– Оля-то? – оживилась завуч, поняв, что можно не прикидывать, кого из коллег выдвинуть, так сказать, на передовую. – Видите ли, Мариночка, учитель – это не совсем профессия. Это… – Призвание, – подсказала Маня. – Вот именно. К детям нужен подход, терпение, а сейчас особенно! Они все от этих своих гаджетов с ума посходили, агрессивные стали, нервные, памяти ни у кого нет. А Оля… справляется. Да, да, хорошо справляется! У неё терпение бесконечное! Дали ей той осенью класс, а там половина детей по-русски вообще не говорит! По закону-то мы их принимать не можем, для них особая программа должна быть сформирована, но берем, потому что деваться некуда. И она, бедная, всех вытащила! Контрольные годовые так или иначе написали. Плохо, конечно, написали, но всё-таки!.. – Значит, учитель она хороший, – подытожила Маня, и завуч посмотрела на неё поверх очков. Она беседовала и подписывала какие-то бумаги. И поправила: – Она человек хороший. Терпеливый, стойкий. Мы всегда ей самые трудные дела поручаем – когда нужно отчеты сложные составлять, бумаги всякие выправлять! Хоть и не её это дело, а всегда на помощь придёт. Ну, директор тоже старается ей премии выписывать регулярно. В минувшем году поездкой наградили в санаторий на Волгу, как только карантин сняли, они и поехали. Марфа-то у неё хоть покупалась. Маня отхлебнула кофе из кружки с нарисованным алым сердцем. – Они вдвоём с дочкой живут? Людмила Савельевна кивнула. – У нас разведённых и одиноких больше половины!.. А что поделаешь, время такое. Разучились люди вместе жить, терпеть друг друга. Всем подавай… лёгкой и красивой жизни, а где её, такую, возьмёшь? – Ольга в разводе? Или одинокая? Людмила Савельевна вздохнула и отложила бумаги. Пригубила кофе. Из распахнутого окна сильно тянуло запахом свежей краски и доносился ясный и строгий голос: – Ты, Садчиков, кое-как малюешь. Нужно же вот так – ра-а-аз, и до конца! Два-а-а, и до конца! А ты как мажешь? – Нина Степановна, учительница биологии. Они с ребятами скамейки красят, – пояснила завуч. – В порядке помощи школе. Нынче практику-то отменили, говорят, детский труд, нельзя! А мы всё равно заставляем, но… добровольно! – Добровольно заставлять – самое правильное, – поддержала Маня. – Нет, муж у нее был, у Ольги, – продолжала Людмила Савельевна. – Такой из себя видный мужчина, на машине её привозил. Девочка-то у них с рожденья болеет. Ну, он помыкался какое-то время, вроде помогал, старался. А потом всё же не выдержал и развёлся. И не знаешь, осуждать его за это или нет? Как поймешь, если никто из нас в его шкуре не был! Маня записывала в блокнот. – Он им помогает? – Мы не знаем, – сказала завуч. – Ольга гордая, молчит, никогда не жалуется и ничего особенно не рассказывает. Знаем, что Марфу она всё надеется вылечить, хотя заболевание у неё какое-то редкое, новое. Синдром какой-то, я забыла. – Синдром Ли Шуня, – пробормотала Маня себе под нос. – А где она дочку лечит, не знаете? Завуч покачала головой. – Точно не знаю. В больницу они постоянно ходят и ещё вроде бы в клинику какую-то китайскую… Китайская клиника – это, должно быть, тётя Эмилия, подумала писательница и сказала: – Так ведь это всё денег стоит. – Ещё каких, – поддержала завуч. – Оля уж лет семь в одном и том же пальтишке ходит! В другом мы её и не видели. Вы не видели, что у неё в комнате остались две кровати, стол и шкаф, как в камере у заключенных времен царизма, – пронеслось в голове у Мани. – Нужно поподробней расспросить про бывшего мужа, вот что. – Людмила Савельевна, скажите, у Ольги есть подруги? Здесь, в школе? – Да она ни с кем особенно не дружит. Нет, к ней все хорошо относятся, а так чтоб дружить… Вот Ниночка Степановна, которая сейчас с ребятами занимается, с ней рядом сидит, можно её расспросить. Маня немедленно