Я задумался, поскреб ногтями по столу и поднял глаза на замолчавшего Гордеева. — И что теперь? — А теперь нам надо быть очень и очень аккуратными. Самою большую опасность представляют камеры видеонаблюдения в старой Риге. Если следователи решат проверить записи, то выйдут на театр. А потом на Лику. И дальше — на тебя. — А с чего они станут камеры смотреть? — Хотя бы потому, что там последний раз засветились телефоны ныне пропавших «саргов». — Твою мать, — выругался я. — Поэтому, говоря откровенно, все дело упирается во время. Рано или поздно на нас выйдут — или полиция, или «сарги», а вероятнее всего — и те, и другие. И если с полицией можно будет поспорить с помощью хорошо оплаченного адвоката, — Гордеев невесело усмехнулся, — прямых улик против тебя нет, тут уж я подчищу все, что можно, то с Моргуновым… Сам понимаешь. — Понимаю, — кивнул я, активно шевеля извилинами. — Что у тебя с квартирой? — Нанял бригаду ремонтников, — ответил я ему, почесав в затылке. — Вытащили всю мебель уже, вскрыли пол… Сегодня должны вывести мусор, концов не останется. — Ну вот. Улик нет. Значит, надо продумывать стратегию обороны. — Нам надо успеть закончить установку, — повторил я фразу, которую уже не раз твердил по поводу и без повода. — И тогда ты начнешь клепать на ней золотые монеты, — то ли спросил, то ли утвердительно произнес Гордеев, внимательно глядя на меня. — Догадался, — вздохнул я. Этого следовало ожидать. Мозги у мужика работали — дай бог каждому. Он встал, подошел к двери, открыл ее, оглядел пустой коридор и снова плотно прикрыл. — Ну чтож, тогда это как раз то дело, ради которого стоит рискнуть, — усмехнулся он, усаживаясь обратно на стул. — А на ней только золото можно делать? — Все, что угодно, — я встал и подошел к окну, размышляя, что ему объяснять и как. — Представь себе «ксерокс», который копирует любой предмет. На атомарном уровне. Сохраняя энергетические и структурные характеристики оригинала… — Однако, — хмыкнул «специалист по безопасности». — Кто еще об этом знает? — Ты и я, — пожал плечами я. — А ребята? — Не думаю, — покачал головой я. — Даня бы сразу сказал, у него что на уме, то на языке. У Анциса не хватит воображения, он, пока не увидит, не сообразит. Но, едва установку соберем, узнают, конечно. — А тот твой оппонент в Институте? — Раугс? — Угу. — Не знаю, — пожал я плечами. — Теоретически, может догадаться. Но тут на проблему надо смотреть несколько с необычной точки зрения… Как бы тебе объяснить… — я подошел к столу, схватил лист бумаги и стал чертить каракули, что всегда мне помогало сформулировать мысль. Наконец, нужные слова нашлись. — Рассчитать на бумаге это нельзя, у ученых сегодня несколько иные представления о пространстве и материи. Мы, с покойным шефом пять лет назад совершенно случайно наткнулись на двоякое решение одного интеграла и сделали смелое предположение. Но даже тот подход был ошибочным, это я понял только сейчас, совершенно случайно наткнувшись на побочный эффект во время эксперимента. Даже если Раугс повторит установку, он должен сделать те же ошибки, что и мы, чтобы выйти на понимание несколько иной физики. — Ладно, не надо лезть в дебри, — буркнул Дима, подняв обе руки, словно защищаясь от меня. — Сколько монет у тебя осталось? Хватит, чтобы закончить? — Впритык. Самая большая проблема с рентгеновским лазером. Он дорог и долго ждать, пока привезут. Пока не знаю, что делать. В институте он есть, но выкупить его Раугс точно не позволит… — А если просто спереть? — Гордеев наклонил голову и хитро посмотрел на меня. Ну вот, так и пускаются во все тяжкие, подумал я. Убил, теперь вот украсть предлагают. Впрочем, это решение. Живым закопают, напомнил я себе, передергиваясь от липкого страха, каждый раз вылезавшего откуда-то изнутри. Глава пятнадцатая. Свидание Со своей бывшей женой я познакомился в университетской общаге на первом курсе. Был я тогда мальчиком-девственником, она — закомплексованной невинностью, и мне казалось, что мы нашли друг друга. Месяца два я ухаживал за ней, бегая следом, словно собачонка и добился своего. Мы взаимно лишились этой самой невинности. А на следующий день, когда