Лев вздохнул. – Говорила, что девочкой вы были страшно плаксивой. Например, после «Синей птицы», на которую вас повели в семь лет, вы неделю рыдали, потому что оказалось, что в пьесе одни мертвецы. Они все умерли – братья, сёстры, дедушка и бабушка. – Я помню, – с разгону поддержала Маня, – и тот спектакль, и как рыдала! – И осеклась. – Вы разговаривали с тётей обо мне?! – В том числе. – Зачем?! – Я не обязан отвечать, вы помните, да? – Я помню, но это свинство с вашей стороны. – Свинство с вашей стороны сейчас стянет ваш бифштекс. – Что? Какое свинство? Какой бифштекс? Волька, нельзя! На место быстро! Оказывается, пока Маня проводила дознание, её пёс придвинулся к самому краю кресла и нацелился на её ужин. – Ещё ваша тётя гадала мне по китайской Книге перемен. У неё совершенно особенная книга, и она её берегла. Вы знаете? – Знаю, – буркнула Маня, раздумывая про «Синюю птицу» и собственную тётушку, которая зачем-то делилась с этим человеком воспоминаниями о маленькой племяннице. – Я сто раз спрашивала, как она может по ней гадать, если не читает на китайском. А она отвечала, что это и не нужно. – Да простят меня китайские мудрецы, – сказал Лев, – но книга может подсказывать даже совсем невежественным людям. Эмилия не была такой уж невежественной. – Зачем вы к ней приходили? – Поговорить о вас, – сказал Лев не моргнув глазом. – Ваша тётя беспокоилась, что вы слишком открыты миру. Вселенная вливает в вас массу сил и энергии, но окружение часто проделывает дыры в вашем энергетическом коконе, и сила начинает утекать. – В коконе? – повторила Маня. – В моём?.. Вы всё это прямо на ходу выдумываете? – Мы договорились, что вы спрашиваете, а я отвечаю, и больше ничего. Эмилия считала, что вы должны больше работать именно со словами, то есть писать книги, а вы ленитесь и прячетесь за житейские дела, вроде починки крыши на даче. Она волновалась, потому что такие подмены наказуемы. Она была в этом уверена. Про крышу и литературную работу он уж точно не мог придумать на ходу, пронеслось в голове у Мани. Или мог? В конце концов, любой писатель должен писать больше, и любой человек время от времени ремонтирует какую-нибудь крышу!.. – Эмилия чем-нибудь вас угощала? – Нет. Она сказала, что есть во время сеансов нельзя. Вот это чистая правда!.. – Тётя рассказывала вам о своём муже? Он был интересным человеком. – Нет, мы говорили только о вас. Маня помолчала, а потом сказала жалобно: – Ерунда какая-то. Лев налил ей чаю и придвинул чашку. – Чай с мятой – арабский вариант, – заметил он. – Теперь мой черёд спрашивать. Или мы играем только на вашем поле? – Я не убивала тётю, – тихо сказала Маня. – Можете спрашивать или не спрашивать, но я этого не делала. – Почему вы согласились, когда Эмилия призвала вас в помощницы? Вы что же, профессиональная секретарша? – Конечно, нет! Просто я закончила роман и оказалась совершенно свободна, а тёте нужна была помощь! – Но вы вполне могли поехать не в Питер к тете, а в Сочи с вашим… э-э-э… кавалером. – Алекс никакой не кавалер! – вспылила Маня. – Он мой муж, друг и соратник. И он занят, в Сочи ехать не может. Да мы и не собирались. – Понятно. – А тётя занималась таким … своеобразным делом, что пригласить секретаршу из агентства она уж точно не могла! Вот я и поехала! – Вы подвижница? – Слушайте, Лев, – сказала Маня с сердцем. – Я понимаю вашу иронию, но я уж такая, какая есть. – Как вас зовут близкие? – А! Маня. Марина Покровская – псевдоним. Если вы изучали мою биографию, должны были бы знать. – Разрешите, я буду называть вас Маней? – Ну, конечно. Так гораздо удобней. Боль в ноге постепенно утихла, от чая с мятой – арабский вариант – ей стало как-то спокойно и приятно. Маня тихонько зевнула в ладонь. Волька из кресла перелез к ней на диван и устроился под боком. – Вы узнали обо мне что-нибудь интересное? – спросил Лев. – Узнала о тёте. – Маня сонно улыбнулась. – Оказывается, она была склонна рассказывать обо мне посторонним людям и держала на столе слиток золота в виде статуэтки. А он большой, этот самый Хотэй? Лев раскрыл ладонь. – Примерно вот такой. Он ещё что-то говорил, Маня не могла разобрать, что именно. Главной задачей было не заснуть прямо здесь и не свалиться под стол. – У меня где-то здесь собака, – выговорила она сквозь приятный шум в голове. – Вы нас не проводите? Я боюсь не дойти. Лев медленно начал подниматься из-за стола, мир как-то сдвинулся, поехал, стал растягиваться, и Маня поняла, что она Гулливер в стране великанов, таким огромным всё стало вокруг. Больше она ничего не помнила. Динь-дилинь!.. Динь-дилинь!.. Маня открыла глаза. В чистые окна лилось солнце, заглядывал улыбающийся Исаакиевский собор, питерское небо простирало во все стороны хрустальные голубые крылья. Динь-дилинь! Динь-дилинь! Толкнув сладко спящего Вольку, Маня приподнялась на локте и огляделась. Что это такое дилинькает, а?.. Оказалось, что звонит телефон в изголовье кровати. Маня схватила трубку: – Алло? – Госпожа Поливанова, доброе утро. Вы просили разбудить, чтобы вы успели на завтрак. – Я просила?! – поразилась Маня, вернула трубку на аппарат, села в постели и огляделась. Позвольте, что такое с ней было? Она упала с лестницы, когда мчалась к Алексу, а оказалось, что он не приехал, и пришлось ужинать со Львом Графом, и он ходил гулять с её собакой и признался, что собирается за ней приударить. Потом она его допрашивала, а… потом что?.. Она опять ничего не помнит! Ей нужно к врачу, срочно! По всей видимости, у неё заболевание мозга. Вот ужас. Маня откинула одеяло. Пижамная штанина закрутилась вокруг ноги, которая за ночь стала похожа на ствол баобаба, налилась синевой и краснотой. Кроме того, на коленке обнаружилась ещё и ссадина. Она слегка кровоточила, белоснежное постельное бельё было заляпано ржавыми пятнами. – Господи, – проскулила Маня. Волька моментально кинулся и стал лизать лицо – ежеутренняя процедура приветствия. Маня отпихнула его морду.