– Угу, – отозвалась я, отметив снисходительную улыбку Игоря… точнее, она вообще-то должна быть призывной, но что-то пошло не так. Через некоторое время я села за стол, стратегически расположившись между Викой и мамой. Бывшего это явно не обрадовало, но я драконья принцесса в оборках или где? Пусть смотрит и скрипит зубами… Р-р-рыцарь. Некоторое время я не могла понять, чем вызван приезд Игоря. Он заливался о погоде, об успехах, даже про торт, который любезно привез. Как по мне, можно было бы торт оставить, а Игоря услать. Тогда были бы все счастливы. Но мама все же противник таких жестких мер, поэтому приходится терпеть. К тому же все были страшно заинтригованы: что нужно Кабычинскому? Ответ на этот вопрос прозвучал ближе к окончанию трапезы. Игорь на меня внимательно посмотрел, попытавшись использовать прежнее демоническое очарование. Но колбасная нарезка явно победила, и Кабычинский перестал играть на публику. – Я через месяц уезжаю во Францию, – заявил он, глядя прямо мне в глаза. – И хотел бы, чтобы Полина поехала со мной. Мы с Лешкой и Викой синхронно подавились. Папа и мама, как более опытные и повидавшие на своем веку, только переглянулись. Потом папа, очень деликатно наколов оливку на вилку и осмотрев со всех сторон, уточнил: – С какой же целью? Я мысленно потерла руки. Чудесно! Если что – не могу с тобой миловаться, меня папа не пускает! И мама целоваться не велит! А муженек-мясник ждет дома! Последний тут же представился крепко сбитым и с сияющей лысиной… заплывшим глазом и в забрызганном кровью переднике на голую грудь. У Кабычинского случился бы приступ эстетического инфаркта, и он больше никогда не приблизился бы к нашему дому. Кабычинский заметил мечтательную улыбку у меня на лице и, кажется, заподозрил что-то нехорошее. Улыбка осталась прежней, но пришлось про себя все же несколько расстроиться, ибо такого раскрасавца-мясника нет даже в проекте. Конечно, можно было попросить кого-то из друзей-байкеров, однако многих из них Кабычинский знает, так что театр не прошел бы. А жаль. Поэтому до конца обеда пришлось молча ковыряться в своей тарелке и слушать разговор, который умело поддерживали мама и папа. Положение было… занятным. Получалось, что он добился еще большего успеха, теперь едет работать во Францию, его пригласили в солидный коллектив и… Мы с Викой переглянулись. Честно говоря, мне ничего не говорит название самого коллектива. Ну хорошо. Спишем это на мою необразованность, и все такое. Классическую музыку я слушаю, но на этом как-то дальше не складывается. Может, я такая женщина непросвещенная, а может, сам Игорь настолько надоел, что отбил всяческую охоту изучать прекрасное. Но все это лирика. Меня больше интересует, зачем ему понадобилась я? Понял, что влюблен и жить без меня не может? Глупости. Уж я скорее поверю, что Арне влюбился в меня с первого взгляда по той элегантно-кособокой фотографии на сайте знакомств, чем в то, что Кабычинский решил променять батальон своих баб на одну Полину Пожидаеву. Плавали, знаем. Но Игорь продолжал вдохновенно вещать, что понимает, как нам было тяжело, но теперь он все осознал и обязательно изменит к лучшему. Кого именно, меня или обстоятельства, я так и не поняла. Настрой вот как-то совсем мимо кассы, надо будет зажать его у стеночки гаража и вытрясти правду. – Нам с Полиной будет просто чудесно в Париже, – тем временем заливался Игорь. – Представляете, какие перспективы? – Откроет свой столярный цех? – невинно поинтересовался папа. Игорь тут же помрачнел. Так, все ясно. Мало