– …и тогда он тыкает в меня пальцем и говорит: «Феанор!» Серьезно, у него хватило наглости!.. – …не верил, что я управляю рабочим телом, а не просто проецирую прану! Не верил, что моим наставником был сам Крис Авелон!.. Отовсюду звучали какие-то имена, названия и наименования, которые ни о чем мне не говорили. А вот ребятам, похоже, говорили. Они привычно оперировали всеми этими терминами, что ясно давало понять: вот они какие, настоящие будущие реадизайнеры. Те, кого с детства тренировали и готовили, даже несмотря на то, что ритуал инициации проводится лишь в восемнадцать лет. Эти ребята заранее готовились управлять своим даром, которого у них просто не могло не быть при их-то родословной. Тренировались вхолостую, так сказать, чтобы потом сразу же переложить свою теорию на практику. Да, у них гигантская фора передо мной. Просто потому, что им повезло родиться в кланах. В своих группах-кучках они даже одеты были в едином стиле, в единой цветовой гамме, сразу разграничивая своих и чужих. Когда из дверей здания выходил кто-то новенький, группа в таких же, как у него, цветах, начинала приветственно ему махать, кричать и вообще всячески обращать на себя внимание. А когда он замечал их и подходил, принимались выспрашивать, как прошло тестирование. Что характерно, я не услышал ни одного вопроса, прошел ли тот ли иной абитуриент. Словно варианта не пройти не существовало вовсе. Видимо, мир слишком сильно нуждается в реадизайнерах, чтобы еще и отсеивать их. Это хорошие новости. Я толкнул двери и вошел в здание. За дверями оказался длинный коридор с высокими стрельчатыми окнами по левую руку и добрым десятком дверей в стене по правую. Все двери, правда, были закрыты, и только в самую дальнюю, располагающуюся в самом конце коридора, стояла очередь из ребят и девчат моего возраста. Ну, как сказать «стояла». Только обладая очень хорошо развитым воображением можно было назвать это очередью. На самом деле это опять были хаотично разбросанные по коридору группки абитуриентов количеством от одного до четырех человек, которые образовывали кривую, косую, пьяную, но все-таки линию, упирающуюся в конец коридора. Кто-то сидел на подоконнике, кто-то вовсе – прямо на полу, кто-то стоял, привалившись к стене. В некоторых компашках, боязливо оглядываясь, что-то там шаманили, то ли показывая друзьям чудеса реадиза, которыми умудрились овладеть без всяких там академий, то ли просто разминаясь перед вступительным экзаменом… «Интересно, а что вообще представляет собой вступительный экзамен?» – Нет никакого экзамена, – пожала плечами Чел, когда я спросил ее об этом. – Тебя просто проверяют на наличие реадиза и на склонность к тому или иному направлению, после чего регистрируют как реадизайнера. В той линии, которую ты сам назовешь, стало быть. Я был прав, стало быть. Да вот же привязалось это слово, а! Просто – я был прав. Миру очень нужны реадизайнеры, миру без них не выжить. Ну, или мир считает, что без реадизайнеров не выживет. В любом случае, нет никакого экзамена, который расставит всех по своим местам. Есть только те, кто обладает реадизом и становится реадизайнером, и те, кто не обладает. И не становится, стало быть. Да мать твою!.. Стоя в очереди и скучающе пялясь в окно, я продолжал прислушиваться к пересудам вокруг, но здесь, в отличие от лестницы заведения, разговоры шли в основном о более приземленных вещах – о свиданках, вечеринках, обновках. Стоящие здесь парни и девушки еще не были реадизайнерами – голодными до новых знаний и навыков умами. Здесь они доживали свои последние минуты в качестве простых людей с интересами и запросами простых людей. Даже немного завидно стало. Мне так и не довелось побыть простым человеком. Выживание, выживание, выживание – все ради выживания. Плесневелые объедки вместо еды, холодные камни и драный плащ вместо кровати с одеялом, побои и кандалы вместо заботы и доброты – вот как проходили мои ранние годы. С одной стороны, грех жаловаться, ведь именно прошлое сделало меня таким, какой я есть, с другой стороны, подобной истории не пожелаешь никому, разве что злейшему врагу. Но если вдуматься, именно эта история и привела меня к божественному подарку в виде новой жизни. В виде шанса прожить заново собственную юность, испытав все то, что испытывают обычные, простые люди… Но обладая при этом всеми навыками, что