выразила желание расспросить Ниночку Степановну, и завуч проводила её на улицу. Мане показалось, что проводила с облегчением: рассказывая про Ольгу, Людмила Савельевна явно чувствовала себя неловко. Учительница биологии оказалась маленькой вертлявой женщиной, совсем молодой. – А зачем вам Ольга Александровна? – тут же прицепилась она. – Её саму и спрашивайте! А я при чём? – Я непременно спрошу, – успокаивающе пообещала Маня. Ей показалось, что учительницу привёл в крайнее раздражение её вид в костюме «Чёрное море» и с тросточкой. – Но мне нужно поговорить с её… друзьями и близкими. Я же книгу собираюсь писать. – Господи, – пробормотала Ниночка Степановна презрительно, – ещё и писать! Как это людям в голову такая чепуха приходит?.. – Почему чепуха? – Так ведь для вас книги писать – заработок, да ещё какой хороший! Вы про нашу жизнь напишете, заработаете себе на… вон, на ещё одну собачку и кольцо с бриллиантом, а нам какой резон с вами откровенничать? Маня молчала. – Вот именно, – заключила Ниночка Степановна. – У всех свои проблемы. Вам наших не понять. – Я хочу помочь. – А хотите помочь, оплатите Марфе лечение! Но ведь не оплатите, ясное дело! Вы ведь помочь только на словах хотите! – Ничего подобного, – фальшиво возмутилась Маня. – Я как раз собираюсь делом!.. Ниночка Степановна сердито вздохнула, вытерла руки тряпкой, от которой крепко тянуло скипидаром, и велела ребятам продолжать, а она вернётся и проверит работу. – К тебе, Садчиков, это относится в первую очередь! Пойдёмте! – И деловым шагом направилась в школу. Маня поковыляла за ней. По залитой солнцем школьной лестнице пришлось подняться на второй этаж. Маня едва одолела подъём, вся покрылась потом и трудно задышала. – Что это с вами? – злорадно спросила Ниночка Степановна, открывая дверь в учительскую. – С яхты неудачно прыгнули? – С лестницы упали, – сказала Маня. – Можно я присяду? – Да ради бога! Вот, кстати сказать, Ольгин стол. Её сегодня не будет, так что можете хоть сюда сесть. Маня плюхнулась на жёсткий стул. – Так что вы хотите узнать? – Вы знаете её бывшего мужа? – Зачем он мне нужен?! – окончательно рассердилась Ниночка Степановна. – Я его и видела-то два раза в жизни!.. Он Ольге передавал что-то, я забирала! Маня прислонила трость к стене и оглядела стол. Обычный канцелярский стол с компьютером, выдвижной панелькой под клавиатуру, календарём и стопкой бумаг в папках. – Может, хоть телефон есть? – А вы бывшего тоже в роман вставите? Маня вздохнула. – Посмотрим. Я ведь пишу детективы! Если он сгодится в детектив, тогда, пожалуй что, и вставлю. Ниночка Степановна засмеялась ехидно: – И кто их сейчас читает, детективы эти? Маня всегда отличалась терпением – как африканский слон, – но всё же оно не было бесконечным. – Нина, вы мне или помогите, – попросила она совершенно другим тоном, – или давайте распрощаемся. Я вас ничем не обидела. – Зачем вы вопросы задаёте? Подумаешь, писательница! Важная птица! С тростью ходит! Мы обычные люди, живём земной жизнью, у нас забот полно своих, и мы ещё должны вас развлекать историями о себе! – У Ольги дома почти не осталось мебели, – жестко сказала Маня. – Она всё продала, чтобы оплатить лечение дочери. Вы когда-нибудь были у неё в гостях? Нет? А я вчера была! Мне нужно как можно больше о ней узнать, чтобы… чтобы… помочь. – Это была неправда, и Маня немного сбилась со своего тона. – Телефон мужа есть? Ниночка Степановна молча смотрела на неё. Маня бесцельно переложила на столе папки и выдвинула панельку с клавиатурой. И похолодела. В самой глубине ящика, за пластмассовой штуковиной оказалась… янтарная фигурка. Пузатый человечек щурил лукавые узкие глаза, улыбался, держась рукой за такой же пузатый мешок. Хотэй. Тот самый, о котором говорил Лев. Маня коротко вздохнула.