Утром меня разбудил дежурный. К счастью налётов не было, видимо их тот сбитый вчера утром разведчик вспугнул, поэтому я хорошо выспался. А дежурный, сделав своё дело, вручил мешок писем. Их много шло, и в Горький приходили, и вот сюда шли. Мы с парнями из звена Светлова вместе читали их, и если где требовалось написать ответ, а я всегда писал, похоже и тут это меня нашло. Так что, поработал часа два до завтрака, заметно опустошив мешок, написанные письма писарю отнёс, тот отправит, а сам завтракать пошёл. После него я хотел машину изучить, но её ещё не перегнали на наш аэродром, поэтому решил продолжить с письмами работу, когда меня отловил комсорг полка. Командир второй эскадрильи в нашем полку. — Кирилл, можно с тобой поговорить? — Для тебя я всегда свободен, — широко развёл я руки, улыбаясь. — Мне написал письмо комсорг госпиталя, где служит твоя жена… — О-о-о, я пошёл, — развернулся я чтобы уйти, но тот меня остановил, положив руку на плечо. — Кирилл, всё равно это проблему придётся решать. — Да, ты прав, — остановившись, я задумался и кивнул. — Надо разводится, поможешь с увольнительной? Отпишись своей коллеге, чтобы тоже Анне помогла с увольнительной. — Ты не понял, советская семья, это ячейка общества. — Не нужно мне сыпать штампами. Развод дело решённое, что сейчас что позже. — Кирилл, ты можешь мне рассказать отчего ты решил развестись? Излей душу. Может мы найдём выход, и не придётся разрушать семью? — Блин, как вы меня все достали? Тогда слушай, действительно надоело в себе держать. Я застукал свою жену, когда её коллега, тоже военный врач, перегнул через стол, задрал юбку и драл, причём та была отнюдь не против, края юбки придерживала. Это тебе повод для развода?! — последнее я уже прокричал, привлекая внимание людей. Мы несколько секунд простояли молча, я успокаивался, как-то легче на душе стало, давно так поорать надо было, а тот явно подбирая слова, спросил: — И что было, когда ты их застукал? — Евгению этому по роже настучал, а Анне сказал, что сам на развод подам. Так теперь представляешь, она на шестом месяце, как раз когда изменяла по срокам. А этот Евгения всё ещё с ней служит, но делает вид что он тут не причём. Теперь та видимо решила, на родного отца ребёнка не повесить, можно на знаменитого дурачка, и в помощь комсорга позвала. Может раньше с ним спала, а может и потом, а я что чужого ребёнка воспитывать буду? Не-е брат, мне такого счастья не нужно. Я сам детдомовский, знаю что такое чужие дети. Да и детей я как-то не особо люблю. Чужих точно. Вот и думай, как тебя тут используют. Если надумаешь, помоги с увольнительной. Съезжу и разведусь. — И никак не помирится? Не простишь? — явно с надеждой, закинул тот всё же удочку. — Не умею, — развёл я руками. — Ты видел тот сортир у роты охраны? — Ну да, весь загадили, надо кого в наряд отправить, чтобы почистили. А лучше новый сколотили. — А теперь представь, зашёл и начал вылизать там доски, приятно? Тот скривился, его явно чуть не стошнило. — Запомни это. Я, когда думаю о Анне, у меня появляется такое же чувство. После других мужиков она для меня как тот сортир. И теперь проанализируй сказанное мной и угадай, прощу ли я её, и комфортно ли мне находится рядом с ней? — Думаю, нет. — Правильно думаешь. Поможешь с разводом? — Я съезжу в госпиталь, пообщаюсь с комсоргом и твоей женой, потом скажу ответ. — Вот это правильное решение. Тут раздался гул моторов и на посадку пошёл двухмоторный самолёт, похожий на «Пе-2», видимо это и есть тот самый истребитель-высотник, на котором и планируется провести проверку. Капитан ушёл, всё что нужно он узнал, конечно не того что хотел, и сейчас будет решать мои проблемы, сам влез, а я направился к стоянке, куда завернул тяжёлый истребитель. Будет интересно по пилотировать эту машину. На полпути меня посыльный перехватил, и я прогулялся к комдиву. Тот сообщил что время не изменилось, десять часов, и вылетаем. То есть, у меня час, могу идти собираться. Я полчаса ещё письма почитал, потом прогулялся до своего истребителя, забрал комбинезон, шлемофон и парашют, и с ними на плече добрался до машины, что уже была готова к вылету, заправлена и вооружена. Пилот этой