того что ему не нравится моя профессия, так и еще он говорил о себе любимом. Перспективы явно не для меня. – Цех бы не помешал, – невозмутимо добавила я. – Ведь мсье Дюваль готов с нами сотрудничать на постоянной основе. Он всегда говорил, что нам надо расширяться. Во Франции и впрямь можно развернуться, там к малому бизнесу несколько иное отношение, чем у нас. Правда же, папочка? Игорь еле сдерживался, чтобы не отпустить какой-то едкий комментарий. Но папа важно покивал: – Ты права, дорогая. Нам будет это только в плюс. Надо будет поговорить с Пьером прямо сегодня вечером. Пьер Дюваль – один из дальних родственников Жоржа. Он и правда видел нашу мебель… на фотографиях. Отозвался весьма благосклонно, но исключительно как обыватель. Но ведь… Кабычинскому это знать необязательно, не так ли? К тому же всего лишь один взгляд на бывшего, и… мне стало хорошо. Прямо вот приятно на душе делается, когда кто-то так бесится. Жаль, что ужин не может длиться бесконечно. Нам все же пришлось покинуть дом. Точнее, Игорь напустил на себя таинственный вид и попросил меня выйти и поговорить с ним наедине. Прежде чем встать, я пнула Вику и Лешку, которые кусали губы, стараясь не расхохотаться. – Да, конечно, – проворковала я, хлопнув ресницами. – Пошли, сделаем это наконец-то. Кабычинский если и занервничал, то виду не подал, а грациозно поднялся из-за стола. Мама и папа проводили нас с каменными лицами. Я даже им позавидовала. Опыт все-таки! Нам всем учиться и учиться до такого владения собой и эмоциями! Впрочем, мама – фотограф, она вообще привыкла видеть странное и не поддающееся объяснению. Особенно когда из него надо сделать что-то красивое и чтобы все говорили: «Ах, как прекрасно!» – Дорогая, – ровно сказал папа, накладывая себе… э, третью порцию, – та большая бита с замечательной ручкой, заказанная мною из Америки, лежит на столе в гараже, в фисташково-бежевом чехольчике. Я невозмутимо кивнула и спешно заверила: – Поняла, чехольчик не запачкаю. – Я знал, что на тебя можно положиться, дитя мое. И вот действительно тот случай, когда благодаришь бога и всех, кто там живет в высших сферах, что у тебя такая замечательная семья. Главное – понимающая! Правда, Кабычинского к гаражу я не повела. Пока еще ведет себя прилично, хоть и раздражает сверх меры. Но у меня, как у приличной девушки, есть скамеечка с видом на речку… возле столярной мастерской. Всего в двух шагах скамеечка. Совсем ничего, чтобы в руках появилась ножовочка, буравчик, дрель, шило, рубанок и… много чего. И исключительно от поведения бывшего зависит, что именно из предложенного ассортимента полетит ему в голову. – Полина, я хочу с тобой серьезно поговорить, – начал было Игорь, но, увидев, что я нахожусь в опасной близости от мастерской, резко смолк и мудро остановился подальше. – Да-да? – мило уточнила я. – Буквально чувствую, как ты хочешь рассказать, почему явился без предупреждения. В зеленых глазах промелькнула тень недовольства, но Игорь сумел с ней справиться. – Все чистая правда, – резковато сказал он. – Мы сделали глупость, что разошлись. Ты ведь сама прекрасно понимаешь, что я тебе нужен. Я положила руку на дверь мастерской. На губах все та уже улыбка, в глазах – внимание и понимание. Мечта, а не девушка! Кажется… – Не смотри на меня так, – уже раздраженно бросил Игорь. – И подумай хоть раз. Неужели ты когда-нибудь сможешь выбраться из этой дыры в Париж? Даже со своим Дювалем. Разве что как любов… Он осекся, понимая, что перегибает палку и совсем выходит из образа обаятельного