— Почему тебя это так интересует? Я покачал головой и пожал плечами: — Меня беспокоит, что… ты могла сделать это… специально, — я практически пробормотал последнюю часть, и не был уверен, что она услышала меня. — Беспокоился обо мне? Правда? — она скептически восприняла даже саму идею. — Люди постоянно переживают друг о друге. — Это не так, — заявила Вайлет и в ее глазах сверкнула злость. — Кроме того, ты даже не знаешь меня. — Это-то я и пытаюсь сделать сейчас, — что, черт возьми, сегодня творилось с моим пьяным ртом? Похоже, что он жил сам по себе. — Послушай, может… Девушка закрыла мне рот рукой и покачала головой… — Больше ни одного вопроса, хорошо? Не давая мне возможности ответить, она развернулась на 180 градусов. Я было подумал, что она собиралась уйти, но она прижалась ко мне своей спиной. И начала танцевать. И я имею в виду, действительно танцевать, перенеся вес на одну сторону, чтобы снизить давление на лодыжку, пока она гипнотически покачивалась под музыку. Ее бедра двигались из стороны в сторону, превосходно попадая под ритм. Двигаясь, таким образом, она на мгновение задевала моего дружка, и я начал двигаться вместе с ней, сжав ее бедра и вжимая пальцы в ее тело, спина девушки выгнулась дугой. Чем дольше звучала песня, тем сильнее мы поддавались моменту. Пот каплями стекал по нашей коже. Между нашими телами было столько касаний и трения, что, казалось, что все кончится сексом. Вдруг, Вайлет постепенно и изящно начала спускаться к полу. Ее тело скользило вниз по моему, пока ее голова не коснулась моего члена, который был тверд как камень. Затем она начала так же подниматься, медленно по мне. К тому времени, как она выпрямилась, я был готов схватить ее, утащить в ближайшую комнату и трахать ее, пока она не закричит мое имя. Мне нужно было вернуть контроль над ситуацией. Я отвлекся, и девушка склонила голову в сторону и ее руки обхватили заднюю часть моей шеи, это движение полностью завладело мной. Мне удалось разглядеть ее шею с татуировкой дракона и двумя звездами на коже. Я трахал не так много девушек с татуировками, но, Господи Боже, мне нужно было начать, потому что это офигительно сексуально. Я скользнул ладонями на ее живот и прижал наши тела друг к другу. Жар пронесся сквозь меня, когда ее запах смешался с алкоголем в моей крови, и пробудившиеся голод и непреодолимая необходимость ощущались так, как будто были на своем месте. Ее волосы были откинуты на одно плечо, и ее шея находилась в миллиметрах от моих губ. Желание посасывать и покусывать ее кожу опьянило меня, и без размышлений о том, что я делаю или о том, что это будет значить, мои губы и язык начали скольжение вдоль ее кожи. Не то что бы я никогда раньше не лизал шею девушки. Я делал это много раз, так же часто, как целовался и трахался. Обычно, это заглушало любой шум в моей голове, но сейчас я все еще слышал все вокруг, если даже не больше. Было громче. Четче. Мощнее. И мне было страшно потерять себя, потерять контроль. Но это почти так, как будто мой рот примагнитился к ее коже, и я начал посасывать ее шею, нежно покусывать и царапать ее зубами. Ее мышцы напряглись, и я уже ожидал, что она обернется и даст мне в челюсть. Мне даже в какой-то мере хотелось бы, чтобы она так сделала, и мне пришлось бы уйти… если бы конечно я еще ушел… вообще-то, скорее всего я бы захотел остаться. Но вместо этого, Вайлет наклонила голову в сторону, открывая мне доступ, чтобы распробовать ее вкус. Моя рука блуждала по ее телу, по ее ребрам, груди. Ее соски затвердили под тонкой тканью. Мой палец задел ее сосок, и затем я продолжил движение рукой до впадинки на ее шее. Девушка застонала, когда я прижал пальцы к ее ключице, и откинулась сильнее на мою грудь, перенеся свой вес на