого мира. А в следующий миг ее ударило о радужную поверхность. Громкий чавкающий звук – и она провалилась в мягкий красноватый сумрак. Из солнечного осеннего дня – в сумерки. И поняла, что падает. Наверное, она какое-то время была без сознания. Последнее, что задержалось в памяти, – стремительно надвинувшиеся камни, острые, словно наконечники копий. Сама земля в этом неправильном мире ощетинилась навстречу ей, и последнее, что успела Алька, это смягчить падение, судорожно трепыхаясь, взмахивая крыльями, пытаясь выровнять полет. А потом удар, резкая боль во всем теле – и больше ничего. Но глаза все-таки открыла, а это значило, что жива, по-прежнему жива. Высоко над головой было затянутое дымкой небо и солнце, что светило сквозь дымку, напоминало красный воспаленный глаз. Потом Алька поняла, что ее тело спеленуто чем-то мягким и слегка покачивается, будто на волнах. Тихо поскуливая от боли, она кое-как повернула голову и едва не взвыла от вмиг охватившего ее ужаса: наверху, чуть в стороне, летели самые настоящие крагхи и тащили ее в подобии гамака.