Главный махнул рукой, и концерт прервался. — Прошу прощения, что подверг вас этому испытанию, — брюзгливо сказал он. — Но хотелось бы, чтобы члены ассамблеи имели представление о том, что творится вокруг имени Третьей стражи. У нас уже были недоразумения с правоохранительными органами, уладить их стоило больших усилий. — Думаю, к списку жертв может быть добавлена еще одна, — произнес вдруг рав Арье, и все посмотрели на него. Он выдержал паузу… — Моя бывшая жена. Она тоже убита, и у нас есть основания считать, что это связано с поджогом «Подвала». Петя подскочил на месте и рывком повернулся к Черняховскому. Тот ответил ему холодным утвердительным взглядом. Рада убита? Что за чушь! Кто мог убить Раду, ясное простое существо, которое шло по жизни, никого не задевая? Она была как дерево на обочине — никому не мешала и дарила всем вокруг тень, прохладу и мирный шелест листвы. — Хорошо, — кивнул Судья. — Вернее, ничего хорошего. Не может быть и речи о том, чтобы подключать сюда милицию или службы безопасности. Вызов брошен нам, и мы должны… В конце вечера, взлохмаченный и красный как рак, в расхристанной рубахе, Петр Алексеевич Некрасов, шатаясь, подошел к раву Арье. Непонятно, где он успел надраться — в ассамблее спиртное не подавали. «Наверное, принес с собой в заветном кармане за пазухой», — с тревогой подумал отец Геннадий и подошел поближе, чтобы в случае необходимости остановить драку. — Черняховский, — сиплым фальцетом сказал Петруша, глядя исподлобья сквозь спутанный золотой чуб. — Как убили Раду? Рав Арье коротко изложил все, что узнал от дочери. Петя слушал, скрежетал зубами и трезвел на глазах. — Я найду их, — сказал он с мрачной ненавистью. — Я буду землю рыть, я найду этих отморозков и порву их за Раду. Слышь, Черняховский! — Присоединяйся, — тихо ответил Арье. Он сказал это на иврите, но Петя понял. Он шагнул вперед и упал на грудь раввина, орошая слезами его черный пиджак. Адрес редакции «Звездопада» показался Любочке смутно знакомым. Но когда она отыскала на Сущевском валу здание бывшей школы, почему-то выкрашенное в цвет клубники со сливками, то поняла, что не была здесь ни разу. И вообще все посторонние мысли выветрились из ее головы от волнения перед беседой с Владом Шиповым. Что же будет, когда ее пригласят на встречу с самим Заатаром?! Впрочем, сейчас самое главное — добиться этого приглашения. — Расскажите о себе, — попросил ее Шипов, хорошо одетый полноватый господин с усиками, из тех, кого называют солидными. Правда, глаза у него были не очень солидные — слишком дерзкие, пристальные, с хитрым прищуром. Хотя только такие глаза, наверное, и бывают у журналистов, подумала Любочка, вспомнив единственного знакомого ей журналиста — Леонида Матвеевича. В целом Влад Шипов со своими хитренькими глазками и пухлыми белыми запястьями напоминал Карлсона — в меру упитанного мужчину в полном расцвете сил. — Расскажите какой-нибудь случай из вашей жизни, — уточнил Шипов, не дожидаясь ее вопроса. — Например, как вы кому-то пожелали зла и с этим человеком случилось несчастье. У вас было такое? — Конечно, было, — даже несколько обиженно подтвердила Любочка. Она ведь писала об этом в своем письме! Она тщательно готовилась к этому разговору и даже консультировалась с самой большой стервой, какую знала, — Мариной Станиславовной. Жаль, Настя еще слишком молодая! — Важно не что ты расскажешь, а как, — со знанием дела поучала ее Марина. — Если, скажем, ты говоришь о наведенной порче, а сама не радуешься — наоборот, чуть не плачешь от жалости, — то сразу видно, что никакая ты не ведьма, а добрая фея-крестная или вообще Дон Кихот с расческой. Ты такая и есть, Любка. Не знаю, как ты собираешься под Бабу Ягу косить. Люба сама знала, какая она есть. Знала и то, что продемонстрировать