меня. Реальность начала меркнуть, когда моя рука двинулась вниз по ее телу к ноге, и я начал поднимать ткань ее платья, отчаянно желая скользнуть пальцами внутрь нее и заставить стонать громче. — Боже, ты такая красивая… — я тяжело дышал ей в шею, когда моя рука достигла бедра. — Мы должны пойти в одну из комнат… Она склонила свою голову ближе ко мне, и наши губы соприкоснулись на короткий миг, желание затопило мое тело от краткого контакта. Я схватил в горсть ее платье, открыв рот, чтобы попробовать ее, но она вдруг оттолкнула мою руку и отошла от меня. Она взглянула на меня через плечо, ее щеки немного порозовели, но выражение лица осталось бесстрастным. — Спасибо за танец, — произнесла она, и подняв руки над головой, начала прокладывать путь сквозь людей, и, в конце концов, исчезла в толпе потных, пьяных тел. Я стоял в толпе, поражаясь собственным идиотизмом. "Боже, ты такая красивая? Мы должны пойти в одну из комнат". Да уж, это лучшее из того, что я мог сказать, но Господи, она убегала чаще, чем кто-либо, кого я знал. После того как я анализировал ситуацию слишком долго, я решил, что это не моя, черт возьми, проблема, она — не моя, черт возьми, проблема. Мне нужно было двигаться дальше, прекратить, что бы это не было, что тянуло меня к ней, покончить с прогрессирующей одержимостью загадочной девчонкой, которая выпрыгивает из окон и, похоже, появляется там же, куда бы я не пошел. Оставив позади большинство мыслей о Вайлет, я начал пробираться сквозь толпу на кухню, где стойки были заставлены рядами бутылок и бутылок с алкоголем. Там было столько выбора, что это было похоже на Рождество. Я выбрал бутылочку канадского виски Crown Royal и выпил очередную порцию алкоголя… или две… или три… или четыре… в общем, пока все не затуманилось, и я не мог больше ни о чем думать. Когда я уже был готов отправиться в пьяный угар, я подошел к первой приличного вида девушке и начал флиртовал с ней, пока мы не направились к одной из комнат. Прошло совсем немного времени, после того как дверь захлопнулась за нами, и наша одежда оказалась на полу, и я уже толкался в нее. Изголовье кровати впечатывалось в стену, когда я пригвоздил ее руки по сторонам от ее головы, и она закричала, не мое имя, конечно, мы не успели зайти так далеко. Ее голова была откинута назад, шея прогнулась дугой, и по ней стекал пот. Когда я смотрел на нее, вколачиваясь в нее бедрами, все о чем я мог думать, как могу сделать с ней все что угодно сейчас. На секунду это ощущалось правильно. Я не чувствовал себя беспомощным или разбитым. Контролируемый тем, что происходило вокруг меня и моим прошлым. Я чувствовал опьянение и находился под кайфом от девушки подо мной, которая готова была дать все, чего бы мне не захотелось. На мгновения у меня все было под контролем. Не было этого внутреннего шума, напоминающего мне обо всех ужасах моего прошлого. Я все еще чувствовал это внутри. Я закончил с девушкой и та целостность, что была, исчезла. Девчонка перевернулась на бок и через мгновение вырубилась. Контроль над ситуацией начал исчезать, и снова я почувствовал себя беспомощным ребенком, который снова облажался. Я выбрался из кровати, оделся и оставил эту девушку, надеясь, что наши пути никогда не пересекутся. Когда я вышел из комнаты, контроль снова мимолетно поднялся, но как только шагнул в гостиную, его снова как не бывало. Он, мой контроль, оставив меня убежал от всего этого снова. Вайлет После того, как оставила Люка на танцполе, я поспешила в заднюю часть дома, стараясь не бежать, но и идти медленно не получалось. Парень, с которым я работала до того, как ушла к Люку, поймал меня за руку, когда я пересекала кухню. — Эй, куда спешишь? — спросил он меня, беря пиво со стойки. — Я думал, мы