машины сначала хотел показать мне как тут и что, но видя, как я уверенно действую, лишь описал недостатки машины, чего та боится или не любит и чего опасаться стоит, ну и сильные стороны тоже. После этого мы с комдивом устроились в кабине, я вперёд смотрю, запуская двигатель, а тот за моей спиной, спиной по ходу полёта, проверял пулемёт задней проекции. Кстати, у него не «ШКАС» стоял, а крупнокалиберный «УБК». Высотное оборудование мы тоже проверили, маски и запасы воздуха в баллонах. Разрешение дали, взлёт прошёл хорошо, и я стал уходить в сторону. Обычно тут над полем на окраине Москвы лётчики и набирают высоту. Я особо не торопился, и за десять минут смог подняться на девять тысяч, а надо сказать это уже был потолок этой машины, однако я продолжил поднимать её. Полковник за спиной, изредка спрашивал высоту, на двенадцати тысячах тот приказал продолжить подъём. Тридцать тысяч, четырнадцать, дальше даже мне было тяжело на этой машины, на «Миге» я бы и выше поднялся. Тут я заметил, что полковник подозрительно молчит, пару раз позвал его, я, но ответа не получил. Расстегнув ремни, я перегнулся и потряс того за плечо. Комдив что-то забормотал, ясно было видно, что тот в полубессознательном состоянии. Поэтому я стал экстренно спускать машину. На десяти тысячах тот пришёл в себя, уже нормально стал говорить. Что-то тот действительно заметно сомлел. Мы ещё немного погоняли самолёт, снова поднимаясь на высоту, но в этот раз на двенадцать километров, и стали спускаться. Да, я сканером обнаружил почему тот сознание потерял, у него шланг воздух травил, перетёрся на сгибе, вот и не хватило ему. А вот и полоса. Зашёл я красиво, и не менее красиво сел, быть идеальным, так быть идеальным во всём. Докатившись до конца полосы, где ждал экипаж этой машины и механики, я заглушил двигатели и докатился на них, используя остаточную скорость. Ну вот и всё. Чуть в стороне стояло несколько легковых машин, они подъехали, из салонов вышли люди, и не обращая на нас внимания стали осматривать самолёт. Работали со знанием дела, но были в гражданской одежде. — Из конструкторского бюро Петлякова, — пояснил на мой вопросительный взгляд, выбравшийся наружу комдив. — Кстати, на какую высоту мы поднялись? — Четырнадцать сто. Дальше пришлось экстренно снижаться, когда вы сознание потеряли. Но думаю больше я не поднялся бы. На «Миге» смогу, а этот тяжёлый для этого. — Но это невозможно, — сказал один из гражданских, что слушал нас, пока мы у самолёта раздевались, снимая комбинезоны, а комдив ещё и унты. — Не-воз-мож-но! — По крайней мере мы выяснили что тут дело не в машинах, — сказал комдив, и кивнул на меня. — Вот он это невозможное совершает. А сейчас самолёт заправить и отправить в небо, проверим на какую высоту поднимет его собственный экипаж. А Крайнова к врачам, пусть хоть вытряхнут его, но скажут, что с ним не так и в чём тут дело. Что-то же должно быть? Ночью меня сдёрнули с койки. Тревога, немцы летят. Я тут же стал суматошно одеваться, и когда закончил, следом за остальными выбежав из здания общежития, вскочил в отъезжающую «полуторку». На подножках все места были заняты, меня в кузов затащили, благо задний борт был открыт. А водитель погнал машину в сторону стоянок, где механики уже ожидали лётчиков. Вчера день всё же тяжёл был, и не полёт, а встреча с так называемыми коллегами-врачами сказывалась. Убил бы гадов, да не поймут. В общем, до вечера измывались, меня даже рентгеном просветили, дважды пытались, но я не дался, и ничего не нашли, сказали, что здоровье идеальное, даже нога более-менее. Правда кость хрупковата. Я всё же смог амулетом подправить снимок и были видны повреждения кости, чего на самом деле уже не было. А то раскрыли бы. Ладно отбился, да вот отдохнуть не дали. Всего пять часов проспал. Как от медиков пришёл, это часов в восемь было, похватал поздний завтрак, мне оставили, и сразу спать. А в час ночи разбудили. На стоянке уже Иванов был, его голос не спутаешь, команды отдавал. Снова налёт, немцы шли общей группой. Высотники и просто бомбардировщики. Распределил тот роли так, те берут основную группу бомбардировщиков, благо высота позволяет, десять тысяч метров. Выше