должна не злобность натуры — она ведь не к настоящим колдунам подъезжает, — а глупость и безнравственность. Потому она долго репетировала свое выступление по системе Станиславовны, в свободную минуту запираясь в Ленином кабинете. Девочки рвались посмотреть этот спектакль, но непрошеных зрителей пришлось гнать: даже спокойная Лена сгибалась в три погибели и давилась от хохота, когда Любочка шипела, подвывала и выставляла вперед пальцы с острыми ногтями. Она объяснила смешливой подруге, что нарочно «утрирует образ», чтобы потом шипение и злость подспудно звучали в ее обыденной речи. Но Лена все равно хихикала, потому что Любочка была точь-в-точь злая волшебница Гингема, с ужимками и прыжками насылающая на людей страшную бурю. Леночкины хихиканья Люба терпела — пусть отвлечется. Девочка была сама не своя после того, как ее дружок исчез с горизонта. Вроде бы он благополучно пребывал в армянском автосервисе под надзором бдительного механика Саши, который не выпускал его за порог. После вылазки Лены с Алешей в покинутую Стражниками квартиру, где они обнаружили труп Марата, за Алешей было установлено круглосуточное наблюдение. Об этом время от времени скупо сообщала Карина, страшно недовольная таким режимом, поскольку он часто лишал ее свиданий с Сашей. Их роман уже не был ни для кого тайной, и Карина порой кокетливо жаловалась девочкам на то, как же трудно бывает с этими мужиками. А вот глупышка Лена считала, что о ее отношениях с бывшим Стражником никто не знает, и переживала разлуку молча. Правда, у Любочки иногда возникало ощущение, что Рыцарь Луны где-то поблизости, но она не решалась говорить об этом Лене. Лишь, глядя на печальную подругу, преисполнялась уверенности, что надо поскорее найти Стражников — тогда кончится Алешино заточение, и Елена Прекрасная перестанет страдать. _____ — Угу, угу, — кивнул Шипов, изучая ее своими цепкими глазами. Она рассказала ему реальную историю из своего прошлого, но несколько переставила акценты. Завязка была банальной: вредная заведующая невзлюбила молодого мастера Любу Дубровскую и стала всячески отравлять ей жизнь придирками, распусканием подлых слухов и другими мелкими пакостями. Любочка сперва не могла понять, чем не угодила противной начальнице, ведь она только что пришла на работу и не успела никак себя проявить. Много позже она случайно узнала, что начальницына дочка, заканчивая школу, тоже решила пойти по парикмахерской части, и мамаша заранее освобождала ей место у себя под крылышком, в приличном салоне на бойком месте. А новенькая Люба, как это бывает, оказалась крайней. Дело осложнялось тем, что начальственная гадина, несмотря на очень средний возраст и богомерзкую наружность, состояла в любовницах у одного из совладельцев салона. Жаловаться Любочке было некому, уходить некуда — хорошие салоны с высокими расценками в те годы были наперечет. Она терпела, надеялась на лучшее, ждала своего часа и дождалась. Заведующая внезапно заболела. Острый приступ аппендицита, не диагностированный вовремя, перитонит, капельница, реанимация, бесконечные переливания крови и озабоченные лица врачей — весь этот кошмар в одну минуту стал реальностью для еще недавно цветущей и довольной жизнью женщины. Дико было представить, что на пороге двадцать первого века человек может умереть от аппендицита, а между тем к тому все и шло. Даже бывшие недоброжелатели, которых у стервозной начальницы хватало, переполнились сочувствием и регулярно навещали бедную страдалицу, захламляя ее палату цветами и трогательными пушистыми игрушками. Любочка не пришла в больницу ни разу, не звонила семье, не передавала приветы и пожелания выздоровления. Все эти дни она переживала даже не злорадство, а всем знакомое в былые годы «чувство глубокого удовлетворения» от того, что все