– Что правда, то правда, – вмешался третий. – Мне надо крышу дома перекрыть. На это нашего жалования не хватит. – Кончай ныть! – А сам-то что? Знаешь, отчего мы домой с пустыми руками тащимся? – Я – солдат. Мне платят не за то, чтобы я что-то там знал. – Был тут слушок, – мрачно проворчал первый. – Поговаривают, что генералы и их приближенные полковники, Дукарте и прочие, получат свою долю. – Какую долю? Добычи-то нет! – А им добыча ни к чему. Она отдаст им все деньгами, из казны, а мы останемся ни с чем! – Враки все это. С чего бы ей платить им за просто так? – А кто вообще может сказать, что у Алой леди на уме? – Хватит! Хочешь, чтоб нас лейтенант услышал? – Но… – Закрой рот! Келси прислушивалась еще с минуту, но больше ничего не услышала и снова подставила лицо под лучи солнца. Несмотря на жуткую головную боль, свет оказывал благотворное действие на ее ушибы, словно впитываясь в кожу, чтобы восстановить поврежденные ткани. Она довольно давно не видела своего отражения в зеркале, но на ощупь нос и щеки все еще были опухшими, и можно было представить себе, как сейчас выглядит ее лицо. «Круг замкнулся, – подумала она, с трудом удержавшись от мрачного смешка, когда повозка налетела на очередную колдобину. – Сначала, я вижу Лили, потом становлюсь Лили, и наконец, у нас с ней даже появляются одинаковые ушибы». Келси была в плену уже десять дней, и шесть из них она провела привязанной к опорному шесту в мортийской палатке, а следующие четыре – связанной в повозке. Ее окружали закованные в броню всадники, заставляя отказаться от любых мыслей о побеге, но в данный момент они не беспокоили Келси. Источник проблем расположился у дальней стены повозки и пристально пялился на нее, жмурясь от солнца. Келси понятия не имела, где мортийцы его нашли. Он был не стар, по виду не старше Пэна, с ухоженной бородкой-косичкой, спускающейся с подбородка. Он не походил на главного тюремщика; на самом деле, Келси сомневалась, есть ли у него хоть какая-нибудь официальная должность. Или, скорее, кто-то просто сунул ему ключи от оков и велел присматривать за ней? И чем больше она об этом думала, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что так и было. Красную Королеву она даже мельком не видела с того самого утра в палатке. И вся эта затея с пленом заметно походила на импровизацию. – Как ты, красотка? – спросил тюремщик. Она не обратила на него внимания, хотя в желудке что-то противно сжалось. Он звал ее красоткой, но Келси сомневалась, что речь шла о ее внешности. Теперь она действительно стала красивой, как две капли воды походя на Лили. Но она отдала бы что-угодно, чтобы вернуть свое прежнее лицо, хоть и сомневалась, что та заурядная внешность помогла бы ей избавиться от его внимания. На третий день в палатке он тщательно и с особым старанием избил ее, метя по лицу и груди. Келси не знала, что вывело его из себя, и злился ли он вообще; все это время лицо его было пустым, без малейшего отблеска эмоций. «Если бы у меня были мои сапфиры», – подумала она, уставившись на него в ответ и не опуская взгляд, чтобы он не заподозрил ее в слабости. Слабость его заводила. Много часов Келси провела в фантазиях о том, что бы она сделала, если бы удалось вернуть свои камни назад. За свое недолгое правление она успела столкнуться с жестокостью в самых разных формах, но угроза, исходившая от тюремщика, была для нее внове: жестокость без видимой причины и цели. Именно ее бессмысленность приводила Келси в отчаяние, что, в свою очередь, снова напоминало ей о Лили. Как-то ночью, около недели назад, ей приснился сон о Лили и Переходе – яркий, бессвязный кошмар, смешение огня, бушующего океана и лучей рассветного солнца. А ведь жизнь Лили была каким-то образом скрыта в сапфирах, теперь потерянных для Келси, и сейчас она недоумевала, и отчасти злилась, какого дьявола ей пришлось увидеть и узнать так много, с головой окунуться в эту жизнь. Теперь у нее было лицо Лили, волосы Лили, а еще ее воспоминания. Но к чему все это, если ей не суждено увидеть конец истории? Роу Финн сказал ей, что она из рода Тиров, но ей было неизвестно, стоит ли это хоть чего-нибудь без камней. Даже ее временная корона – диадема леди Эндрюс – пропала где-то в лагере. Все, что связывало ее с прежней жизнью, осталось далеко позади. «Во имя благой цели.» Это так. Она знала, что придется ставить Тирийское королевство превыше себя. Возможно, в конце этого путешествия ее ждет смерть – она понятия не имела, почему все еще жива – но после себя она оставит свободное королевство с хорошим правителем во главе. Перед ее мысленным взором возник Булава, мрачный, угрюмый, но в этот момент казавшийся таким родным, что от тоски по нему слезы наворачивались на глаза. Усилием воли она загнала их обратно, зная, что сидящего рядом надсмотрщика порадует ее горе. Ее не покидала уверенность, что он жестоко избил ее именно потому, что она не проронила и слезинки. «Лазарь», – подумала она, стараясь развеять гнетущую тоску. Теперь Булава сидел на троне, и, хотя его представления о мире не во всем совпадали с ее собственными, он сможет стать достойным правителем, честным и справедливым. И все-таки где-то глубоко внутри Келси чувствовала мучительную боль, нарастающую с каждой пройденной милей. Она никогда еще не покидала свое королевство, ни разу в жизни. И хотя она не понимала, почему еще жива, она практически была уверена, что умрет в Мортмине. Легкое прикосновение к ноге заставило ее вздрогнуть. Тюремщик перебрался со своего конца повозки и теперь одним пальцем гладил ее ногу. Едва ли даже внезапно вспухший гнойник смог бы вызвать у нее большее отвращение. Тюремщик ухмылялся, словно ожидая ее реакции. «Я уже мертва», – напомнила себе Келси. Фактически, она уже много месяцев считалась покойницей, но продолжала ходить. Эта мысль принесла с собой ощущение невероятной свободы. Именно поэтому она подтянула к себе ноги, словно пытаясь свернуться клубком в углу повозки, а затем, в последний момент резко выгнула спину и пнула мерзавца прямо в лицо. Он отлетел в сторону, с грохотом ударившись о дно повозки. Всадники вокруг разразились злорадным хохотом, Келси чувствовала, что ее тюремщик не пользовался особой любовью у окружающих, но это вряд ли могло ей чем-нибудь помочь. Она поджала ноги под себя и выставила вперед скованные руки, готовая сражаться. Тюремщик сел, казалось, не заметив, что из одной ноздри у него кровь стекает прямо к верхней губе, и даже не пытаясь утереться. – Я просто играл, – обиженно протянул он. – Разве такая красоточка не любит игры? Келси не ответила. Внезапные смены настроения стали для нее первым указанием на то, что у него не все в порядке с головой. Ей никак не удавалось установить какие-либо закономерности в его поведении. Гнев, замешательство, изумление… каждый раз он реагировал по-новому. Мужчина наконец заметил кровь и промокнул ее тыльной стороной ладони, тут же вытерев ее об пол повозки. – Красоточка должна вести себя хорошо! – начал он въедливым тоном занудного учителя, отчитывающего непоседливого ученика. – Ведь это я теперь о ней забочусь. Келси забилась в угол повозки, снова с тоской вспомнив о своих сапфирах, а затем с внезапным удивлением осознала, что всерьез намеревается пережить это путешествие. Тюремщик был лишь одним из череды препятствий, которые ей предстояло преодолеть. В конце концов, ей нужно вернуться домой. «Красная Королева ни за что не позволит этому случиться. Но тогда зачем она везет меня в Демин? Чтобы убить. Она, похоже, жаждет украсить твоей головой Пиковый Холм». Но такой вариант показался Келси слишком простым. Красная Королева была весьма решительной женщиной. Если бы она хотела смерти Келси, то труп той остался бы гнить на берегах Кадделла. Похоже, Красной Королеве все еще что-то от нее нужно, а значит у нее есть шанс однажды вернуться домой. Дом. На этот раз она подумала не о земле, а о людях. Лазарь. Пэн. Ловкач. Андали. Арлисс. Элстон. Кибб. Корин. Дайер. Гален. Веллмер. Отец Тайлер. На секунду Келси увидела всех, словно они собрались вокруг нее. Затем видение исчезло, оставив ее один на один с палящим солнцем и головной болью. Ни одного видения, лишь ее разум, пытающийся вырваться из плена избитого тела. Больше не будет никакой магии; ее реальностью стала пыльная повозка, неумолимо движущаяся вперед, унося ее прочь от дома. * * * Булава никогда не сидел на троне. Иногда Айсе казалось, что он мог бы. У Стражи это стало одной из любимых шуток: Булава, целенаправленно и решительно взбирается на помост… и усаживается на верхней ступеньке, сложив мощные руки на коленях. Если день был нелегким, он мог снизойти до потрепанного кресла, стоящего неподалеку, но сам трон – возвышающаяся над залом глыба сверкающего серебра – всегда был пуст, напоминая им всем о том, что Королевы нет. Айса была уверена, что Булава именно этого и добивался. Сегодня Булава к помосту даже не приблизился – вместо этого он предпочел устроиться во главе королевского обеденного стола. Айса стояла прямо за его спиной. Стоять остались еще несколько людей: даже такой огромный стол не мог вместить всех присутствующих. Айса решила, что особой угрозы для Булавы здесь нет, но руку с рукоятки ножа не снимала все равно. Впрочем, она вообще редко отпускала рукоять, даже во сне. В первую ночь после моста – вся жизнь по внутреннему ощущению Айсы разделилась на До и После Моста – Булава выделил ей собственную комнату на территории казарм