собирались поговорить. — Мы поговорим, но сначала, мне нужно кое-о-чем позаботиться. Прежде чем он смог ответить, я выдернула руку из его хватки и оставила его позади с отвисшей челюстью. Я распахнула заднюю дверь и увидела маленькое озеро в небольшом отдалении от заднего двора. Там была пристань, куда я и направилась, проталкиваясь сквозь толпу, пока звуки и свет вечеринки исчезали быстрее, чем дальше я уходила. Чем ближе я подходила к воде, тем сильнее ускоряла шаг, боль в лодыжке разрывала мышцы. Когда мои босые ноги коснулись деревянной пристани, я побежала, так быстро как могла, к краю. Мое сердце громыхало в груди, кровь бешено пульсировала. Она хотела избежать адреналинового выброса, но я, вбирала его, наслаждалась им, когда адреналин лился сквозь меня как жидкий огонь, сжигая все чувства: необходимость, желание, то, как Люк прикасался ко мне, и как я позволяла ему это. Он не просто лапал меня. То, что происходило внутри меня было очень реальным. Слишком настоящим. Настолько реальным, что я даже на мгновение позволила себе подумать о том, чтобы пойти в комнату с ним и позволить ему делать со мной все что угодно, потому что я тоже хотела его. Достигнув края пристани, я собрала каждую частичку энергии еще оставшейся во мне и прыгнула, выпуская весь кислород из легких, пока там совсем не осталось воздуха. Не осталось ничего. Через секунду, я погрузилась в воду, и холодная вода окружила мое тело, намочила платье, кожу, волосы. Это все тянуло меня вниз, и я не сопротивлялась. Я охотно позволила овладеть мной. Я помнила тот момент, когда, в конце концов, осознала, что мои родители не вернутся обратно. Что они были мертвы, и кровь, которую я видела покрывавшей их тела, не была в моем воображении. Картинки того, как они лежали на полу, их тела неподвижны, и глаза открыты, не были лишь картинками, которые я выдумала. Это было реально. Реальность того, что я осталась одна, только начала просачиваться, и даже мне шестилетней, было понятно, что ничего уже не будет таким как прежде. Я никогда не буду прежней. Было тяжело чувствовать это, грубую правду, что у меня больше нет родителей. Было много боли. Как будто бритва резала внутренности на куски. Иглы вонзались в вены. Дыра быстро росла в моем сердце. Я чувствовала это — я чувствовала все. Я иногда просыпалась по ночам, царапая кожу, пытаясь выковырять чувства из себя, но все, что я смогла — это лишь оставить порезы и царапины. Первая пара, что взяли меня, думали, что я сумасшедшая. Я как-то слышала, как они обсуждали это, они беспокоились, что я могу навредить им или себе, и почему бы им так не думать, после всего того, что мне довелось увидеть. Смерть. Жестокость. Убийство. Самая нездоровая часть жизни была заклеймена в моей голове, и это означало, что я была так же нездорова. Это сбивало с толку, и я действительно начала верить, что могу превратиться в чудовище. Между мыслью о том, что я могу навредить кому-нибудь и непрекращающейся болью внутри, я решила прекратить чувствовать в принципе. Отключить. Перекрыть доступ. Самопроизвольное онемение. Было сложно сначала, особенно ночью, когда мой разум, казалось, настаивал на том, чтобы вспомнить все. Но однажды ночью меня разбудил кошмар, я запаниковала и в голове была путаница, мне показалось, что проснулась в своем старом доме. Я выбежала из комнаты, перепутала, где начиналась лестница и в итоге споткнулась. У меня практически случился сердечный приступ, когда я падала с лестницы, и ковер сдирал кожу со спины и с ног, вся жизнь пронеслась перед моими глазами. Когда я, наконец, оказалась на полу, смотря в потолок, и чувствуя, как адреналин пульсировал в моей крови. Вся боль и страх, что я ощущала после приснившегося сна, были вытеснены