я скопил в себе за одну уже прожитую жизнь… Что ж, я действительно заслужил спокойную жизнь. И пусть путь к ней оказался несколько более тернистым, чем я думал, сейчас от нее меня отделяет всего один человек. Надо же, как быстро продвинулась очередь… Когда передо мной никого не осталось, я стал считать про себя секунды, начиная от момента, когда за парнем с хвостом длинных белых волос закрылась дверь. Я успел досчитать до трехсот семидесяти, когда дверь снова открылась, и он выскользнул наружу, довольно улыбаясь. Что ж, может, здесь и нет такого понятия как «не приняли», но абитуриенты все равно радуются тому, что прошли. Настала моя очередь. Я обернулся на Чел, она ободряюще улыбнулась мне, и я толкнул дверь кабинета и вошел внутрь, придерживая на боку сумку с луком, чтобы не застрял в двери. Я оказался в большом круглом зале с потолком в форме купола, в самой верхушке которого располагалось круглое окно. Свет из него падал на небольшую круглую площадку на полу, на которую вели четыре кольца низких ступенек. Световой столб был будто бы заперт внутри кольца из семи тонких колонн, которые подпирали потолок, и из-за этой игры света и тени между колоннами царила густая тьма. Я мог понять, что там стоят столы, за которыми сидят люди, но не мог даже определить их возраст, не говоря уже о внешности. Сделано это было специально для того, чтобы скрыть личность экзаменаторов, или я нагнетаю – сейчас уже не найти ответа. Надо будет поинтересоваться у знающих уже после всего действа. – Здравствуйте, молодой человек, – раздался надтреснутый голос не пойми с какой стороны: акустика в зале тоже вела себя как хотела. – Не стойте на пороге, проходите в круг, что же вы. Ах, вон оно что. Эта площадка с падающим на нее светом – подиум, чтобы на меня было удобнее любоваться. Не люблю быть на свету, но, раз выбора нет, придется подчиниться. Я зашагал к площадке, придерживая на плече сумку с луком. – Сумочку оставьте, пожалуйста, за пределами круга, – снова раздался тот же голос снова не пойми откуда. – Она вам не понадобится. Я усмехнулся, но ремень сумки спустил с плеча и положил ее на пол. Вряд ли кто-то из сыновей Ратко решится нападать на меня прямо здесь и прямо сейчас: это же, считай, сотни человек сделать свидетелями. Как потом они будут выкручиваться? Одно дело – убить меня в ресторане, с этого можно соскочить с помощью сотни разных способов, даже банально заявив, что перепутал меня со своим недругом, и совсем другое – в приемной комиссии академии реадиза, где все прекрасно знают, что за люди здесь собрались и зачем они здесь собрались. Пытаться убить меня здесь – это все равно что влезть в курятник и начать душить кур… В тот момент, когда хозяин их там кормит. Так что лук мне действительно тут не понадобится. А вот что понадобится… Даже и не знаю. Спросил бы у богини, но она что-то пропала в последнее время. То ли решила, что я уже достаточно взрослый мальчик для того, чтобы жить своим умом, то ли ее многозадачность вовсе не такая многозадачная, как она пыталась меня убедить. – Ну что же вы, молодой человек? – заговорил уже кто-то другой, женщина, и тоже немолодая, судя по голосу. – Не заставляйте нас и других абитуриентов ждать. Я взошел по ступенькам и встал в центре падающего с потолка столба света. Отсюда разглядеть собеседников было еще проблематичнее, и я различал только смазанные силуэты, а вот я у них был как на ладони. Очень мерзкое ощущение. Не удивлюсь, если здесь все спроектировано так, чтобы абитуриент чувствовал себя максимально обнаженным и открытым перед этими людьми. Чтобы выдавал свои истинные намерения и свой обман, если он есть. – Имя? – Серж Колесников, – твердо и четко, как только мог, ответил я. – Я… – Достаточно имени, – прервала меня все та же женщина, и члены приемной комиссии принялись полушепотом переговариваться, словно мое имя о чем-то им говорило. Но шептались они недолго – прошло буквально несколько секунд, и женщина заговорила снова: – Скажите, Серж, как давно вы прошли ритуал инициации? – Два… Нет, три… Два или три дня назад, – ответил я, понимая, что не могу ответить точно, настолько насыщенными были эти дни. – То есть вы даже не можете назвать точной даты… – усмехнулась дама. – Даты, которую каждый абитуриент, планирующий стать реадизайнером, запоминает как свой второй день рождения и