— У вас отличное произношение, — приподнял тот в удивлении бровь. — Мне легко даются языки, — пожал я плечами. — Тем более знать язык врага нужно обязательно. — Вы и немецкий знаете? — Немецкий знаю, но сейчас я говорю про англичан. — Вы их не любите? — спросил дивизионный комиссар. — Да. — Почему? — Нет более подлой нации, которая столько бы вредила России, и Союзу в том числе, как англичане. Немцы вон думаете сами напали? Как же. Англичане в войне начали проигрывать и стали судорожно искать кого бы в эту войну ещё втравить. Небольшие интриги агентов англичан в ближних людях Гитлера, и пожалуйста, немцы напали на нас, а британцы довольны. Нет, я их ненавижу, и готов рвать голыми руками. Вы давайте, отправьте меня к ним, я немцам там ковровую дорожку расстелю чтобы они расхерачили у этих поганых островитян всё на хрен. Враг моего врага, мой друг. Тут немцев я бью со всей яростью, потому что они напали на мою Родину, а там они мне если не друзья, то считай союзники, благое дело делают. Сбивать не буду. Я ответил на ваш вопрос, товарищ дивизионный комиссар? — Майор, подождите снаружи, — торопливо приказал комкор, взмахом руки заставляя замолчать того мордатого чиновника. Я чётко развернулся и вышел из кабинета, где сел на диван, при этом активно подслушивая с помощью амулетов. Я сразу понял куда полковник клонит, говоря про интерес англичан. Нет, на их остров я не хотел категорически, поэтому экспромтном выложил о своей ненависти к островитянам. Вроде удалось вложить в тон достаточно чувств, чтобы мне поверили. Я их действительно сильно недолюбливаю. Надеюсь сработало и меня оставят тут. Спор в кабинете разделился на два лагеря, одна группа из чиновника и того мутного настаивала отправить меня, но перед этим так мозги прополоскать, чтобы боялся в сторону англичан смотреть и свои мысли так нагло высказывать. Оба полковника и дивизионный комиссар были также активно против. Комкор стоял на том, что англичане далеко, а своя шея близко, а на неё, за удачные налёты немцев, много неприятностей обрушилось и отпускать уникума, а именно такое прозвище я получил в высших эшелонах власти, засветился всё же, он не собирается. Немцы Москву чуть ли не каждую ночь бомбят. Нет, не отпустят и точка. Остальные двое его поддерживали. И всё же победили эти двое, чиновник с мутным. Просто сказали, это личное распоряжение товарища Сталина, он пообещал англичанам предоставить лётчика, что будет обучать их пилотов летать на этих высотных истребителях. Ну и намекнул что англичане за поставку наших «Мигов» обещали какие-то ответные услуги, раз Сталин пошёл им на встречу. Полчаса я просидел, пока меня не вызвали, и я, постукивая тростью по полу, не вернулся в кабинет командира авиационного корпуса. Именно он и взял слово: — В общем так, майор, придётся всё же лететь. Сцепить зубы, забыть о своей ненависти, учить, и самому летать, и показать, как сбивать высотников. Надеюсь вы не опозорите своей страны. — Товарищ полковник, официально заявляю, я отказываюсь выполнять этот приказ. — Что-о-о?! — к моему удивлению вскочил не комкор или другие командиры, а именно чиновник. Тот в течении минуты высказывал всё что он обо мне думает, и не матерными в его речи были только предлоги. Когда он наконец выдохся, то хмурый полковник, ему явно сильно не понравилось, что я при других свидетелях отказываюсь вот так выполнять его приказы, спросил: — И чем вы, майор, аргументируете свой отказ? В ответ я поднял правую ногу, слегка вытянув её вперёд, и демонстративно постучал по ней тростью. Лица обоих полковников тут же посветлели, те поняли о чём я намекнул, а вот остальные нет и потребовали разъяснения. Ответил комкор: — Майор не нарушил устав, если вы об этом. Он в своём праве отказаться. Призванные военнослужащие ограниченной годности могут проходить службу в тылу, но на фронте, только с их личного согласия, которого майор Крайнов никогда не даст. Я прав? Комкора моё такое решение явно устраивало, и сейчас тот откинувшись на спинку стула наслаждался дальнейшим представлением. — Да, товарищ полковник. — Подождите, а корпус Егорьева? — спросил чиновник. — Ты же там был, майор? Про тот бой с десятью немецкими истребителями все газеты пишут. — Стоит уточнить, что там я был добровольно, сам согласился участвовать в этой операции. — Мы можем уговорит тебя, майор? — спросил чиновник. — Это на благо государства. — Благо вам, а лезть в петлю мне? Нет, спасибо за такое щедрое предложение. — Да он издевается над нами, — с возмущением указал на меня чиновник. Комкор и комдив синхронно ухмыльнулись, им явно понравилось, как я тонко довожу того до белого каления, а вот дивизионный комиссар сидел с каменным выражением лица, явно не зная как на это реагировать, и какие последствия лично для него будут в обоих случаях. А тут и мутный слово взял, мне кажется он из спецслужб, тот же душок шёл. Бывало, встречал я парней из конторы Берии. — Наш майор забывает, что он женат и жена в положении. Он не беспокоится за их судьбу? — Мы, с многоуважаемой Анной Андреевной, находимся в стадии развода, что я не скрываю ни разу. А насчёт её положения, пусть беспокоится тот, кто ей этого ребёнка устроил. Собственно, это и есть