происходит как надо. Она знала, что ее обидчица не вернется, и не испытывала никакой жалости. Лишь однажды она дала слабину. Вспомнила, как мучилась, умирая в больнице, ее мама — и пожалела эту дрянь. Подумала: нет, смерти я для нее не хочу. И с этого дня заведующая стремительно пошла на поправку, через месяц пришла в салон свежая, как огурчик, и злая, как весенний комар, прекрасно помня, кто воротил нос, когда она лежала на смертном одре. И Любочке в конце концов пришлось уйти, проклиная себя за неуместную мягкосердечность, перевернувшую ход событий. На самом деле все было чуть-чуть иначе. Она действительно не жалела заболевшую начальницу. Вернее, не могла себя заставить пожалеть — уж больно изощренно та травила ее совсем недавно. Но для настоящей Любочки собственная черствость стала постоянным поводом для душевных терзаний, она продолжала в душе ненавидеть заведующую и ненавидела себя за это. Ей и в самом деле показалось, что умирающая вернулась к жизни после того, как Любочка один только раз подумала о ней с сочувствием. Репетиции в косметическом кабинете не прошли даром. Войдя в роль, Любочка искренне раскаивалась в своей тогдашней слабости. Она вспомнила, как заведующая ополчилась на нее с новой энергией, в каком отчаянном положении оказалась уволенная парикмахерша — как раз тогда они переехали в новую квартиру, залезли в долги и не успевали вернуть их в срок. Пашу едва не поставили «на счетчик», Настя плакала от того, что носила в школе дырявые тапочки и не могла после уроков купить себе мороженое, как все остальные дети… Волна старой ненависти и обиды захлестнула ее, руки непроизвольно сжались, как будто разрывая на куски невидимую жертву. Любочка опомнилась, ужаснулась сама себе — и поймала одобрительный взгляд Шипова. Он кивал ей, как профессор, слушающий вполне толковый ответ прилежной, но неуверенной в себе студентки. Она рассказала ему еще пару мелких случаев, свидетельствующих о ее интуиции и даре предвидения. Например, как они со Стасом, еще до женитьбы, отправились за город на этюды: Стас — рисовать, Любочка — преданно смотреть ему в глаза и развлекать, если понадобится, разговорами. По дороге им пришлось переходить реку по железнодорожному мосту, который в самом начале расходился на две колеи, каждая со своим перекрытием, своей полоской рельсов и узенькой пешеходной кромкой. Любочка почему-то ни секунды не сомневалась, что идти надо по правой стороне моста. По счастью, Стас в этот раз предоставил ей принимать решение. Они уже добрались до середины, когда им навстречу по противоположной колее с бешеной скоростью промчался поезд. Люба и Стас едва успели схватиться за перила, сопротивляясь горячему вихрю. Окажись они слева, их неминуемо затащило бы под колеса. На самом деле выбор пути был чистой случайностью, и Люба только потом с ужасом поняла, что они чудом избежали верной смерти. Но для Шипова история спасения обрела дополнительные впечатляющие детали. Любочка в красках изобразила, как картина налетевшего поезда предстала перед ее глазами, едва они ступили на мост, как от стука воображаемых колес у нее на миг заложило уши, и она буквально за руку оттащила своего спутника на безопасную сторону, хотя в этот момент правая и левая колеи были пусты и ничем не отличались друг от друга. На последнем эпизоде ведущий рубрики уже откровенно заскучал и начал посматривать на свои навороченные часы — фирмы «Омега», определила Любочка, которая достаточно навидалась дорогих вещей. Она неплохо в них разбиралась, за исключением самого главного вопроса: для чего люди тратят безумные деньги на мишуру? Чтобы подчеркнуть свое богатство и благополучие? Одна клиентка, работающая в международной компании и полжизни проводящая на Британских островах, поведала ей, что в Европе слишком