те подняться не могут, это их потолок, а я работаю как всегда по высотникам. Первыми поднимаются две эскадрильи, третья в ожидании, и поднимается в воздух чуть позже. Мы разбежались по машинам, и стали выкатывать аппараты на взлётную полосу. Я взлетел после первой эскадрильи перед второй. Поднимаясь на высоту, не кругами, летел в сторону немцев и шёл упорно в верх, держась от звеньев других машин подальше. Кроме нас то тут, то там также были видны наши истребители. От города, перекрытого аэростатами заграждения, мы держались подальше. И вот так поднимаясь я размышлял. Вчерашний мой экспромт в кабинете комкора пока остался без последствий, служу, летаю, но как говорится ещё не вечер, всяко может быть. Как говорят в Советском Союзе, неприкасаемых не бывает. Так что рано или поздно за эту историю мне ещё попадёт. Пока не знаю как, но отыграются. Сейчас может и не тронут, понимают мою ценность, но никто не помешает это сделать, когда я уже не буду нужен, то есть, после войны. Пусть попробуют. Вот такие мысли и крутились у меня в голове, когда я поднялся до тринадцати тысяч и продолжал набирать высоту. Маски на лице не было, потом спущу воздух из баллонов, а так она только мешает, амулет справляется с этой работой лучше. А вот и немцы, три группы по десять бомбардировщиков «Хейнкель-111» в модификации высотников, но больше чем на десять тысяч те не поднимаются. А выше и чуть в стороне летело восемь «Юнкрс-86», а в сторонке, заметно отстав, два разведчика следовали, той же модели. Все высотники шли на четырнадцати километрах. Думаю, разведчиков отправили чтобы отследить, если вдруг нападения на них последуют, и зафиксировать это. То есть, если нападут на ту восьмёрку. Думаю, будут делать снимки специальной фотоплёнкой для ночной съёмки. В этот раз никого отпускать я не собирался, высотники вернутся не должны, и сейчас ночь, это не днём, когда с «мессерами» дерёшься. Приходилось магию использовать по немцам, в которых в данный момент стреляешь. А то не поймут, разом вспыхнули все и на землю рухнули. Маскировался я. А тут никто не мешает мне повеселится. Я подошёл к замыкающему высотнику, и тот задёргался, ночь как по заказу светла, и видимо немцам передали их товарищи с разведчиков, которые меня рассмотрели. Да поздно. Я расстрелял кабину и вращаясь самолёт стал падать. Сообщить об этом деле я не мог, рацию мне так и не поставили, хотя заявку я дал. После этого обстреливая другие высотники, я «руками» сломал им крылья и вращаясь, оставшаяся семёрка стала падать вниз. Мне они не интересны и время на них тратить я не хотел, а развернулся к разведчикам, которые ещё не поняли, что произошло, и сблизившись с одним на километр, второй за дальностью этого действия был, в пяти километрах, убил пилота и трёх наблюдателей, просто задушил, и взял управление разведчиком на себя. Такой модификации этого высотника у меня не было, а я планировал его заполучать, причём в двух экземплярах. Я для того те восемь так быстро и сбил, чтобы управляя обеими трофеями, это новый опыт, совершить посадку, также и «Миг» посадить, потом тела немцев прочь, самолёты в хранилище, и вылетаю на базу. План такой был, именно поэтому тех восьмерых уничтожил как можно быстрее, для экономии времени. Никак найти место, где бы сесть без свидетелей, я не находил, и летел пока на высоте. Я не про площадку говорил, это не проблема, просто в воздухе довольно много было наших истребителей, никак не ожидал что у Москвы столько «ночников» базируется. Однако уведя трофеи в сторону, я стал спускаться. Дальше посадил одновременно оба разведчика, друг за другом, и сам сел, а то над ними круги нарезал. Как я и планировал, тела немцев раздел, все трофеи в кабины, а сами самолёты в хранилище. Немцев тут бросил обнажёнными. Вернувшись в свой истребитель, я поднялся в воздушнее пространство и набирая высоту подлетел к Москве, там виднелись пожары, значит, кто-то прорвался, и уже через пятнадцать минут заходил на посадку. И да, боезапаса у меня не осталось, всё расстрелял. А когда я подгонял машину к капониру, то меня там встретил улыбающийся Никита. Помогая вылезти из кабины, тот тараторил: — Я час назад приехал, товарищ майор. Как раз, когда вы на взлёт пошли, вещи забросил и быстрее готовить встречу. Сколько сбили? — Семерых, трое ушли, суки. Всего десять высотников было, восемь бомбардировщиков и два разведчика, последние в стороне шли. — Ого. Подтвердить трудно будет. — Мне главное сколько немцев не вернулось к себе на аэродром, а запишут на меня или нет, не важно. Закончив снимать снаряжение, я вручил по традиции Никите апельсин, он их получает только после боевых вылетов, не часто, если что, и направился в сторону штаба. Туда подтягивались другие лётчики, пока машины спешно заправляли и пополняли боекомплекты. Шли все, что прилетели раньше или только что. Я доложил о семи сбитых и довольно точно указал на карте их места падения, а дежурный занёс в журнал, ну и рапорт писать начал. Вряд ли мне их подтвердят, так что я особо не переживал, и в рапорте написал то что хотел. Чуть позже удалось узнать, что из нашего полка не вернулось четверо, и третья эскадрилья ещё в воздухе, однако то что немцев сбили больше двух десятков, вроде информация прошла. «Хейнкели», не смотря на их оборонительное вооружение, валили наши вполне неплохо. Два тарана было. Ещё с час мы в готовности просидели в кабинах истребителей, потом тревогу отменили, и мы направились досыпать, больше налётов не было. Всего одна волна, видимо пробная. Два дня ни налётов ничего такого не происходило, я карты учил, сдавал по ним тесты, дважды на увольнительную заявку подавал, по семейным обстоятельствам, да не дали. Командир второй эскадрильи теперь не поможет, из боевого вылета не вернулся. Ни самолёта, ни его не нашли. Может в водоём упал? Не знаю. Записали пропавшим без вести. А вот сбитых мне так и не засчитали, всё пошло на общий счёт полка. В полку Бадина, где я служил, комиссар был ни рыба — ни мясо, и всех это устраивало, а тут у нас в полку Иванова комиссар боевой, сам летает, двух сбитых на счету имеет, бойкий. Я эти два дня прячусь от него, достал со вступлением в партию. Точнее в кандидаты в члены партии. Комдив и его подручные медики или те же конструкторы мной к счастью тоже не интересуются, видимо всё что необходимо те получили, и просто всё списали на чертовщину. Догадайтесь кого назначили главным чёртом? А вообще шутки-шутками, но мне тут под Москвой, а мы стояли в двенадцати километрах от окраины, не особо нравилось. У Бадина я был сам себе хозяин, что хотел то и делал. Вон, купался, рыбачил или готовился сдавать на диплом врача, да так и не закончил. Бадину на это плевать было. А тут шагу не ступи, то нельзя, это запрещено. Заперты на аэродроме, просто бесили. Поэтому если я карты не штудировал, то спал под своим истребителем. И вот сегодня сбежав от комиссара, заранее узнав, что тот меня ищет, я устроился не в капонире, а за ним, тут заметить трудно, и дремал в полглаза. А ближе к трём часам дня услышал, как Никиту окликают, меня ищут. Это посыльный из штаба был. — Я здесь, — зевая, обозначился я. Пригнувшись, боец зашёл под масксеть, и сообщил: — Товарищ майор, там за вами машина пришла. Ничего не говорят, только то что за вами. — Кто такие? — насторожился я. — В форме НКВД. — Никита готовь самолёт, я в бега ухожу, — и увидев охреневшие лица обоих, захотел это, сказал. — Шутка. Сейчас иду. Выбравшись из-под сети, та на уровне пояса натянута была, капонир-то с самолётом ниже, и края ямы плетнем оплетены, возвышаясь на полметра над землёй, а я за ним и прятался, привёл форму в порядок, у меня повседневная была, и подрабатывая тростью, направился к штабу. Там действительно у новенькой чёрной «эмки» стояло трое сотрудников, все командиры, старший в звании капитана. Глянув на меня, опознав. Он открыл дверь и пригласил садится, сказав, что всё узнаю на месте. Однако по моему требованию сначала показал документы, и только потом я сел в машину. Тот впереди рядом с водителем, а двое его помощников меня сзади с боков стиснули. Мы покинули территорию аэродрома и явно покатили за город. Долго ехали, я место это узнал, ближняя дача Сталина. На её территорию заехали. Потом тот же капитан и сопроводил к зданию, там забрали табельное оружие, оба ножа, ну и провели в кабинет Сталина. Тот там был не один, с