Стражи. Как бы Айса ни любила своих братьев и сестер, но свобода от них принесла ей настоящее облегчение. Та часть жизни, старая, семейная часть, казалось, осталась позади, когда она начала работать в Страже. Для нее просто не осталось места. Айса чувствовала себя в безопасности в своей новой комнате, больше, чем где бы то ни было, но иногда, просыпаясь по утрам, она ловила себя на том, что сжимает рукоять ножа. Рядом с Булавой с одной из своих вонючих сигарет в зубах сидел Арлисс и тасовал бумаги из стопки, лежащей перед ним. Арлисс жил в мире цифр и данных, но Айсе трудно было представить, чем они здесь могут помочь. Беду с Королевой бумагами было не исправить. Следующим за Арлиссом сидел генерал Холл в сопровождении своего помощника, полковника Блазера. Оба были в полной броне, поскольку явились прямо с передовой. Всю последнюю неделю остатки тирийской армии сопровождали мортийское войско, пересекшее Кадделл и медленно, но верно двигавшееся на запад, через Алмонд. И сколь невозможным это бы ни казалось, но мортийцы отступали – снимали осаду и направлялись назад, в Мортмин. Но почему? Никто не знал. От тирийской армии практически ничего не осталось, а защитные сооружения Нового Лондона были не прочнее бумажной ширмы; как заметил Элстон, мортийцы могли просто смести их. В армии Тира пристально следили за противником, если тот замыслил какую-то ловушку, но похоже, что даже Булава поверил, что отступление реально. Мортийцы уходили. В этом не было никакого смысла, и тем не менее, это происходило. Генерал Холл сказал, что на обратном пути вражеские солдаты даже не занимались грабежом. Все эти новости были хорошими, но царящая за столом атмосфера была далека от радостной. О Королеве по-прежнему было ничего не известно. Вбывшем лагере мортийцев ее тела не нашли. Маман сказала, что Королева теперь пленница, и одна мысль об этом заставляла кровь Айсы вскипать в венах. Самой главной обязанностью Королевской Стражи было охранять свою правительницу от любой беды, и пусть Королева была жива, но она находилась во власти врага. Даже Маман не могла сказать, что с ней случилось в лагере мортийцев. По другую руку от Булавы сидел Пэн, бледный и изможденный. Какие бы муки не испытывали Айса и прочие Стражи при мысли о нынешнем положении Королевы, никто из них не страдал так, как Пэн, бывший ее личным стражем …и даже больше, подумала Айса. В последние дни толку от него было мало; он лишь пил и хандрил, а когда кто-нибудь окликал его, просто с отсутствующим выражением поднимал глаза. Какая-то часть Пэна умерла в тот день, когда Королева разрушила мост, и, хотя сейчас он сидел рядом с Булавой, на месте личного стража, его потерянный взгляд не отрывался от стола. Корин, сидящий рядом с ним, был, как обычно настороже, и Айса не особо беспокоилась; однако, она не переставала гадать, как долго еще Элстон станет терпеть Пэна. И кто решится произнести вслух то, что известно всем: что Пэн больше не годится для этой работы? – Давайте начинать, – объявил Булава. – Какие новости? Генерал Холл прочистил горло. – Я прошу слова первым, сэр. На то есть важная причина. – Что ж, тогда слушаем тебя. Где мортийцы? – Они в центральном Алмонте, сэр, приближаются к устью Криты. Проходят не менее пяти миль в день, а с тех пор, как стих дождь, и все десять. – Ничего не оставляют? Холл покачал головой. – Мы все осмотрели в поисках ловушек. Думаю, они отступают по-настоящему. – Ну, наконец хоть что-то. – Да, но, сэр… – А что с беженцами? – вмешался Арлисс. – Их уже можно отправлять по домам? – Вряд ли это сейчас безопасно. Не в след мортийскому обозу, это точно. – В северном Реддике уже выпал снег, генерал. Если мы не соберем урожай сейчас, потом собирать будет просто нечего. – Арлисс замолк, выпуская облако дыма. – К тому же над нами нависли обычные для любого перенаселенного города проблемы: избыток отходов, нехватка воды, эпидемии. И чем быстрее мы очистим город, тем лучше. Может быть, если вы… – Мы видели Королеву. За столом воцарилась напряженная тишина, полная ожидания. Даже Пэн, похоже, проснулся. – Чего умолк? – рявкнул Булава. – Докладывай! – Мы заметили ее вчера утром, отряд был в устье Криты. Она жива, но в цепях, прикована к повозке. Побег невозможен. – Она развалила чертов мост на две части! – возразил Арлисс. – Какими цепями ее нужно приковать? Холл ответил довольно холодно. – Мы не смогли ее как следует разглядеть: слишком много вокруг мортийских всадников. Но у одного из моих людей, Ллью, зрение ястреба. И он почти уверен, что у Королевы на шее больше нет ни одного из сапфиров Тира. – В каком она состоянии? – вмешался Пэн. Красные пятна проступили на щеках Холла, и он повернулся к Булаве. – Может нам лучше обсудить это…