Так оно и есть. Двадцать пятое сентября, суббота. День Искупления. Запрещено есть, пить и так далее. А это значит, что Рада никак не могла оказаться на каком-то мосту подшофе. Она постилась и сидела дома, как всегда делала в этот праздник. Кто-то притащил ее на мост, заставил выпить водки прямо на голодный желудок и сбросил вниз, пытаясь изобразить обычный несчастный случай, которые часто происходят с пьянчужками в выходные. Несмотря на ужас сделанного открытия, Наташа не смогла удержаться, чтобы не похвалить себя за то, как быстро и четко она сформулировала суть преступления. И тут же спохватилась. Какое преступление? Почему? Кому понадобилось убивать тихую странноватую Раду, которая вообще мало с кем, кроме своих детей, поддерживала отношения? Может, это просто антисемитская выходка? Но как-то слишком жестоко и… тихо. Фашиствующая молодежь не станет инсценировать несчастный случай, а, наоборот, оставит какую-нибудь надпись типа «Бей жидов». Найти бы хоть какие-нибудь ниточки-зацепочки… Это здорово умела делать подруга Люба, но обращаться к ней Наташа по некоторым причинам пока не хотела. Для начала она постарается разобраться сама. Как там Сережа обычно говорит? Рассуждай системно? Сейчас попробуем рассуждать. Что я знаю о Радиной жизни? Есть взрослые дети, они живут отдельно, двое даже в другой стране. А может, дело как раз в том, что Рада и ее дети имеют гражданство двух государств и здесь замешаны какие-то шпионские страсти? ЦРУ, ФСБ и как там называется израильская разведка? Да, правильно, Мосад. Есть еще Интерпол и британская Ми-5. Из современных детективов и боевиков однозначно следует, что агенты этих пяти контор толкутся буквально на каждом сантиметре мирового пространства, наступая друг другу на пятки. Однако всесильные разведки на то и всесильны, чтобы уничтожать тех, кто им мешает, не привлекая внимания. Уж если представить себе такую глупость, что безобидная Рада погибла в агентурных разборках, то ее бы убрали незаметно, во всяком случае — не вызывая подозрений родственников. Какой-нибудь Джеймс Бонд должен был знать, что Рада не пьяница. Наташа даже рассердилась на себя за то, что всерьез обдумывает эту чушь. Суперагенты и Стражники — одного поля ягоды, плод неуемной фантазии писателей, которые тем более популярны, чем больше потрясающих воображение и совершенно нереальных событий наворочено у них на каждой странице. Если бы Наташа сочиняла детектив, она бы, конечно, раскрутила шпионскую тему на полную катушку. Но она не любит детективы и не занимается сочинительством, а действительно хочет понять, что произошло с Радой. Значит, надо оставить фантастические сюжеты и обратиться к жизненной правде, которая всегда прозаичнее и скучнее, чем литература, но ничуть не проще. Что там с работой? Рада сказала, что ее уволили. Но до этого она все время служила в одном и том же месте, кажется в каком-то издательстве. Да-да, она говорила: в подвале. А когда Наташа удивлялась, с улыбкой поясняла: «Подвал» — это название издательства. Чего только не придумают! Зато найти учреждение с таким оригинальным названием будет несложно. Придется опять пойти на поклон к Юрику и покопаться в Интернете. Старший сын успел куда-то слинять, но двенадцатилетний Никита с жаром кинулся помогать маме. Правда, предварительно пришлось позвонить Юре и стребовать с него пароль, на который он закрывал доступ в Интернет для младшего брата. — Он думает, я порносайты буду смотреть, — с усмешкой пояснил Никита, и Наташа про себя ахнула. Ей, матери, такое и в голову не пришло, а старший, надо же, в курсе интересов подрастающего брата и бдительно охраняет его нравственность. Убедив Юру, что Интернет нужен маме — «Ну вот она, рядом со мной стоит, если не веришь. Мам, скажи ему!» — Никита в два счета нашел адрес московского издательства «Подвал» и нетерпеливо заерзал, ожидая, когда она уйдет. — Ага! — сказала Наташа. — Так Юра не зря от тебя компьютер запирает. Ну-ка выключай. — Мам, ну теперь еще ты! — возмутился Никита. — Нужна мне эта порнуха. Я на ай-си-кью хочу зайти. Наташа нахмурилась. Муж когда-то объяснил ей, что ай-си-кью — это виртуальная тусовка, где можно завести сомнительные знакомства и подцепить вирус, потому что программа, как выразился Сережа, «дырявая». Но с другой стороны, в ай-си-кью можно просто в кайф пообщаться с друзьями. Правда, на пользование этой программой есть возрастные ограничения, и Никита, кажется, входит туда под