Рокоссовским, которому я приветливо кивнул, после того как официально по уставу доложился. — Вы догадываетесь, товарищ Крайнов почему мы вас вызвали? — Догадок много, товарищ Сталин, на весь их перечёт и дня не хватит. Однако я думаю дело пойдёт об Англии и их хотелках. — Хотелках? Хорошо сказано. Да, вы правы. Политическая ситуация такова, что мы очень сильно зависим от поставок ленд-лиза и отказаться от них пока не можем. Тем более союзники начали наращивать темп поставок. Англичане этим пользуются, и угрожают задержками или вообще приостановками доставки так необходимых нам грузов. Десять «Миг-Три» для англичан мы смогли выделить, но они требуют именно вас, товарищ Крайнов. Знают из газет кто такой этот лётчик с позывным Кот. Кстати, а почему Кот? — Не знаю, товарищ Сталин, я вообще собачник, котов терпеть не могу, подлые существа. Меня так в первом вылете комполка Иванов назвал, и как-то закрепилось. А я у него всё забываю спросить о причинах выбора этого позывного. Разве что я при нём как-то сказал, что ночью вижу как кот, может в этом причина?.. Значит, выбора у меня нет, и отказаться от этого также нет никакой возможности? Сталин только развёл руками. Я вздохнул и кивнул, давая своё согласие. Дальше уже пошли рабочие вопросы, которые мы тут же на месте решали. В Англию на судне уже отплыли отгруженные истребители, а также специалисты что их будут собирать и обслуживать. Боеприпасы для бортового вооружения, да и остальное что нужно для существования такой эскадрильи. Через четыре дня судно прибудет в Англию, пока разгрузят, пока доставят на аэродром и соберут, время ещё есть, однако вылететь желательно пораньше. Вылет через два дня. Сталин, узнав, что мне машина не важна, на которой подниматься, что «Миг», что «Спитфайр», пообещал ввернуть это при английском после, что я смогу и на их истребителе на четырнадцать тысяч метров подняться. Пусть проверяют, а я возможности их истребителей узнаю. «Харрикейны» англичане активно поставляют, а «Спиты» ещё нет, тянут. Это кстати одно из условий, сразу поставят сто машин если я отбуду к ним. На этом меня отвезли обратно. В дороге я размышлял, почему в кабинете ещё и Рокоссовский был, взяли для молчаливой поддержки? Вряд ли. Думаю, тот там по своим надобностям находился на даче, и вот поприсутствовал, во многом помог советами, между прочим. А вот на упёртых англичан я злился. Не так их и бомбили, чтобы тут в позу вставать. Им высотник нужен, свой, вот и решили выведать секреты, как удаётся истребитель на такую высоту поднимать. В общем, я мысленно пообещал себе устроить англичанам весёлую жизнь. Нет, я на виду буду вести себя паинькой, который помогает союзникам и всё такое, а по ночам, когда никто не видит, буха-ха-ха-ха… Таких потерь они больше не понесут никогда. Вернувшись в полк, я продолжил жить обычной жизнью. В воздух ни разу не поднимался, немцев просто не было, в Горьком тоже тихо, я им там посоветовал иногда работать под меня в эфире, как будто Кот у них, и сдав машину, мой «Миг» и Никита остаются тут, машину принял другой лётчик, я собрался. Мне парадную форму приготовили, чемоданчик, всем полком собирали, знали куда направляюсь, и вот так напутствовали. На машине отвезли на центральный аэродром, где стоял новенький «Ли-2», их недавно выпускать начали, три пробные машины, видимо этот из той партии. Тут ждали и англичане, пятеро, из посольства, и ещё кто-то, возможно разведка. Из наших был я, ещё двое лётчиков, трое представителей наркомата иностранных дел, и двое парней которых я сходу так опознать не мог, а по повадкам особисты. Из лётчиков нас трое было, инструктора. Англичане, увидев меня, оживились, подошли руки пожимали, говорили, как рады что я к ним отправляюсь. А уж как я рад, до зубовного скрежета. А полетели мы к моему удивлению не куда-нибудь на юга, через Африку, а на север. Мурманск был нашей целью. Там с аэродрома нас на машинах, видимо со всего Мурманска собирали представительного вида, отвезли в порт, и посадили на английский эсминец, что уже через час, ближе к ночи, покинул бухту и на максимальном ходу направился в сторону Англии. Кроме нас на борту было ещё три десятка пассажиров, и советские