Часть 40 из 54 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Садись. Ты и без того устала.
Она улыбнулась уголками губ и послушалась. Легонько пожала его руку и принялась терпеливо ждать, вздрагивая при каждом шумном хрипе со стороны кровати.
Наконец в коридоре затопали, клацая жесткими когтями по камню, и в спальню вошел крагх. Он нес в вытянутых руках сосуд из совершенно прозрачного стекла, огромных размеров колбу, в самом центре которой драгоценной каплей сверкала частица Пелены. Мариус оглянулся на короля – тот едва заметно кивнул. Тогда крагх передал сосуд в руки Мариусу, и, стоило взяться за стенки, Пелена внутри ожила. Мгновенно растянулась нитью, соединив вместе обе ладони Мариуса.
– Вот видите, ваше величество, – поднял он сосуд повыше, чтобы видели все присутствующие – король, воины, Алайна. – Пелена притягивается к носителю магии, то есть к частице ее самой. Что будет, если сосуд возьмет в руки не-маг? Кто хочет попробовать? Ничего страшного не произойдет, тем более что отважный воин принес нам его.
– Я хочу, – вдруг подала голос Алечка.
Мариус обернулся к ней, протянул пузатую посудину:
– Возьми.
Алайна с любопытством уставилась на Пелену, снова собравшуюся в центре и как будто стремящуюся занять положение как можно дальше от стенок сосуда.
– То есть в Алайне магии нет, – пояснил Мариус. – А теперь давайте отдадим Пелену в руки королеве…
– Я сам, – хмуро вмешался король, – не трогай ее. Она пока что моя. Пока что…
Он взял колбу из рук Мариуса, присел на край кровати. Велейра что-то забормотала, попыталась сопротивляться, но ее руки оказались прижаты к колбе по обе стороны. Капля внутри дернулась и медленно, словно демонстрируя всем свои радужные переливы, растеклась к ладоням Велейры.
Сантор безмолвно высвободил колбу и передал ее обратно воину. Мол, унеси. А потом, склонившись к королеве, отвесил ей звонкую оплеуху.
– Что еще ты от меня скрывала? Что еще? Что ты успела натворить?!
Изумрудные крылья мелко затряслись, и Мариус подумал, что Петля Смертника была бы куда милосерднее, если бы просто убивала всех связанных друг с другом участников покушения. То, что испытывала сейчас Велейра, походило на паралич. Упаси Пастырь испытать подобное – оказаться запертым в собственном теле без возможности бегства!
Но королева хотела убить его птичку, напомнил он себе.
К тому же может скрывать еще много интересных секретов.
Понятное дело, что Сантор, скорее всего, теперь ее казнит. Но неплохо бы для начала узнать, чем еще развлекала себя эта знойная зеленокрылая красотка.
Мариус вытер холодный пот, выступивший на лбу. Все же он устал, очень. Колени дрожали, спина болела, руки тряслись. Прекрасный, просто великолепный образец стража.
– Послушайте, ваше величество, – сказал он, – если хотите, я облегчу состояние королевы. И вместе с этим я могу построить конструкт Правды. Тогда ее величество будет правдиво отвечать на любые ваши вопросы.
Сантор медленно, словно сомневаясь, сделал шаг в сторону, и Велейра завыла – тонко и тоскливо, так что присутствующих пробрало до самых костей.
– Делай, – только и сказал король.
Мариус кивнул:
– Когда будет готово, я бы хотел оставить вас одних и вернуться с Алайной в ее покои. Мне не нужны королевские тайны. Да и рана дает о себе знать.
Не дожидаясь ответа, он подошел к кровати, наклонился к Велейре и, не обращая внимания на ее полные ненависти взгляды, принялся выплетать сложный конструкт заклинания, выдергивая из себя призрачные зеленые нити, одну за другой.
Глава 11
Тайные комнаты
Алька шла за Мариусом и видела, что каждый следующий шаг дается ему все труднее. Наконец он остановился, оперся рукой о стену и пробормотал ругательство.
– Что? – подскочила она, заглядывая стражу в лицо.
По лбу Мариуса стекали крупные капли пота, виски были мокрыми. Но он слабо улыбнулся:
– Его величество приступил к допросу. Из меня конструкт тоже изрядно тянет.