я, окрыленный любовью и весь светящийся от счастья, в надежде на продолжение близких отношений подходил к ее комнате, она выпорхнула мне навстречу и, чмокнув, пошла с подругой на пьянку к незнакомым мне латышам, которые недавно вселились в соседнюю комнату. — Так и надо с ними, Олька, молодец! — Услышал я комментарий ее подруги, которая, как я позже узнал, и потянула ее на ту гулянку. Сейчас, с высоты прожитых лет я понимал, что это была просто шалость. Никто не собирался меня предавать, изменять, девчонки просто развлекались, причем весьма невинно — сколько потом было тех гулянок, тусовок и пьянок, из которых, главным образом, и состояла общаговская студенческая жизнь. Но тогда у вчерашнего мальчика-девственника рухнул мир. Казалось, вот, только что я нашел то, о чем мечтал, смысл жизни, человека с которым я хочу разделить горе и радость, и она со мной так подло поступила! Мы сильно поссорились тогда. Потом, не менее бурно помирились. Жизнь потекла своим чередом. Но там, где-то глубоко внутри себя, я, наверное, так никогда и не простил обрушения мира, построенного в моем воображении. И с тех пор больше никогда не позволял себе любить другого человека так самоотверженно и безоглядно, всегда напоминая себе о возможности предательства. Может быть поэтому, весь наш брак я гулял от жены направо и налево, подсознательно мстя ей за разрушенный в юности мир. Что, в конце концов, привело к нашему разводу. Но теперь, глядя на то, как Лика выбирает себе одежду, я вдруг поймал себя на мысли, что готов еще раз рискнуть. Рискнуть безоглядно и безбашенно влюбиться по самые уши. И отпустил себя… Вечером, в седьмом часу, я понял, что толку от меня на работе больше нет. И своим присутствием я никак не ускорю монтаж, который продолжали ребята — в чистой будке втроем мы просто не помещались. Поэтому, получив добро Димы, мы с Ликой отправили Игоря в гостиницу и уехали вдвоем. Девочку надо было одеть, да и себе следовало кое-что прикупить, лето не за горами. Я задумал эту поездку как свидание, поэтому, не смотря на некоторый риск, все же отказался от присутствия телохранителя. Доехав до «Спицы», мы оба неожиданно увлеклись шопингом. Она искала и мерила, а я оценивал и подсказывал. Платья сменялись туниками и короткими юбками, а под конец она настолько разошлась, что перестала меня стесняться и затащила в кабинку — помочь расстегнуть платье. Я помог. А потом мы как-то вдруг нашли губы друг друга и улетели… От нее пахло мятой, каким-то пряным восточным запахом и совсем чуть — табаком, губы были нежными и жадными до ласки. Маленькая и неопытная девочка вдруг исчезла, а на ее месте возникла страстная молодая женщина, уже познавшая вкус удовольствия, но еще жаждущая пока неведомых ей открытий. Мы так увлеклись, что совершенно забыли про время и место. Впрочем, нам напомнили. Продавщица постучала в дверь кабинки, и нам пришлось срочно вернуться «на землю» и ретироваться. А потом мы сидели в итальянском ресторанчике и пили «кьянти», глядя друг другу в глаза и говоря о прошлом. Я рассказывал про свою жизнь до нее, она про школу и свое увлечение театром. Конечно, в чем-то она была еще совсем ребенком, но, несмотря на это, в ее словах и поведении скользила та самая женская мудрость, которой мне так не хватало в Ольге. Время летело незаметно, было невероятно, просто божественно хорошо. Я вдруг поймал себя на мысли, что совсем не хочется строить «коварных» планов соблазнения, что в тот момент было просто здорово находиться рядом и чувствовать, ощущать ее тепло. Что все произойдет само, потому что иначе и быть не может — мы уже начали тот, полный намеков, танец понравившихся друг другу мужчины и женщины, благодаря которому разумная жизнь на этой планете все еще существует. В машине она вдруг затихла, забравшись с ногами на сидение и повернувшись ко мне. Я постоянно ловил ее взгляд, а она, как мне казалось, изучала меня, рассматривая, а иногда протягивая руку и, чуть касаясь, проводила пальцем по небритой щеке. Я только улыбался в ответ, перехватывая ее маленькие пальчики и дотрагиваясь губами до запястья, на котором чернела завитушками стилизованная буква «Л». — У тебя есть