работники, и англичане. Ещё полтора десятка моряков, их спасли с торпедированного грузового судна, домой возвращали. А мы с летунами заперлись в тесной каюте, нам даже офицерскую выделили, и банально дрыхли, отсыпаясь. Само плаванье особенно не запомнилось, шли на максимальном ходу. Да так, что по корпусу изредка проходила дрожь, но зато мы смогли дойти до Англии достаточно быстро. Мы с парнями, а они оба были не боевыми лётчиками, а инструкторами из Качинского военного авиационного училища, больше гуляли по палубе, да спали. Ну я ещё зарядкой занимался. Не люблю, когда всё тело затекает, и деревянным становится. Также мы общались, те описывали свою работу, и я нашёл школу обучения лётного состава не просто в удручающем состоянии, а в ужасном. Некоторые, так называемые лётчики военного времени, выпускались с шестью часами налёта, просто топлива не было, тогда как у немцев, пока такой курсант, не налетает двести часов, причём именно на том аппарате на котором будет воевать, в разных условиях, днём, в темноте, в облаках, его просто не отправляют на фронт. Занимательный эпизод готов рассказать. Один довольно известный немецкий лётчик-«эксперт», сбитый над нашими территориями, не мной, вот как описывал общение со своим новым ведомым. Поясняя что делать в сложных условиях своему ведомому: — Если мы встретим большую группу русских, сразу отрывайся от боя. Уходи со снижением, делай вид что сбит, беспорядочно падай, а у земли выводи машину и уходи к нашим. А я тут как-нибудь сам… В противоположность, в советской авиации, когда молодые лётчики прибывают в полк, их закрепляют за ведущими, опытными лётчиками-фронтовиками. Те с налётом двадцать-двадцать пять часов, шесть это крайности, зачастую видя боевую машину в первый раз, так как их учили на «УТ-1» и «УТ-2», должны в полёте не отрываться от ведущего. Его задача прикрывать ведущего, буквально ценой своей жизни, что зачастую и бывало. Если тот отоврался, да ещё вернулся, трибунал гарантирован. Такие лётчики жили один-два боя, край пять-шесть. Редкие единицы воевали три-четыре месяца или полгода. Героями становились так совсем за редким исключением. Потому-то уже известные Герои, советские лётчики, все до одного довоенного обучения с немалым налётом. Также и в полках, те ведущие что имели немало сбитых, и которые именно сбивали, имея одноразового ведомого, так тоже были опытными, с ещё довоенной подготовкой. По сути, лётчики из училищ — это натуральное пушечное мясо, направляемое на фронт, что буквально завалить немцев трупами. И вот кто заботится о своём боевом пополнении лучше? Наши или немцы? И как объяснить если потери на фронтах три против одного, но чаще шесть-семь против одного? И счёт сбитых отнюдь не в нашу пользу. Вот так и получается, что у нас у лётчиков тоже есть своё пушечное мясо. И когда кто-нибудь начинает рассказывать, как наши лётчиками пачками сбивали немцев, не верьте. К сорок третьему ситуация не выправиться, мы лишь будем воевать с немцами на равных, но в небе немцы будут драться ожесточённо до конца войны, так что каждую победу наши летчики вырывали с кровью и болью. Примечательным был рассказ от одного из инструкторов, у него брат служил в штурмовом полку, капитан, Герой Советского Союза, между прочим. Вот тот и описал жизнь в штурмовом полку, которая мало чем отличалась от того что было у истребителей, но и тут своя жесть была. У меня натурально волосы на загривке встали, когда я этот рассказ слушал. Так вот, приходит в полк молодое пополнение, получает машины «Ил-2», в основном видя их впервые, и не успев облетать, так пару раз в воздух поднимались, как следует срочное боевое задание, а для штурмовиков обычно такая срочность означает смертельное задание, когда возвращаются единицы, а бывало, что и вообще не возвращаются. Особенно если мост бомбить, где зениток как собак не резанных. Что делает командир? Отдаёт приказ. Мол, никаких своевольностей, делай как я. Они летят к мосту, переходят на бреющий полёт, и над водной гладью устремляться к цели, обычно появляясь неожиданно для немецких зенитчиков, и буквально в считанных метрах от моста, командир эскадрильи тянет ручку на себя. Если варежку