приливом энергии. На секунду больше не было ни бритв, ни игл, ни дыры в сердце. Мое тело и разум были едины. Это был первый момент спокойствия, которое я почувствовала за долгое время, и это было тихо и мучительно красиво. В дальнейшем, это вошло в привычку. Я просыпалась в панике и, выбежав из комнаты, падала с лестницы. Я делала это специально, хотя знала, что это — полное безумие, но так я чувствовала себя лучше. Приемные родители спали крепко и поначалу не замечали, но периодически я случайно будила их. В первый раз мне поверили, что я была сонной и запуталась, но на шестой или седьмой раз, они начали подозревать, что что-то не так и начали задавать вопросы. И я сказала правду, надеясь, что они поймут. Опекуны посмотрели на меня со страхом в глазах, и через две недели меня переселили в новый дом. После этого, я перестала говорить правду и нашла другие способы вызвать скачок адреналина. Перебегала дорогу прямо перед машинами, стояла на крышах зданий, погружалась в воду до тех пор, пока мои легкие не начинали гореть. Я знала, что то, что делала, было опасно, но мне было все равно. Лучше уж так, чем чувствовать бритвы. И иглы. И не поддающуюся исцелению дыру в сердце. Вода была холодной, но было не слишком глубоко, и я быстро достигла дна. Я позволила себе коснуться земли, мои колени прижались к грязному дну. Мои руки взметнулись в стороны, волосы попали в лицо. Свет луны над моей головой красиво искажался сквозь рябь воды. Все звуки потонули в тишине. Вода. Ночь. Я оставалась неподвижной до тех пор, пока мои легкие не начали грозить взорваться. До тех пор, пока не начала кружиться голова. До тех пор, пока реальность не начала покидать меня. До тех пор, пока я не достигла точки, после которой бы перестала существовать. И я рвану наверх. Пузырьки затопили мой рот, пока я всплывала, работая ногами. Я вытянула руки наверх, и через мгновение, вода расступилась, и я оказалась на поверхности, хватая ртом воздух. Адреналин начал тонуть в моем теле, пока легкие боролись, чтобы дышать — чтобы жить. Вода стекала по моим волосам на лицо, пока я дрейфовала на спине в воде, смотря вверх, на луну, моя грудь поднималась и опускалась, мое тело было на половину скрыто в воде. Глава 6 Люк Мне было семь лет, когда я понял, что в моем доме происходит что-то не нормальное. Это не было чем-то, что я начал изредка замечать. Это было внезапное осознание, когда моя мать объявилась посреди ночи после того, как отсутствовала где-то в течение нескольких часов. Она сходила с ума, болтала о том, что ей жаль. Я думаю, что она была под кайфом, и казалось, что на ее руках и одежде была кровь, но когда я спросил ее об этом — хотя я был чертовски напуган ее поведением — она только обнимала меня в течение нескольких часов, качая меня, как ребенка, и шептала мне, что все будет хорошо. Дело в том, что с этого момента ничего уже не было в порядке. В принципе жизнь все еще была нормальной, но жить было можно, только пока у меня в организме был достаточный уровень алкоголя, чтобы испорченные части моей жизни не казались реальными. Пока я контролирую то, что я делаю, я в порядке. Проблема в том, что в последнее время контроль, над которым я так усердно работал, ускользает сквозь мои пальцы. Учебный год заканчивается через несколько дней, и близится тот день, когда я должен отправиться домой, обратно в адскую дыру, где все не так, как надо, и я снова чувствую себя проклятым ребенком. Кайден уже упаковал большую часть своих вещей, его часть комнаты была заставлена заклеенными коробками. Он сейчас в общежитии Келли, помогает ей, а я еще даже не начал заниматься сбором вещей, кровать все еще заправлена, моя одежда все еще в комоде. Я серьезно подумываю о том, чтобы поджечь его и