и раскаявшегося бывшего. А потом все же плюнул на осторожность, подошел ко мне и обнял за талию. Я ощутила запах миндаля и сандала – и одновременно потеряла дар речи от такой наглости. – Полина, не глупи, – проникновенно произнес Игорь, глядя мне в глаза. – Это шикарный шанс для нас обоих. У меня карьера полетит вверх. У нас будут деньги. Много денег. «Чтобы покупать тебе шелковые носки, – пролетела мысль, – которые мне нужно будет круглосуточно стирать. Ведь женщина должна заниматься только женской работой, не так ли, милый?» – То есть это ты так делаешь мне предложение? – Предложение? – моргнул Игорь. – Какое предложение? – Я во Францию поеду твоей женой? – вкрадчиво поинтересовалась я. – Ну тут нельзя так спешно все решать, нужно время, – лихорадочно начал оправдываться он. Ага, ясно. Нужна девочка, чтобы не было одиноко, кто-то стирал одежду, готовил еду и всегда раскрывал объятия, когда захочется интима. – Руки. Убрал, – раздельно сказала я. – Полина, не будь дурой, – прошипел Игорь. – Только подумай, что ты теряешь… – Руки, – выразительно повторила я, готовая уже толкнуть дверь в мастерскую. – Ты такого, как я, больше никогда не встретишь! – А в этом и вся суть! – Поля, Поля! – раздался крик вынырнувшего из-за гаража Лешки. – Смотри, кто-то нашу любимую биту зачем-то оставил на столе. Тебе не надо? Игорь без слов сделал несколько шагов, а я чуть не расхохоталась. Разумеется, момент истины все проспали. Точнее, тот день, когда должен был приехать Арне. Мама и Жорж уехали на несколько дней к очередной чудаковатой заказчице, оставив нас на хозяйстве. В итоге Арне Ольсен должен приземлиться через два часа. Надо ли говорить, что я бегала по квартире, пытаясь одновременно накраситься и подкрутить плойкой волосы, Вика гладила мое платье, а Лешка старательно мешался под ногами. – Поля, где моя рубашка? Вика, куда ты убрала мои брюки? Я что, по-вашему, должен предстать перед интуристом как оборванец? Я все же замерла у зеркала, осторожно выпуская крупный локон из захвата разогретой плойки, и ехидно заметила: – У меня ощущение, что Арне приехал к тебе, а не ко мне. – Учитывая свободу взглядов в Норвегии, я не удивлюсь, что могу понравиться ему, – ответил Лешка с такой невозмутимой миной, что грех было не швырнуть в него подушкой. Что я и сделала. И даже попала. – Убива-а-ают! – заголосил он, подбежав к Вике и попытавшись спрятаться за ее спиной. – Леха, перестань! – взвизгнула она. – Я тебя сейчас утюгом отделаю! Решив, что угроза весомая, брат перестал дурачиться и отошел от разъяренной Виктории. Посмотрев на них, я только вздохнула. Да уж, достанется кому-то такое счастье. Впрочем… Глянула на собственное отражение в зеркале. Счастье в моем лице – то еще удовольствие. Пока женихи толпами не стоят. Еще неизвестно, через какое время сбежит бедный норвежский парень Арне. Мама настояла, чтобы он жил у нас. – Ну целая же комната пустует! – прозвучал тогда весомый аргумент. – Ему все равно, а нам приятно. – Ты хотела сказать, ему неловко? – уточнил проницательный Лешка, но вовремя прикусил язык, понимая, что до добра такие разговоры не доведут. – Все, готово! – отрапортовала Вика, легонько встряхнув платье и подходя ко мне. – Надевай. – Поля даже перед собственной свадьбой будет бегать по дому в фате и трусах, – подал голос из кресла застегивающий рубашку Лешка. – А давай его никуда не возьмем? – невинно предложила я. – И потом в сарае закроем. – А если потом норвежец испугается страшного завывания? – мрачно уточнила Вика. – Что мы ему скажем?