не зевал, то успеваешь дёрнуть штурвал на себя, а если нет… То расчёт капитана оказывался верным, двое-трое, реже один, всегда врезаются в мост. Соответственно происходит детонация боеприпаса, рвутся бомбы и мост уничтожен, второй заход делать не нужно, напомню, зенитки в готовности, и вряд ли кто эту атаку из штурмовиков пережил бы, и эскадрилья с небольшими потерями, где-нибудь на подходящей цели освободившись от груза, бомб и ракеты, возвращается в полк. Там естественно оформляют наградные листы, посмотрено, описывая что их сын или сыны, поступили как настоящие Герои, направил свою боевую машину на мост. Подло? Да что вы, война идёт. Или вся эскадрилья ляжет, или так осознанно подставить одно-двух. Напомнить кто эти молодые лётчики? Пушечное мясо. Да и сам я хоть и в «ПВО» служил, немного знаком с этой кухней, и подготовка Люфтваффе у меня вызывает искреннее восхищение, а со службой в ВВС Советского Союза у меня только один вопрос… а на хрена я в зенитчиках не остался? Тут, наверное, сам же отвечу, что «ПВО», это не передовая, и после первого боя из молодого мяса я стал более полезным, но всё равно пушечным. Это сейчас я считаюсь опытным лётчиком, вполне состоявшимся, а раньше на меня больше как на выскочку смотрели. Да-да, так оно и было. Да уж, наговорились. В порту, я даже и не знаю в каком, мы сошли на берег, потом машины, аэродром, и полёт на транспортном самолёте. Не знаю эту модель, у лётчика спросил, оказывается «Альбемарль», проектировался как бомбардировщик, но используют как транспортник. Британской постройки. Уточнил как машина, и по горячим заверениям британца, говорившего что машина чудо как хороша, понял, что полная хрень. Летело с нами с десяток человек, мы трое, ещё четверо наших из представительства, один вроде авиационный инженер, не успел к отправке судна с истребителями, и англичан трое. Мы общались с экипажем пока летели, парней оттого видимо и выбрали, не только инструкторы, но и на английском вполне уверенно лопочут. Один неплохо, другой заметно хуже, но понять можно. Мы добрались до Лондона, о да, аэродром, который нас примет, располагался в тридцати километрах от окраин столицы наглов. У англичан вообще воздушная служба поставлена отлично, везде посты и раскиданы небольшие полевые аэродромы с истребителями. По двадцать пять-тридцать машин. Радары работают. И если немцы летят, по маршруту на них ориентируют ближайшие истребительные части. То ли дело высотники, на них осталось смотреть и только скрипеть зубами. Остановить их было нечем, и немцы себя тут чувствовали безнаказанными. Аэродром, на который мы прибыли, был стационарный, и похоже в мирное время тут стояли гражданские службы и осуществлялись мирные гражданские рейсы по другим странам. То есть, это был довольно крупный аэродром, с двумя бетонными полосами разной длины, и большим парком самолётов. Одних истребителей тут было три вида разных моделей, а также бомбардировщики, ещё столько же, ну и плюс нас сюда направили. Кстати, «Мигов» пока нет, видимо мы прибыли раньше, и те где-то задержались на железной дороге. Сканер всё отлично показывал, и я смог определится с расположением местных подразделений. И да, нас повели не к строениям, а штабу. Там были видны следы бомбёжки. Да и на полосах они имелись, у стоянок самолётов. То, есть этот аэродром немцам хорошо знаком и те с нечастной периодичностью устраивают тут налёты. А летали точно не часто, иначе разнесли бы тут всё. Большая часть техники вообще стоит не укрытая, а лишь под маскировочными сетями. Одна бомба изрешетит осколками пять-семь аппаратов. Думаю, тут как раз высотники и работают безнаказанно. Цель крупная, промахнуться даже с высоты трудно. И что важно, как сообщил полковник, он тут старший командир на аэродроме, встречал нас у трапа, сейчас над Англией летал немецкий разведчик на «Юнкерс-86». Визуально с аэродрома мы его не видели. — Господин полковник, если мне предоставят готовый к вылету «Спитфайр», с оборудованием для полётов на высоте, то я собью его. На меня посмотрели, как на идиота, с некоторой брезгливостью, что в присутствии королевской четы громко испортившего воздух. Однако один из англичан, что