дорогой прикид, наоборот, работает против делового имиджа человека. Многие поостерегутся иметь дело с партнером, который способен легкомысленно выкинуть несколько тысяч долларов на такой пустяк, как галстук или зажигалка. Тем не менее эти вещи производятся, и русский рынок стал просто золотым дном для фирм, продающих «стеклянные бусы». Так Любочкина клиентка с усмешкой называла дорогостоящие аксессуары. Потому что русские бросаются на драгоценные побрякушки, как туземцы на стеклянные бусы, привозимые европейскими завоевателями для обмена на настоящее золото и бриллианты. А настоящее золото в понятии «европейского завоевателя» — это культура и образование. Их можно купить — если они вообще продаются — только за очень-очень большие деньги. И потому в Англии, например, никто не смотрит, как ты одет (если, конечно, это не прием у Ее Величества или Их Высочеств), а обращают внимание на твою речь и манеру держаться. Далее клиентка с нервным смехом стала жаловаться, как трудно ей приходится в напыщенной России в изысканных и скромных английских нарядах. Юные церберы на фейс-контроле престижных клубов и бизнес-центров просто пронизывают ее насквозь своими рентгеновскими глазами, считая, что такой «серой шейке» не место среди райских птиц. Поэтому бедная дама специально завела несколько безвкусных «стеклянных бус», чтобы надевать их только в Москве и не выделяться из толпы туземцев. Шипов производил впечатление человека состоятельного, но одетого скорее в европейском, чем в отечественном стиле. Даже часы были не классическим новорусским «Ролексом», а солидной «Омегой», но при этом отличались прямо-таки кричащей дороговизной. Наверное, они тоже были рассчитаны на мальчиков из фейс-контроля. Во всяком случае, не на Любочку — ведущий рубрики взглянул на них украдкой, а вовсе не для того, чтобы блеснуть перед гостьей. Любочка поняла, что пришло ее время задавать вопросы. — Скажите, Влад, — произнесла она с вполне натуральным трепетом в голосе. — А Заатар на самом деле существует? Значит, он может принять меня в Третью стражу? А он… правда не человек? Шипов снисходительно улыбнулся. Так улыбается фокусник, когда знакомые девушки пытаются добиться от него, откуда в пустой шляпе появляется кролик. — Вам действительно хочется это узнать? — Да! — выдохнула Любочка. Да, да, да! Не просто узнать, а увидеть! Ей хотелось этого без всякой связи с расследованием, судьбой Алеши и убитой Наташиной подругой. Когда беседа подошла к концу и стало ясно, что сейчас экзаменатор будет выставлять ей оценку, Любочку охватило искреннее отчаяние от мысли, что она провалилась. Почему она не придумала что-то яркое и ужасное, напоминающее сцены из фильма «Третья стража»?! Все подготовленные истории казались ей теперь жалкими и неубедительными. Вряд ли они впечатлили журналиста Шипова — а ведь от его рекомендации зависит, станет ли с ней встречаться колдун Заатар. Если Шипов не поверил ей, то Заатар тоже не заинтересуется, и… ее не примут в Стражники! — Люба, а у вас есть семья? — спросил вдруг журналист. — Вы понимаете, что я имею в виду. Одного желания и способностей для Стражника недостаточно. «Способностей»! Он говорит, что у нее есть способности! — Семья есть, — Любочка досадливо поморщилась. Эта реакция тоже была отработана. — А что толку? Дочь взрослая, живет своими интересами, скоро замуж выйдет. Муж… — она пожала плечами и не стала продолжать. — Наша привязанность к близким бывает сильнее, чем нам кажется, — не отступал Шипов. — Я, например, не уверен, что мог бы посвятить свою жизнь службе в Третьей страже. «Еще бы! — про себя огрызнулась Любочка, скашивая глаза на его „Омегу“. — Таким, как ты, важнее вкусно пожрать и упасть задницей на диван. Никто тебя в Стражники и не зовет, скажи спасибо, что тебе