жить в своем грузовике. Я даже не удосужился поговорить с отцом с момента нашего последнего разговора. Он звонил несколько раз, но не оставил никаких сообщений. — Послушай, мне жаль, что я разбиваю тебе сердце или что-то в этом роде, — я хожу по своей маленькой комнате в общежитии между двумя кроватями, прижимая телефон к уху и качая головой почти при каждом ее слове, — Но я серьезно собираюсь остаться здесь. — Моя жизнь и так полона дерьма. Мне официально негде остановиться. Все квартиры в аренду стоят слишком дорого. На данный момент я ищу соседку по комнате, но не могу найти. Это просто неподходящее время или что-то в этом роде, и я чертовски ненавижу это, потому что я не хочу возвращаться в свой родной город, Стар Гроув. — Люки, — начинает она. Ненавижу, когда она меня так называет, и даже сейчас меня от этого тошнит. — Тебе нужно вернуться домой и позаботиться обо мне. Я снова начала принимать лекарства, и мне нужна твоя помощь. — Какие? — пренебрежительно говорю я, пиная ножку своей кровати. Желание пробить дыру в чем-то поднимается во мне, как пламя, горящее в луже бензина. — Твой героин? Твои раздавленные обезболивающие? Кола? Виски? Которые из них, мама? — Ты ведешь себя так, будто не понимаешь, что мне это нужно, — говорит она обиженно. — Да. Мне это нужно, Люки. Мне это нужно больше всего на свете, иначе я слишком много думаю, а когда я слишком много думаю, случаются плохие вещи. Ты знаешь это. — Плохое случается независимо от того, чем ты занимаешься. — Я снова и снова ударяю ботинком по ножке кровати, кровать врезается в стену, и моя нога начинает болеть. Блядь! — И ты знаешь, что я слишком взрослый, чтобы верить в это дерьмо, мама. Я знаю, что ты употребляешь наркотики по той же причине, что и все остальные в этом мире, чтобы сбежать от того, от чего ты бежишь. Это не какой-то врачебный рецепт, как ты меня убедила, когда мне было шесть лет. — Но это так, милый. — Голос у нее высокий, как будто она разговаривает с ребенком. — Врачи просто еще не поняли, что мне это нужно. Я ненавижу ее. Я ненавижу себя за то, что так ненавижу ее. Я ненавижу ненависть внутри меня и то, как я не могу контролировать себя. Я ненавижу, что каждый раз, когда я приближаюсь к кому-то хоть на отдаленное расстояние, я думаю обо всех ужасных вещах, которые она заставила меня сделать, об аде, через который она меня заставила пройти. — Ты знаешь, что я думаю, — говорю я и прислоняясь к стене. — Я думаю, что ты употребляешь слишком много «лекарств» и теперь потеряла связь с реальностью. — Я замолкаю, гадая, как она ответит. Обычно я не так прямолинеен с ней, вместо этого избегаю ее любой ценой. Но движение назад достает меня. — Думаешь, я сумасшедшая? — спрашивает она приглушенным голосом. Я слышу шорох на заднем плане и даже не хочу знать, что она делает. — Это то, что ты думаешь? Мой маленький мальчик думает, что его мать сошла с ума? Я прижимаю кончики пальцев к виску, мышцы на руках напрягаются от разочарования. — Я не знаю, что говорю. — Ты говоришь, как все остальные, — говорит она, и что-то громко стучит на заднем плане. — Все остальные — кто? — спрашиваю я, закатывая глаза. — Соседи, — шепчет она и затем делает паузу. — Я думаю, что они следили за мной… И вот эта машина, припаркованная перед домом… Я думаю, что это полиция снова следит за мной. — Полиция больше не следит за тобой — никогда не следила. Тебя всего один раз допрашивали, черт знает о чем, но ты никогда не расскажешь мне. — Они тоже, Люки. Они снова преследуют меня. Я качаю головой, и список "лекарств", которые она принимает, становится короче, потому что лишь немногие из них вызывают у нее паранойю. — Никто не преследует тебя, и ты хочешь узнать, почему? Потому что никому нет дела.