прилетел с нами, попросил полковника выделить такой самолёт. Тот кивнул, как будто ему отдали прямой приказ, и тут же стал командовать. Уже вскоре меня облачили в утеплённый высотный костюм, выдали шлемофон, и парашют, карты боевых действий не дали, меня с аэродрома будет сопровождать звено истребителей, и оно же меня сопроводит обратно, чтобы не заблудится. До наступления темноты осталось часа два, успеем. Правда есть хотелось, думал на аэродроме покормят, но раз тут такое дело. Вы не считайте меня таким вот прям отважным авантюристом, или как будто я хочу показать себя перед англичанами. Даже и не думал, мне нужно сбить этого немца и обозначить себя, чтобы немцы узнали о моём тут появлении. Это необходимо для дальнейшего моего плана. За время плаванья я уже всё успел обдумать, и понимая, что зачастую буду импровизировать, всё равно буду следовать тому плану что разработал. Хребет его у меня довольно чётко прописан. Если проще, на аэродром придут немцы, чтобы уничтожить меня и мой истребитель, а без этого сбитого как у меня всё получится связать в стройную линию? Смекаете? Так что мне нужно поиграть с немцем, чтобы тот на всю Англию и половину Франции разорался как его сбивают на предельной высоте, и сообщил обо мне. Немцы тоже не дураки и дважды два сложат правильно, особенно если им подсказать. Машина у англичан оказалась на удивление лёгкой в управлении, с «Мигом» точно, даже не знаю, как англичане будут учиться на нём. Машина набирала высоту, а я, управляя одной рукой, второй свободной достал из кольца термос-контейнер с горячей её едой, и открыв крышку, достал хлеба с вилкой, в контейнере была тушёная картошка с курицей, и приступил еде. Сам себя не покормишь, кто покормит? На англичан надейся, но и сам не плошай. А запивал стаканом свежего молока из Испании. Я успел поесть, и как раз горячий шоколад пил, когда нас наконец вывели на немца. Я уже был на одиннадцати, четвёрка англичан того звена что меня сопровождали, начали заметно отставать. Ну а я полез на высоту и не спеша, смакуя, погнался за немцем. Тот дёргался. На высоту лез, и вопил в эфире, мне об этом по рации сообщали, что происходит. И так потихоньку догнав его, подбил двигатель, а потом и второй, также нарушив рули убавления. И вращаясь, тот понёсся к земле. А неплохое вооружение у «Спита», две пушки, про четыре лёгких пулемёта не говорю, а они так, для массовки. Сбил я немца как раз над береговой линией, тот драпал к себе. Никто из него не выпрыгнул. Упал в море в ста метрах от берега, а я, спустившись, полетел в сопровождении той же четвёрки обратно к аэродрому. Ну вот, начало и положено. Осталось дождаться прибытия эшелона с «Мигами», и как их доставят на аэродром, можно будет начинать. Да и «Спитфайров» нужно набрать побольше под видом их уничтожения, машина мне понравилась, и кабина просторная, может ещё что из бомбардировщиков возьму. Однако сначала узнаю, что это за машины. И этот истребитель нужно вернуть, он полковнику принадлежит, тот свою машину мне выдал. Та неплохо была собрана, почти как на ручной сборке, но серийная. Солнце почти зашло, когда «Спит» под моим управлением докатился до конца взлётной полосы, за мной садилось то звено что меня сопровождало, и остановился. Я довольно улыбнулся, открывая фонарь и выбираясь на крыло. К счастью тут не было русской привычки поздравлять со сбитым, выражая радость хватанием и подкидыванием в воздух. Просто радостно лыбились и старались похлопать по плечам, так выражая свою радость. А до этого рожи кривили, сволочи лицемерные. Ну и руку пожать. Уж это я выдержу. Лётчики, что меня сопровождали, были в восхищении и в не меньшем недоумении, описывая всем, кто пожелает слушать, как я поднялся на невозможную высоту на «Спите» половника, и сбил-таки немца. Те этого не видели, вне пределов видимости с аэродрома происходило, а сопровождение и наблюдатели на земле вполне, сообщив. Так что радость была, потом нас пригласили в местную столовую. Я уже сдал всё что мне выдали, парни пока я был на вылете, отнесли мои вещи в казарму, где нам выдали общую комнату, тут также и мужики из наркомата проживали, один точно докладчик от разведки, или других служб.