папиным именем. Ничего хорошего здесь нет, но и на плохом ребенок пока не пойман. А значит, согласно семейному кодексу Градовых, на это маленькое нарушение можно закрыть глаза. Нельзя же держать детей под колпаком и контролировать каждый их шаг. Вот и Рада тоже так считала… — Я ж тебе помог! — воззвал к ее совести Никита. И Наташа сдалась. Она ушла на кухню, позвонила Карине и попросила перенести ее завтрашнюю смену на вторую половину дня, чтобы с утра посетить этот странный «Подвал» на пересечении двух бульваров. Сделать это оказалось сложнее, чем можно было себе представить. Наташа несколько раз прошлась по бульвару, сначала по одной стороне, потом по другой. Дома с нужным номером не было. Не было, и все тут! Там, где он должен был стоять, исходя из нумерации соседних домов, находились просто пустой двор и какой-то обветшалый сарай, непонятно как появившийся в центре Москвы. Наташа могла бы еще допустить, что из сарая есть вход в подвал — Рада говорила, что издательство и в самом деле расположено под землей. Но дверь сарая, покосившаяся, без замка, не внушала никакого доверия. В нее можно было войти — пожалуйста, она даже к косяку прилегала неплотно, — но изнутри тянуло холодом и запустением. В этих развалинах никто работать не может, там вообще сто лет не ступала нога человека, решила Наташа и зашла в магазин на углу бульвара, чтобы уточнить адрес. Как ни странно, ей указали на тот самый сарай! — Номер на входе висит. Или тоже сгорел? — проворчала пожилая продавщица. — Да только нет их там никого. Наташа вернулась к непрезентабельной двери и, поколебавшись, толкнула ее. Внутри и в самом деле было зябко и пустынно, хотя и не совсем темно. Несколько корявых ступенек вели вниз, в мрачное помещение с почерневшими стенами, с которых свисали обугленные клочья обоев. Так вот оно что! И вот что имела в виду бабулька в магазине, когда предполагала, что номер дома «тоже сгорел»! В издательстве случился пожар, и помещение выгорело дотла. Наверное, поэтому Раду и уволили — работать-то негде. В замешательстве Наташа сделала еще несколько шагов по осыпавшейся штукатурке — и вдруг обнаружила, что подвал обитаем. В дальнем конце обугленного зала под потолком светилось пыльное окошко. Две женщины возились под ним, разгребая наваленные на полу книги. Вернее, разгребала одна, рыженькая с хвостиком, в длинной прямой юбке, явно мешающей ей возиться в книжных развалах. Другая, массивная брюнетка с сонным взглядом, сидела, расставив толстые ноги, в продавленном кресле и курила. Обе женщины уставились на Наташу явно негостеприимно. — Здравствуйте, — сказала Наташа. — Я ищу Раду Черняховскую. Мне сказали, что она здесь работает. Женщина в кресле невежливо рассмеялась, а рыженькая вздохнула и вытерла лоб рукавом. — Здесь, как видите, уже никто не работает. Кроме Марины Евгеньевны, — сказала толстуха голосом, от которого у Наташи в памяти всплыла строчка: «Тяжелым басом гремит фугас». — Да, я вижу, — согласилась Наташа. — А вы не знаете, где мне найти Раду? Она здесь не бывает? — А вы ей кто? Подруга? Ответ у Наташи был готов заранее. — Да нет, я портниха. — Она помахала пакетом с Сережиным свитером, который наконец собралась отнести в чистку. — Рада заказала у меня платье и вдруг куда-то пропала. На телефон не отвечает, сама не звонит. Я случайно знаю, где она работает, вот и пришла. Платье готово, а за него не заплачено. — Портниха? — недоверчиво пробурчал фугас, оглядывая Наташу с ног до головы. — Никогда б не подумала, что Черняховская шьет платья на заказ. — У нее вроде бы сын женится, — сымпровизировала Наташа. — Рада Михайловна здесь уже давно не появляется, — объяснила рыженькая Марина Евгеньевна. — Ее уволили еще до этого, — она кивнула на обгоревшие стены. — Уволили? Она мне не говорила. А почему? — Об этом надо было бы спросить Бориса Борисовича. Но не представляется возможным, — с кривой усмешкой сказала женщина-фугас. — Впрочем, он сам бы не мог ответить. Рыженькая укоризненно покачала головой и повернулась к Наташе: — Раду Михайловну уволили ни за что, просто так. У нас это случалось… время от времени. Она в чем-то возразила Борису Борисовичу. Наверное, это было уже после того, как она заказала вам платье. Она не ожидала этого и не знала, что не сможет заплатить. Алла Анатольевна, вы бы все-таки не курили здесь. — Ха! — ответила на это Алла Анатольевна. — Хуже уже не будет. Или вы пожарной инспекции боитесь? Наш начальник