Во-вторых, ей до сих пор не давало покоя дело о двойниках, героями которого стали подруга Любочка и ее собственный муж Сергей. Наташа не любила привлекать к себе внимание, но чужая слава вызывала у нее уколы зависти. Особенно когда получается, что твой муж герой, а ты так, сочувствующая, хотя всю жизнь было наоборот: она командовала, она принимала решения, и если требовался подвиг, то именно Наташа бросалась на амбразуру. Сергей всегда восхищался ее мужеством и хладнокровием в экстремальных ситуациях. Например, когда во время поездки в Крым у них украли все деньги и звонить родителям было бессмысленно — почтовые переводы шли неделями. Они остались без гроша в чужом городе с двумя мальчишками. Наташа тогда развесила по набережной и окрестным санаториям объявления о том, что московский парикмахер высшей категории предлагает стрижку и укладку по умеренным ценам. И возилась с этими стрижками и укладками в их душном «курятнике» с утра до вечера, пока муж и дети загорали и купались на пляже. Родители тогда даже не узнали, что их ограбили на отдыхе. Теперь Наташина гордость была задета. Конечно, расследовать убийство Рады она взялась не из гордости. Но она уже представляла себе, как утром войдет в «Золотую шпильку» и небрежно скажет: «Девочки, я раскрыла преступление!» Вот только голова никак не хочет работать и что-то раскрывать. Она не стала заранее звонить по телефону Радиным детям. Что-то ей подсказывало, что они еще дома. Действительно, дверь снова открыл Витя, воин доблестной израильской армии. На этот раз на нем были оранжевая футболка, не очень уместные при холодной погоде цветастые шорты и высокие ботинки с развязанными шнурками. Его кудрявая голова была так всклокочена, что Наташа даже усомнилась: неужели в Израиле солдаты могут ходить с такой гривой? Да и защитить страну от врага этот растяпа вряд ли сумеет. Она решительно поздоровалась, шагнула вперед — и он покорно посторонился, пропустив ее в квартиру. Они сидели на кухне, за тем самым столом, где Наташа несколько дней назад собиралась пить чай с Радой и лакомиться ее пирогами. Теперь на клетчатой клеенке стояло блюдо с фисташками, которые меланхолически грыз младший Черняховский, Роман, очень похожий на брата, но поменьше ростом, поуже в плечах и аккуратно постриженный. Из всех детей в светлокожую Раду пошла только Юля, оба юноши были черные, кудрявые, смуглые, с пухлыми, по-детски приоткрытыми губами. Радин портрет стоял, прислоненный к окну, а рядом горела огромная свеча в узком стеклянном стакане. Пламя шевелилось уже почти на самом дне стакана. Фотография была любительской: молодая Рада в длинной юбке и косынке щурилась от солнца на фоне морской глади и какого-то невзрачного куста. Мальчик Рома, заметив Наташин взгляд, пояснил, что море, разумеется, Мертвое, а куст — это тот самый легендарный анчар, который на самом деле не так уж ядовит, как считают в России благодаря пушкинскому стихотворению. Во всяком случае, рядом с ним никто замертво не падает. Роман был единственным, кто как-то проявил дружелюбие по отношению к незваной гостье. Витя и Юля вели себя более чем сдержанно, и Наташа поторопилась перейти к делу. С неудовольствием поглядывая на неряшливую кучку скорлупок перед Ромой и засыпанный ореховой шелухой стол, она изложила все, что узнала — начиная со Дня Искупления и кончая пожаром в издательстве. Рассказ получился коротким и неубедительным, и дети Рады отреагировали на него без энтузиазма. — Мама хранила Йом-Кипур? — непонятно спросил Виктор у сестры. Та пожала плечами. В кухне стояло неловкое молчание. Наконец его нарушила Юля, видимо решив, что инициативы ни от кого не дождешься: — Простите, Наталья…? «Перестроевна», — хотела пошутить Наташа, потому что именно так звали ее собственные дети, издеваясь над их с Сергеем самоопределением — дети перестройки. Парикмахеры до пенсии обходятся без отчества, поэтому Юлин вопрос показался ей неуместным. Впрочем, для этой беременной девочки она действительно взрослая тетя, подруга матери. — Андреевна, — сказала она с запинкой. — Но лучше просто Наташа. — Наталья Андреевна, — отчетливо произнесла Юля, обозначая дистанцию, — мы вам очень благодарны за то, что вы нам рассказали о… об обстоятельствах смерти нашей мамы. Но, честно говоря, я не знаю, для чего нам это. Какая-то дикая, ужасная история. Что мы должны с ней делать? — Как что? — удивилась Наташа. — Вашу маму убили, это