тату? — Спросила она, продолжая разглядывать меня. — Нету, — я покачал головой. — Почему? Не нравится? — На других нравится, — пожал плечами я. — А для себя, наверное, не нашел то изображение, с которым хотелось бы прожить всю жизнь. — Ты слишком серьезно ко всему относишься, — улыбнулась она. — Да, — согласился я, паркуясь на свободном месте во дворе гостиницы. — Это мой главный недостаток. — Тогда я буду учить тебя жить легко, — пообещала она, выходя из машины и беря меня за руку. — А я тебя — быть серьезной, — не остался в долгу я, находя губами ее губы. Не помню, как мы оказались в номере. Помню лишь, как начал раздевать ее, изучая губами каждую клеточку, каждый миллиметр ее тела, а она освобождала от одежды меня. Помню, как вдруг замерла, испугавшись моих слишком смелых ласк, но потом стоило мне отстраниться, сама заставила меня продолжать. Ну а дальше нас накрыло… — Пожалуйста, дай мне сигарету, — пробормотала она через какое-то время, не в силах поднять голову, лежащую на моей мокрой от пота груди. Приподнявшись, я огляделся и дотянулся до ее джинсов, валявшихся рядом с кроватью. Нащупав в кармане тонкую пачку, извлек ее, нашел зажигалку и, прикурив сигарету, передал девушке. Несколько раз затянувшись, Лика приподнялась, откинулась на подушку и посмотрела на меня. В номере было темно, лишь уличные фонари, бросавшие световые пятна через окно, позволяли разглядеть ее блестящие глаза. — Я и представить себе не могла, что так бывает… — Как? — поинтересовался я, любуясь ее совершенно беспорядочной прической, хрупкими плечами и небольшой, но очень красивой грудью с маленькими темными сосками. — Так замечательно, — пробормотала она. — Что ты со мной делал? Я теперь даже встать не могу. — И не надо, — ухмыльнулся я. — Лучше расскажи про своих бывших кавалеров. — Чтобы ты превратился в Отелло? — Усмехнулась она, стряхивая пепел в стакан, стоящий на тумбочке. — Тебе не нравится, когда ревнуют? — Спросил я, гладя кончиками пальцев ее плечо. — Ну если без фанатизма… — улыбнулась она. — Ты, правда, хочешь это знать? — Да, — кивнул я. — Но не для того, чтоб ревновать, просто интересно про тебя все. — Ну ладно, — кивнула она, затягиваясь. — Расскажу. Но и ты тогда все про себя расскажешь… — Договорились, — согласился я, продемонстрировав чеширскую улыбку. Она затушила сигарету и сползла с подушки, положив голову мне на плечо. — Свой первый раз я не помню, — глухо пробормотала она, щекоча меня своими растрепанными волосами. — У нас тусовка была, меня мальчишки напоили в зюзю. Первый раз так напилась. Почти как тогда, когда ты меня нашел. Короче, проснулась в постели с одним… Нравился он мне очень, ну и… — она почесала об меня нос и продолжила. — Исполнилась мечта идиотки. Обидно было до слез, что не помнила ничего. Зато не больно… — А потом с ним еще встречались, общались? — Спросил я, гладя ее по голове и думая о том, как мне повезло найти такое сокровище. Настоящее чудо. Больше всего мне в ней импонировало то, что она не старалась казаться лучше, чем есть. Редкое качество среди девушек. — Да, в школе, потом пару раз на таких же тусовках. Но, как-то все завяло само собой. Не было ни волшебства, ни чего-то такого… О чем в книжках пишут и подруги рассказывают, — я почувствовал, что она улыбается. — Дура я была мелкая, мне тогда всего пятнадцать было. Потом он с семьей в Англию уехал. Слава богу, наверное. Она снова потерлась об меня носом. — Ну а потом Лешу встретила. Тут уже все серьезно было, я влюбилась. Встречались, как взрослые. До известных тебе событий, — она шмыгнула носом, а я прижал ее к себе. Девушка вдруг вывернулась из объятий и, забравшись на меня верхом, стала нежно и долго целовать в губы. Потом вдруг отстранилась, приподнялась и пристально посмотрела мне в глаза блестящими огромными глазищами. — Петь, он ведь убьет нас. Понимаешь? Я боюсь… — Не бойся, Рыжик, — ответил я, уверенно выдержав ее взгляд, хотя холодная когтистая лапа снова сжала что-то в груди. — Мы еще побарахтаемся. Она несколько мгновение смотрела на меня, потом устроилась поудобнее, упершись своей макушкой мне в подбородок. — А Дима, он кто? — Вдруг спросила она.