был тиран и сумасброд. Никто не скажет, будто я тиран и сумасброд, — пропела она голосом людоеда из детской сказки и перекрестилась. — Господи прости, о мертвых плохо не говорят. Но покойник был редкостным дерьмом. Мог уволить кого угодно и за что угодно. Без выходного пособия. А Черняховской он даже не заплатил за последний месяц работы. Так что вы уж ее простите, за платье ей рассчитываться, скорее всего, нечем. — А что с ним случилось, с вашим начальником? — осторожно спросила Наташа, стараясь добавить в свой голос побольше развязных ноток записной сплетницы. — С Гномом? Сгорел. Вместе со своим подвалом. Мы вот разбираем то, что осталось от сокровищ. С этими словами толстая Алла Анатольевна задавила бычок в грязной тарелке, которую держала на колене, и тут же, без перерыва, закурила новую сигарету, предоставив разбирать сокровища маленькой Марине Евгеньевне. — Да что вы! — ахнула Наташа. — Это как же так? — Он здесь ночевал, когда начался пожар, — ответила Марина Евгеньевна, тряпочкой вытирая копоть с очередной книжки и укладывая ее в стопку. — Это было ночью. Наверное, проводка загорелась, здесь все очень старое, странно, что до сих пор работало. Милиция только на днях сняла печать, и мы сразу прибежали посмотреть, что еще можно спасти. — И куда вы это потащите? К себе домой? — скептически проворчала женщина-фугас. — По мне уж пускай пропадает, как есть. Нехорошее было место. И пожар нехороший. — Да ну, Алла Анатольевна, это все глупости, — решительно возразила рыженькая, забираясь в кучу почерневших бумаг. — А книги пропадать не должны. Смотрите, вот фотографии с нашей ярмарки. — Марина Евгеньевна — материалист, — басовитая дама снова обращалась к Наташе. Видимо, ей было скучно. — В потусторонние силы не верит. А сторож Марат и другие сотрудники, кто первым в тот день пришел, говорили, что видели на обгоревшей стене светящиеся буквы: «Третья стража. Приговор приведен в исполнение». И еще какая-то херня нарисована из фильма — ну, знаете какого. А потом у них на глазах все исчезло. Наташа не сдержала возгласа, на что курящая Алла Анатольевна с удовлетворением заметила: — Страшно, правда? Вот и мы все напугались. — Марат — алкоголик, — глухо сказала Марина Евгеньевна из бумажной кучи. — Ему еще не то с похмелья покажется. — Ну да! А Попова с Иваном Алексеевичем тоже алкоголики? А почему нас менты сюда почти месяц не пускали? — возразила Алла Анатольевна. — Почему расспрашивали, кто мог это сделать, с кем Гном не ладил? Небось и вашу Раду тогда трясли. Ну, ищешь, ищешь, не найдешь. Гном стольким людям напакостил, что всех их за год не опросишь. — Напакостил, но не так же, чтобы убивать человека, — сказала рыженькая, выныривая из бумаг и чихая. — Ну вот, на правду. Милиция расследует все пожары, для порядка. Марат пьяница, люди у нас суеверные, внушаемые. А если кто-то хотел отомстить Борису Борисовичу таким изуверским способом, то при чем тут фильм «Третья стража»? — Не иначе как с черными колдунами наш Гном зарубился, — вздохнула басом Алла Анатольевна. — А мы теперь без работы. И без зарплаты — деньги тоже сгорели, вместе с сейфом. Или те третьи Стражники их прибрали. Так что вы, девушка, со своим платьем еще дешево отделались. — А у Рады не было в издательстве друзей? — сделала Наташа последнюю попытку. — Может, кто-то знает?.. — Друзе-ей? — с насмешкой протянула фугасная женщина, как будто эта мысль ее сильно позабавила. — Не было. У нас на работе народ особенно не дружил. Так что, если Черняховскую не найдете, продайте кому-нибудь платье, да и дело с концом. — Наверное, так и придется сделать, — согласилась Наташа. Портняжная тема исчерпалась, и ей пора было уходить. Она вышла на бульвар и побрела по пустой аллее вниз, в сторону центра. Только что прошел легкий дождик, и мокрые листья липли к песчаной дорожке. Наташа вспомнила детскую игру — пройти всю улицу только по листьям. Или не пересекать трещины в асфальте, или не заступать за плитки, в зависимости от того, какой тротуар под ногами. При этом обычно загадывалось: если ни разу не нарушу правило, то что-то сбудется или получится. Она поймала себя на том, что петляет по аллее, стараясь ступать на листья. Вот уж действительно, впору обращаться к приметам, загадывая, чтобы из ее расследования вышел какой-то толк. Чем дальше в лес, тем толще партизаны, как любил хохмить ее муж. У нее уже два трупа, как в хорошем детективе, а дело ничуть не прояснилось, скорее