причина развода, не терплю измен. Так что благополучие, уважаемой Анны Андреевны, мне глубоко безразлично, но за вот эти угрозы, за это вам отдельное спасибо, я это запомню. — Угроза? — Да. Это ответная угроза на вашу, не уважаемый мной неизвестный гражданин. Тот лишь ухмыльнулся неприятной улыбкой, и я понял, что приобрёл врага. Чиновник ещё минут десять уговаривал меня поменять решение, и видя, что это без толку, забрал мутного и покинул кабинет, и мы остались без их присутствия. — И воздух сразу стал чище, — нарушил я тишину, как только дверь за этими двоими закрылась. — Да, майор, видел я наглецов, но раньше не знал, что есть такие как майор Крайнов. По лезвию ходишь. — Да лучше Москву защищать, сердце страны, чем этих лимонников, товарищ комкор. Не хочу я к врагам лететь, да ещё учить их, общаться, и вообще разговаривать. Противны они мне. — А мог бы узнать врага в лицо, — хмыкнул комдив. — Как-то не особо привлекает. Да и вообще… — договорить я не успел, дверь без стука распахнулась и к нам заглянул взволнованный секретарь: — Товарищ полковник, там ваш гость споткнутся на ступеньках и головой ударился. Говорят, помер. Мы переглянулись, и заметив, что на меня все смотрят, я лишь в недоумении пожал плечами, и спросил: — А может это не он? — Молись, майор, чтобы это был не он. Мы направились к выходу. А я лишь усмехался мысленно. Как же не он, мутный и есть. Чтобы я врага да опустил? Поработал «руками» амулета-помощника и тот готов. Банальное падение с травмой несовместимой с жизнью при множестве свидетелей. А я вообще у комкора в кабинет был, а слова — это слова. Мы подошли к телу, толпа расступилась, и посмотрели на труп. — Да-а, правильно говорят, сделал плохое другому, и плохое возвращается, — сказал я, после чего повернувшись к бледному чиновнику, ласково спросил. — А вы мне плохое не желаете пообещать? Тот лишь рванул к выходу и здания, а я, посмотрев на полковников, те таращили на меня глаза, и пожал плечами: — Такая возможность для шутки, я не мог её упустить. — Да-а-а, — протянул комкор. — Нет, майор, своей смертью ты точно не умрёшь. — Да мне это уже раз сто говорили, — отмахнулся я, и тот лишь с застонал, глядя на потолок. А потом как рявкнул: — А ну смирно! В расположении, бегом, марш! Я сам не заметил, как оказался снаружи у здания и встал у машины, опираясь на трость. Водитель, что дремал в «эмке», удивлённо посмотрел на меня. Скоро и комдив Данилов подошёл. — В расположение, — велел тот водителю, а я напомнил. — У меня документы забрали. Тот молча кивнул и ушёл. Не было его довольно долго, только через час вернулся, протягивая мне пачку документов и удостоверение с лётной учётной книжкой, пояснив: — Они уже тебе командировку в Англию оформили. Пришлось к комкору идти. Я убрал удостоверение и учётку в нагрудный карман, а пачку документов в планшетку, после чего мы сели машину и покатили обратно в дивизию. На полпути, полковник спросил: — Что это было в штабе корпуса? — Я очень не хочу в Англию, товарищ полковник. Надо было, я бы и на голове сплясал. — Я погибший? — Вы сами видели, я с вами был, и тоже удивлён произошедшим. Просто воспользовался случаем, чтобы ещё больше укрепить свои позиции. Тот чиновник ко мне и на километр не приблизится. — Но может гадить издалека. — Возможно, — ответил я. — Люди они скоты ещё те. — Ладно, оставим то что в штабе было, поговорим о переводе. Мы ведь тебя действительно для защиты столицы вызвали. Немцы к Горькому летать бояться, а тут каждую ночь высотники моторами гудят. Массированные налёты те похоже прекратили, а «Юнкерсы» шлют. По десять-двадцать машин, и сбрасывают бомбы сверху, кому как придётся. Скажи, майор, ты действительно поднимался на четырнадцать километров, или это всё же байки? — Поднимался, — с некоторой осторожность в голосе, ответил я. — И как ты это делаешь? Проверяли твою машину, она хоть и серийная, но собрана хорошо. Подняться выше двенадцати тысяч километров она физически не способна, Светлов это проверял. Да, майор, это был мой приказ. — Ответа всё равно нет, как-то поднимаюсь. Прошу машину, давай милая, и она поднимается. — Сказка. Слушай, майор, есть предложение испытать высотный истребитель-перехватчик «Пе-три». С двухмоторной машиной справишься? Там своя специфика. — Уверен, что справлюсь. Я один раз на «Пе-два» летал. Они кажется схожи. — Да, очень похож. Завтра в десять утра поднимемся в воздух. Я с тобой, штурманом. — Есть в десять, — вздохнул я. — Товарищ полковник, есть ещё одно. По Горькому. Мне туда лететь тридцать семь минут. Если налёт, я успею, если не перехватить, то на отходе проредить и поквитаться. Потом можно сесть к Бадину на заправку и обратно в расположение полка. — Подумаем и решим. Я дам своим командирам задание провести расчёты, посмотрим, что скажут. Уже окончательно стемнело, когда мы вернулись в расположение дивизии, я ушёл в своё полк, не забыв вещмешок прихватить, что всё это время был в машине комдива, и устроился на койке в одной из комнат для командиров. В этот раз тут всего две было, на одной зампотыла спал, на второй я. Пока вещи раскалывал, пока в душ ходил, где пугал молодых лётчиков жуткими шрамами на ноге, час прошёл, и дальше спать.