– Мы почти пришли. – Алька кивнула, указывая на коридор.
До двери в спальню и правда оставалось идти немного, пару десятков шагов. Мариус тоже посмотрел туда и покачал головой.
– Ты еще не набрался сил, а сотворил такое заклинание, – сердито добавила Алька. У нее складывалось ощущение, что мужчины как дети малые. Сам едва на ногах держится, а все туда же, рвется отвоевывать справедливость и геройствовать.
Он поднял руку, приобнял ее за плечи и притянул к себе. Алька чувствовала, как бешено колотится сердце, как все тело содрогается в болезненных спазмах.
– Я страж, маленькая, – прошептал Мариус. – Сантор должен верить в мою неуязвимость. А откат от конструкта Правды… Это неприятно, но пройдет.
Алька вздохнула. И, чувствуя себя мудрой и опытной женщиной, подставила под руку Мариуса свое плечо.
– Идем.
– Идем, – согласился он и ощутимо оперся на нее.
Алька вдруг открыла для себя, что Эльдор изрядно тяжел. Ну кто бы мог подумать? А на вид вовсе не толстый, худощавый, живот вон вообще к позвоночнику прилип.
Кое-как они доковыляли до спальни, и там он рухнул на постель, обливаясь потом. У Альки самой руки тряслись, но она села рядом.
– Чем я могу помочь?
Мариус приоткрыл глаза.
– Надо рану посмотреть, маленькая. Помоги мне раздеться. Главное, чтобы то, что сейчас делает король со своей королевой, не потянуло мой резерв настолько, что все разойдется снова.
Потом они вместе снимали с Мариуса тунику, снимали тяжело и долго, потому что застежка в этой одежде не была предусмотрена. С повязкой тоже пришлось повозиться, но когда Алька подняла куски полотна, то ахнула. Рваная рана полностью затянулась, на месте кровавой борозды теперь багровел неровный рубец.
– Что там?
Алька осторожно, кончиками пальцев коснулась нежной кожицы.
– Все в порядке, я думаю. Ничего не открылось. Наоборот, все заросло.
– Вот и отлично. – Мариус зевнул. – Алайна, мне надо поспать. А ты ложись рядом. Просто будь рядом, хорошо?
– А вдруг у королевы есть еще сообщники? – Она с тревогой поглядела на блестящее от пота лицо стража. – Я как-то сразу не подумала.
– Но моя сеточка все еще на тебе, не переживай. – Мариус улыбнулся и закрыл глаза. – Иди ко мне, маленькая. Хочу тебя чувствовать. Тогда мне легче.
Его дыхание постепенно выравнивалось, взгляд затуманился. Алька мгновение колебалась – все еще непривычно было спать в одной кровати с тем, кого недавно считала врагом. Потом подумала, что с этим мужчиной ей уже стесняться совершенно нечего. Во-первых, голой он ее видел, во-вторых, ухитрился пощупать даже в тех местах, которые можно щупать только мужу, и в-третьих, наконец сделал предложение, на которое она ответила – да. Ну а перья… А что перья? Ничего она с этим поделать не может, и если Мариуса этот вопрос не смущает, то ее и подавно не должен. Алька быстро разделась, сложила крылья плотнее, чтобы не мешали, и легла рядом. Положив голову на согнутую в локте руку.
Мариус спал, и в тусклом свете лайтеров Алька могла беспрепятственно рассматривать его профиль. Надо сказать, профиль у приора Эльдора полностью соответствовал обращению «ниат», то есть был самый что ни на есть аристократический. Довольно высокий лоб, густые черные брови с коварным изломом, нос с небольшой горбинкой, отчего все лицо приобретало несколько хищное, зловещее выражение. Взгляд Альки остановился на губах Мариуса. От одного их вида ее в жар бросило. Вспомнила, как он ее целовал, требовательно, напористо. Подчиняя и заставляя самой тянуться за этой изысканной лаской. И, сознательно отметая все опасности, которые их ждали, Алька впервые задалась вопросом – а что, собственно, у нее с этим мужчиной? А у него с ней?