совершено ясно. Надо найти тех, кто это сделал. — И найти, как я понимаю, должны мы? Вы это имеете в виду? Наташа кивнула. Спохватившись, она хотела добавить, что обязательно поможет, они сделают это вместе, просто одна она не справится, нужны еще чьи-то мозги и взгляд со стороны… Но Юля не дала ей раскрыть рот: — Мы не можем этим заниматься. Это бессмысленно. Предположим, маму убили. Кто будет искать убийцу? Милиция? Еще не хватало, зачем им вешать на себя лишнее дело, когда и без того все ясно — несчастный случай. Значит, мы, ее дети, должны взять это на себя. Но у нас нет денег на частных детективов. — Не надо частных детективов, — растерянно возразила Наташа, — какие-то вещи можно выяснить самим… — Ну, и кто их будет выяснять? — вскинулась Юля. — Мальчишки? Они через пять дней уедут. Витя служит, Рома учится, их отпустили только на похороны. Или я? — она широко развела руками, демонстрируя свой живот. — Но… — начала было Наташа. — И даже если мы найдем этого убийцу — что мы с ним сделаем? Линчуем? Или сдадим в милицию, которая в гробу это все видала? Зачем? — Чтобы зло было наказано! — выпалила Наташа. — А, око за око и зуб за зуб! Но ведь мама от этого не оживет. А мы потеряем время, силы, здоровье, возможно, будем рисковать своей жизнью. Жизнью моего будущего ребенка, наконец. Если преступник узнает, что его ищут, он ведь и нас сможет убить. Ромка, перестань щелкать, надоел! Юля замолчала, сердито сверкая глазами. Ее братья сидели, уткнувшись глазами в стол, и ждали, когда неприятный разговор кончится и можно будет грызть фисташки, а потом уехать к жаркому солнцу из этой холодной опасной страны, которая так и не стала им родной. — В Израиле, — сказал Роман, быстро проглотив последний орешек, — я бы сразу обратился в полицию. Здесь надо давать большие взятки. У нас нет денег. Юля не может — она ждет ребенка. А мы скоро уедем. Вроде как перевел речь сестры на язык умственно отсталых. Виктор размазывал по столу кучки скорлупок. — Ваша мама поступила бы по-другому, — тихо произнесла Наташа. — Да! — подтвердила Юля. — Мама всегда поступала по-другому. От этого были все ее беды. И… наши тоже. Она дернула плечом, словно отгоняя какие-то непрошеные воспоминания, и отвернулась. Наташа пробормотала извинения и встала. Больше ей здесь делать было нечего. — А вы не боитесь, что человек, который убил вашу маму, захочет убить и вас? Вернее, вашу сестру — она ведь остается в Москве? — спросила Наташа напоследок у Виктора, который пошел провожать ее в прихожую. Это был последний довод, но он попал мимо цели. — Нет шанса, — совершенно серьезно ответил бравый солдат. — Мама и Юля жили разной жизнью. Не виделись много. Знакомые были разные. То, что связано с мамой, Юли не касается. «И что я на них злюсь, — думала Наташа, медленно спускаясь по лестнице. — Этот парень возвращается на войну, его каждый день могут взорвать, застрелить, а я ему — не боитесь, что вас убьют? Второй еще мальчишка, чуть постарше моего Юрки. Девочка беременна, ей надо о ляльке думать, а не преступников ловить. Все правильно». Ей было до слез жалко Раду. И не только потому, что ее убили. Всю дорогу на работу Наташа пребывала в полной растерянности. Она не ожидала услышать от Радиных детей такой категорический отказ, сродни просьбе не вмешиваться в их дела. Ни благодарности, ни восхищения тем, какую работу она проделала. Получается, что ее расследование никому не нужно? И она занимается им для собственного удовольствия? Какое уж тут удовольствие, если все тебя деликатно посылают подальше! А главное, она не знает, что теперь делать, каков должен быть следующий шаг. Да и само следствие уже не казалось Наташе таким увлекательным процессом, как было в деле двойников, когда они играли в детективов всей парикмахерской. Тогда, несмотря на определенный риск, это было весело, а сейчас — сплошное мучение. Есть только одно место, где могут оценить ее усилия и помочь довести дело до конца. Похоже, придется оставить честолюбивые мечты и привлечь к следствию весь дружный коллектив «Золотой шпильки». Сыщика-одиночки из нее не вышло. Но все равно это будет ее дело, потому что добрую половину оперативной работы она уже выполнила. Факты есть, улики собраны, пусть Любочка теперь поломает голову. Наташа решила не откладывать дела в долгий ящик и сразу поговорить с девочками, если все будут в сборе. Но когда она пришла на работу, в «Шпильке» творилось такое, что было не до разговоров. Еще издали Наташа заметила прямо на тротуаре возле салона милицейскую машину с крутящейся мигалкой. «Задавили кого-то», — сокрушенно подумала она. Но не увидела ни «скорой», ни обычной в таких случаях толпы, ни других машин. Зато дверь в парикмахерскую была настежь распахнута. Марина Станиславовна без пальто, в легкой кофточке, стояла на ветру и взволнованно махала руками, объясняя что-то двум милиционерам — их участковому Барабасу и еще одному, молодому и незнакомому. За их спинами неровной дырой зияла разбитая витрина. Вот оно что! Кто-то залез в «Золотую шпильку»! Из-за двери Наташе махали Любочка и Вика. — Что случилось? — спросила она, входя в предбанник и вынимая сигарету. Раз такие дела, раздеться можно и потом. — Тайны мадридского двора, — сказала Любочка. Она не выглядела огорченной, напротив — глаза ее блестели, и было видно, что она очень довольна: наконец «что-то случилось»! — Никто ничего не знает, кроме Лены и Каринки. А эти партизанки молчат. Марина их загрызть готова. Это как-то связано с Ленкиным мальчиком, который здесь сторожил. Когда Наташа вошла в зал, Карина все еще обзванивала записавшихся на сегодня клиентов, терпеливо объясняя, что в салоне произошла авария. Лена сидела напротив нее, съежившись, словно от холода, с несчастным и потерянным лицом. В салоне и правда было прохладно — из разбитой витрины дуло. — Лен, — начала Любочка, подходя к Лене сзади и обнимая ее за плечи. Но продолжить ей не дали. — Ну-ка идем ко мне, красавица, — скомандовала Марина Станиславовна, появляясь в салоне в сопровождении двух милиционеров. Она была сердита не на шутку. Лена покорно встала и прошла вслед за заведующей в ее кабинет. Стражи порядка тоже прошествовали туда, и дверь закрылась. — Съедят девку, — сочувственно заметила Вика. — Не съедят, — ответила Любочка. — Марина хоть и злится, но своих в обиду не даст. Вот увидите. Карина закончила со звонками и сделала попытку проникнуть в кабинет, предложив чаю. Ее попросили закрыть дверь. Спасаясь от сквозняка, девочки уселись в косметическом у Лены и взялись за Карину. Но она знала не больше других. Якобы Ленин приятель был в какой-то странной компании, потом ушел от них, и теперь они его преследуют. Вот и до «Шпильки» добрались — наверное, не знают, что он уже здесь не работает. Она, Карина, считает, что Лене надо подальше держаться от таких знакомых, но эта дурочка уперлась и носится со своим цыпленком. А еще с ним носится Саша-механик, который почему-то считает, что парня действительно могут убить, и взял его под свою защиту. Карине ничего не остается, как помогать этим чокнутым по мере возможности, хотя ей, как вы понимаете, сто лет не нужны уголовные истории и сказки про Третью стражу… — Вот насчет Третьей стражи, — сказала Наташа. — Я хочу вам кое-что рассказать… Но рассказать она не успела. В кабинете заведующей открылась дверь, и они разом вскочили, навострив уши. — Так что, Марина Станиславовна, если ваш бывший охранник вдруг объявится, немедленно дайте мне знать, — важно говорил молодой милиционер. — И вы, Елена Викторовна, тоже. В противном случае нам будет очень трудно найти злоумышленников. Думаю, что больше таких попыток не будет; преступники убедились, что салон на сигнализации. Желаю успеха. Он помолчал, как будто оценивая свои слова, удовлетворенно кивнул сам себе и четким шагом направился к выходу. Барабас последовал за ним, но на пороге обернулся и погрозил пальцем — но не Лене и не Марине Станиславовне, а Любочке, которая наблюдала всю сцену из косметического кабинета. Та ответила невинной гримаской: а я тут при чем? — В несознанку играешь? — набросилась заведующая на Лену, едва колокольчик на двери возвестил об уходе гостей. — Давай-давай! Я тебя зря пытать не буду, а говорю сразу — еще один фокус… — Марина Станиславовна, не дергайте Лену! — воскликнула Любочка. — Она ни в чем не виновата. Вы что, не видите, что творится? Нам объявили войну. Надо действовать. — Начинается, — мрачно отозвалась Марина Станиславовна, как будто сбылись ее худшие опасения. — Давно у нас войны не было. А вы и рады. — Да ладно, ничего особенного не начинается, — миролюбиво заметила Вика. — Мент же сказал, что они к нам уже не полезут. А если этот парень больше здесь не появится со своей идиотской стражей, тогда вообще, можно считать, все уже кончилось. Наташа поняла, что пришло ее время.