доверили отбирать людей, просиживать штаны в приемной комиссии у Третьей стражи. Интересно, за какие такие заслуга?» Она понимала, что злится на Шипова зря. Если он сидит в «приемной комиссии», то, наверное, имеет какое-то отношение к Стражникам, несмотря на свой мажорный вид. — Разве это жизнь? — сказала она вслух с такой искренней горечью, что сама поразилась. — Разве ЭТО — жизнь? Разве для этого я родилась на свет?! Шипов еще раз просканировал ее внимательным взглядом и потянулся к деревянному стаканчику за карандашом. — Оставьте мне свой телефон, Люба. Мобильный есть?.. Ну и не надо. Я доложу господину Заатару о нашем разговоре. Думаю, в ближайшее время мы вам позвоним. Он ободряюще улыбнулся и закрыл свой блокнотик. Выйдя за дверь, Любочка еще некоторое время дрожала от пережитого волнения, чувствуя, как горят щеки и колотится сердце. Потом этот мандраж стал спадать, как температура после сильной таблетки, оставляя после себя слабость и нехороший привкус во рту. Она пришла в себя — и испугалась. Что со мной было? Я, как ненормальная, уговаривала этого толстяка взять меня в Третью стражу. Умолять была готова. А главное, свято верила в то, что и Стражники, и Заатар — самые настоящие. Вот что значит вжилась в роль. Так ведь и свихнуться недолго. Можно понять бедного Алешу, перед которым Рыцарь Ночи предстал во плоти… И тут Любочку как молнией ударило. Она поняла, кто такой Заатар. Где же была ее голова! Нет, не прав юный умник Денис с его сном разума. Эти чудовища рождены вовсе не спящим разумом, а вполне трезвым и бодрствующим. Рождены с такой очевидной целью, что просто удивительно, как о ней не догадались следователи, ведущие дела Третьей стражи по Москве. Стоп, а ведь никаких дел-то и не ведется. Так следует из странного сообщения, которое якобы попросил ей передать участковый Барабас. Любочка тогда не особенно отреагировала на трагический шепот Марины Станиславовны, мысли были заняты предстоящим визитом к Шипову. Надо было переспросить, что она конкретно имела в виду, когда называла Любочку единственной надеждой милиции. Потому что ситуация совершенно непонятная. Допустим, органы не могут найти Стражников, это вполне реально. Но при чем тут Барабас? Вряд ли он задействован в таком серьезном расследовании, слишком мелкая сошка. С чего же он вдруг решил говорить с Любой от имени всей славной милиции? Наверное, Марина Станиславовна чего-то недопоняла. Или Барабас просто проявил инициативу и превысил свои полномочия? На самом деле милиция активно копает под Третью стражу, но делает это в строгой тайне, что неудивительно, учитывая личность Главного Стражника. Поэтому и кажется, что вокруг этих историй царит некий заговор молчания. То есть Интернет и желтая пресса просто лопаются от ежедневных новостей, а официальной реакции — ноль. Барабас не в курсе этой секретной информации, но знает, что происходит в городе, и душа старого опера болит за безнаказанно нарушаемый правопорядок. Сам он ничего не может сделать без приказа сверху, потому и обратился к Любе. Она единственная надежда — вот, оказывается, как высоко он ее ценит после дела двойников. Ну что ж, она, хоть и с опозданием, но поняла, кто стоит за фокусами Стражников. Додуматься бы раньше — ведь сколько времени они потеряли! Хотя все равно без помощи Шипова до этого оборотня вряд ли доберешься. Только бы они клюнули на ведьму Любу Дубровскую! Поглощенная своим внезапным открытием, Любочка повернула в коридоре не в ту сторону и вместо лестницы попала в короткий аппендикс, который кончался одной-единственной дверью. «Информационное агентство „Фокус“», — машинально прочитала она на табличке, прежде чем развернуться и отправиться на поиски выхода. К счастью, лестница нашлась быстро. А что же такое «Фокус»? Явно что-то знакомое…