– Мамочка, – беззвучно прошептала она, глядя в золотистый сумрак спальни, – как жаль, что тебя нет рядом!
И слезы навернулись на глаза. Вспомнила, как мама – та, что вырастила, – заплетала ей косички. А Алька – маленькая, по пояс маме, – тянется на цыпочках, смотрит в зеркало.
«Вырастешь такой красоткой, Алечка. Женихов придется палками отгонять, чтоб остался только самый лучший».
Судорожно вздохнула.
Если бы мама была рядом… С ней хотя бы можно было посоветоваться. Спросить, наконец, любовь – это как? Когда она бросилась спасать Эльдора, закрыла собой от чудовищной твари – это любовь? Или просто не хотелось, чтобы он погиб так глупо и безрассудно? Или тех, кто не нужен, не спасают? А если спасают, то для чего?
Алька нащупала в темноте перстень, который приняла от Мариуса. Может быть, не стоило так торопиться? Она так и не разобралась в себе, что чувствует к Эльдору. Да, он был хорош, с какой стороны ни глянь: статный, не старый, такой, который защитит. К Тибу отнесся так хорошо, как не всегда к родным детям относятся. Да и в том, что он был не прочь уложить ее в постель, сомнений не возникало. А что до сих пор этого не сделал, намекало на серьезность намерений. И все же, все же… Алька пыталась найти, нащупать в неизвестности то, чем можно измерить любовь и определить, она ли это или просто привязанность, симпатия, – и не могла.
Она закрыла глаза, но сон не шел. Вспоминались их самые первые встречи. Когда поймал ее, двуликую. Боль во всем теле, грубая подошва сапога на шее. Когда забирал из тюрьмы. И как она ловила его взгляды, когда работала, когда мыла окна, помогала Эжени стряпать на кухне, собирала яблоки в саду. Он ведь частенько смотрел на нее, а ее бросало то в жар, то в холод от тяжелого взгляда приора. И в мыслях не было, что когда-нибудь между ними будет что-то… Непонятно, любовь ли, но явно что-то особенное, очень личное. То, что действительно их связало.
Алька приподнялась на локте, посмотрела на грубый шрам через грудь. Он начинался сразу под ключицей, сворачивал вниз и вбок, шел по ребрам. Наверное, это было очень больно – не просто так Мариус потерял сознание прямо на арене. И, наверное, для него было непростым решением вот так взять и явиться за Пелену. Он знал, что его там ждет. И не отступил, не побоялся рискнуть ради них двоих. Алька подалась вперед, наклонилась над шрамом и, сама не зная зачем, легонько коснулась его губами. Как будто это могло помочь тканям скорее восстановиться. Отпрянула, чего-то испугавшись, нервно облизнула губы. На них остался солоноватый вкус пота, и Альку вдруг ощутимо тряхнуло. Внезапно проснулось необузданное, почти животное желание запустить пальцы в его коротко стриженные волосы, ощутить его горячие губы… везде. И прикосновения его рук. А еще прижать его голову к своей груди так, чтоб и ему было хорошо и спокойно. Так же, как ей в его объятиях.
Алька покосилась на лицо спящего – оно казалось спокойным, ресницы чуть заметно подрагивали. А она тонула, барахталась в волнах такого странного и сладкого желания еще раз прикоснуться губами к его груди, пройтись по шраму, отмечая каждый дюйм поцелуем, забирая боль и принося удовольствие. Алька сглотнула. И поцеловала еще раз, с закрытыми глазами, пытаясь ощутить на губах его вкус, смешать все воедино – запахи кофе, старых книг, память об обжигающих прикосновениях – как тогда, когда ей было непозволительно хорошо в его руках. Странная тяга целовать мужское тело. Верх неприличия. Но почему тогда настолько нравится?
– Еще немного, и твои перья меня не остановят, – едва слышно произнес Мариус.
Алька отшатнулась, едва не слетела на пол с кровати, но была удержана неожиданно крепкой рукой.
– Ты мне мешаешь регенерировать, Алайна Ритц.
Она ойкнула, когда Мариус подгреб ее к себе и попросту положил поверх себя. Лицом к лицу, глаза в глаза.
– И просто напрашиваешься на наказание, – выдохнул ей в губы.