отмечает каждый год. А кто был вашим ментором? Наставником? Я едва подавил в себе желание недоуменно пожать плечами – нечего показывать им свою неосведомленность. Не просто же так они сыплют этими вопросами. Лучше просто отвечу: – Никто. Я интуитивно учился. – Интуитивно учился управлять праной? – снова усмехнулась тетка. – И выжил, не то что не лишившись конечностей, а даже оставшись при своих волосах? Звучит как сказка. Впрочем, ничего удивительного. – Поче… – Постойте! – недовольно перебила меня женщина. – Я еще не закончила. Что за ужасная провинциальная привычка перебивать других людей! В этом помещении говорим мы, а вы лишь отвечаете на вопросы, если мы их задаем. Понятно? Я едва поборол в себе желание оглянуться на сумку с луком, сжал зубы и коротко ответил: – Да. – Так вот, Серж Колесников. Клан Колесниковых не подавал заявок на новых абитуриентов… Потому что никакого клана Колесниковых нет. Их не существует в природе, а значит, совершенно непонятно, откуда в нашем зале взялись вы! – Я… – Это не было вопросом! – повысила голос женщина. – Даже если мы предположим, что вы являетесь легендарным «алмазом», который появляется в мире раз в столетие, если не реже, то точно так же придется предположить, что сила и мощь вашего реадиза должна быть просто запредельной! Точно так же, как и у других «алмазов», которые когда-либо топтали эту землю! Так скажите мне, Серж, где она, эта ваша сила? Это уже однозначно был вопрос. Но у меня не было на него ответа. Потому что вопроса я не понимал. – Что вы имеете в виду? Я не понимаю вашего вопроса. – Я попробую перефразировать… – вмешался третий голос, спокойный и властный. – Каждый год различные шарлатаны пытаются проникнуть в ряды академии, выдавая дешевые иллюзии за реадиз. Они пытаются обмануть комиссию, накачиваясь донорской праной, они рисуют себе сигмы чужими рабочими телами, не беспокоясь о неизбежном отторжении, они показывают фокусы и пытаются убедить в их реальности. Сами по себе все эти действия могут обмануть приемную комиссию. Но на то она и комиссия, чтобы определять, кто настоящий одаренный, а кто лишь притворяется им. В вашем теле, Серж, определенно присутствует реадиз… Или то, что вы за него пытаетесь выдать. Но его катастрофически мало. Исчезающе мало. Настолько мало, что даже невозможно определить вашу склонность к сенсам или форсам. Вы как опустошенная батарейка, которой уже кто-то воспользовался, таких реадизайнеров не бывает. Даже если бы вы были настоящим реадизайнером, существовала бы немалая вероятность недопуска к обучению в академии… Элементарно потому, что ваш уровень реадиза можно считать банальной девиацией, если не вообще статистической погрешностью. Но если суммировать этот факт с прочими, которые только что получили в виде ответов на вопросы мои коллеги, то придется прийти к неутешительному выводу. Я плохо улавливал его слова. Он говорил так много и так сложно, что уложить все это в голове было просто невозможно. Слова громоздились друг на друга, выстраивая из себя шаткую башенку, и чем больше их становилось, тем больше башня шаталась, того и гляди – рухнет к чертям! Одно я понимал точно – ничего хорошего вся эта речь мне не несет. – Я не… понимаю, к чему вы ведете, – честно сказал я. – Реадизайнеров тренируют с детства, – вместо приятного и умного мужчины продолжила самодовольная женщина. – Их учат не только тому, как пользоваться способностями, но и тому, как держать себя в обществе, как быть достойным членом клана. Вы же, Серж, неотесанный деревенщина, который не знает элементарных правил и норм! Приехавший из какого-то захолустья очередной шарлатан, который зачем-то рвется в академию, не понимая того, что для простого человека это смертельно опасно! Так вам понятно?! Она уже перешла на крик. Она вопила так, что у меня закладывало уши, она бесновалась, будто у нее отобрали любимую помаду, и я даже был рад тому, что не вижу ее, – я бы не хотел это видеть. Она даже не давала мне вставить слова, ответить на ее выпады. Да что там мне – никто из приемной комиссии не смог бы этого сделать, даже если бы захотел!.. Зашуршали какие-то бумаги, а потом раздался резкий отрывистый удар тяжелой печати по столу, и тетка завизжала снова: – Серж Колесников, вам в зачислении в академию реадиза, первому из всего набора этого года, отказано! Покиньте помещение!