наоборот. И тут даже не клубок вопросов, который можно как-то распутать, а отдельные оборванные нитки, такие короткие, что ни за одну не ухватиться. Итак, по порядку. Раду уволили, издательство сгорело, его хозяин погиб, Раду убили. Есть ли связь между этими событиями? Должна быть, учили Наташу все прочитанные детективы и умная подруга Любочка. Вариант первый. Рада подожгла подвал и убила своего бывшего начальника из мести. Вот и милиция предполагает сведение счетов. Но этого не может быть, потому что не может никогда. Отметается. Вариант второй. И Раду, и этого Гнома убили за что-то общее, связанное с работой. Вполне вероятно. Только как узнать, за что именно? Никто не станет рассказывать о делах издательства ни портнихе с улицы, ни парикмахеру Наташе. Тупик. Вариант третий. Рада знала, кто поджег «Подвал», и за это ее убили. Не очень правдоподобно, поскольку к моменту пожара она уже там не работала. И все равно выяснить это невозможно. А тут еще эта Третья стража, не пришей кобыле хвост. Что-то слишком часто она попадается на пути. Мальчик, которого спасла Лена, теперь вот пожар в «Подвале». Что там было написано — «Приговор исполнен»? Но смерть Рады обставлена как несчастный случай, без всяких зловещих надписей, и никакой Третьей стражей там и не пахнет. Может, поджог издательства и убийство Рады вообще не связаны между собой, ведь преступники всегда действуют по одинаковой схеме. Потому их и «выдает почерк», об этом Наташа читала много раз. Хотя она знает, что нельзя верить тому, что пишут в книгах, нужно опираться только на свой опыт и здравый смысл. Но ни опыту, ни здравому смыслу Наташи Градовой не приходилось сталкиваться с убийствами и поджогами. Возможно, Леночкин парень что-то знает. Он же говорил, что ему якобы не нравилось то, чем занимаются Стражники. Ну да, поджоги, убийства — чему тут нравиться? Но вытянуть из него ничего не возможно — он, видите ли, давал клятву. А убеждать сумасшедших Наташа не умеет. Если вообще те Стражники, о которых он рассказывает, существуют в природе и имеют отношение к Раде и «Подвалу». Бульвар неожиданно уперся в строительный забор — что-то там не то рыли, не то ремонтировали. И разумеется, забор был украшен готическими буквами, прославлявшими Третью стражу. Просто эпидемия на наш город! Наташа вспомнила, что много лет назад, еще до ее рождения, такую же эпидемию породил фильм «Фантомас». Вернее, сама-то она помнить этого не могла, но читала рассказ в книжке Драгунского про Дениску. Там мальчишки оставляли суеверным бабушкам записки от имени Фантомаса («Береги свою плиту! Ща подзарвется!») и считали, что это очень весело. А у Градовых на эту тему была собственная история. Сережина старшая сестра однажды, возвращаясь из школы, увидела на подъезде объявление о том, что в доме отключают горячую воду. Умненькая второклассница достала из пенала малиновым карандаш и подписала внизу: «Фантомас». Соседи долго гадали, чье это художество, но Анечка Градова призналась только через много лет, когда заканчивала школу с золотой медалью. Никто, кроме брата Сережки, ей тогда не поверил. Может, Третья стража — это такое же невинное детское развлечение? И никакие пожары и смерти тут ни при чем? Наташа повернула направо, чтобы обойти стройку, и мысли ее тоже приняли другое направление. Когда все стены и заборы размалеваны «Третьей стражей», то неудивительно, что она мерещится на каждом шагу — вспомнить хотя бы ее «вампиров». Надпись в подвале — если она была, а не почудилась кому-то с похмелья или с перепугу — неизвестные преступники могли изобразить для пущего эффекта, чтобы нагнать страху. А пожар, скорее всего, вообще не имеет отношения к Радиной смерти. Говорили же тетки из подвала, что этот их Гном напакостил куче людей. Кто-то из них за какую-то пакость отомстил. Но почему Радины дети не пытаются выяснить, что случилось с их матерью? Они-то знают, что она не могла упасть пьяная с моста. Впрочем, они уже сами объяснили почему. Маму не вернешь, а с ментами связываться — себе дороже выйдет. Вообще, стоит полезть не в свое дело — выходит себе дороже. Раньше Наташе тоже не пришло бы в голову бегать по подвалам и приставать с вопросами к чужим людям. А она бегает и пристает, и переживает из-за этого. Почему? Во-первых, из-за Рады. Они никогда особенно не дружили, но Рада была таким добрым и безобидным человеком, что убить ее — непростительное злодейство, и оно не должно остаться безнаказанным.