Я улыбаюсь своей фальшивой, блестящей улыбкой, той, которую я наклеиваю на лицо, когда мне нужно выглядеть счастливой. — Я скоро вернусь. — Я ныряю в свою комнату и подхожу к коробкам, сложенным у изножья неубранной кровати размера кингсайз. Я роюсь в них, пока не нахожу бутылочку с рецептом, в которой храню свою заначку. Я удивлена, что Престон не попросил ее обратно, но он, вероятно, был слишком помешан на экстази, чтобы даже вспомнить, что она у меня была. Но я не сомневаюсь, что он в конце концов вспомнит и придет спросить об этом. Кажется, мне должно быть не все равно, но на данный момент это не так. Я возвращаюсь на кухню, где Грейсон снова читает книгу рецептов, бормоча слова песни себе под нос. — Теперь мне придется немного подправить это, — говорит он, проводя пальцем по странице. — Что ж, наслаждайся. — Я бросаю ему пузырек с рецептом, и его глаза расширяются, когда он ловит его. — Святое дерьмо, — говорит он, откручивая крышку и глядя на довольно приличный запас внутри. — Где ты это взяла? — У меня есть связи. — Моя улыбка все еще яркая, как полированный кубический цирконий, когда я направляюсь в свою комнату. — Подожди, ты будешь? — Кричит он — Конечно, — отвечаю я. — Но сначала мне нужно кое о чем позаботиться. Он озадаченно смотрит на меня, но я ухожу, оставляя его на кухне печь пирожные. Я не вернусь и не присоединюсь к нему не только потому, что травка делает меня злой и сумасшедшей, как алкоголь, но и потому, что я больше не в настроении для компании. Когда я возвращаюсь в свою комнату, я запираю дверь. Затем я подхожу к окну рядом с кроватью и открываю его. Я выключаю телефон, ложу его на кровать. Я устраиваюсь на подоконнике, глядя вниз на трехэтажный обрыв к бетону. Я думаю, что смогу выжить, но трудно сказать наверняка. Если я ударюсь головой, мой череп, вероятно, треснет, а если я приземлюсь на ноги, то, вероятно, сломаю позвоночник. Кости, вероятно, сломаются, и моя кровь окрасит бетон, как кровь моих родителей испачкала ковер, стены и одеяло на кровати. Падение было бы болезненным, если бы я выжила, но на кратчайший момент во время падения я почувствовала бы умиротворение, зная, что все это может просто закончиться. Глава 12 Люк Как только я снова включаю телефон, я понимаю, что все испортил. Один пропущенный звонок от Вайолет. Я пытаюсь дозвониться до нее, но звонок попадает прямо на ее голосовую почту. Обычно я бы ничего об этом не подумал, но она выглядела такой шокированной, когда я спросил ее номер. У меня такое чувство, что она не привыкла полагаться на людей. Я проезжаю мимо полицейского участка на обратном пути в квартиру, просто чтобы убедиться, что она там не ждет и ее там нет. Я должен чувствовать себя хорошо. Я удвоил свои выигрыш. Все должно быть отлично, но я чувствую себя дерьмом. Я не могу перестать думать о том, как удивилась Вайолет, когда я дал ей свой номер, и как она себя чувствовала, когда я не ответил на ее звонок. Когда я возвращаюсь в квартиру, Сет сидит на кожаном диване, закинув ноги на стол, одеяла сложены по бокам, и он смотрит ситком по телевизору. Грейсон развалился на полу, положив голову на декоративную подушку, в окружении множества коробок, которые еще нужно распаковать. Вайолет стоит на кухне и наливает сок в стакан. Она не смотрит на меня, ставит сок обратно в холодильник, берет стакан и направляется в нашу комнату. Я перешагиваю через Грейсона и преграждаю ей путь, когда она выходит в коридор, ломая голову в поисках подходящей фразы. — Привет. Она подносит край стакана ко рту. — Привет. — Она делает глоток, стараясь не смотреть на меня. Я напрягаю мышцы, нервничая по причинам, которые едва понимаю и которые мне не нравятся. — Извини, я совсем забыл о том, что выключаю телефон. Когда я иду на игры, я так делаю… и я не подумал. Она смотрит на меня с тем отстраненным выражением в глазах, которому я сначала немного завидовал, но теперь я просто хочу, чтобы оно исчезло. Я хочу видеть другой ее взгляд, такой же, как тот, что был сразу после того, как я поцеловал ее. Я хочу, чтобы она снова выглядела живой. Она опускает стакан. — Все хорошо. — Она начинает проходить мимо меня, и я упираюсь рукой в дверной косяк, снова преграждая ей путь. — Нет, это не так. Я сказал тебе, что заеду за тобой, и я должен был забрать тебя, — говорю я. — Как ты вообще добралась до дома? Она пожимает плечами. — Я прогулялась. — Но сейчас жарче, чем в аду. — Просто немного теплее. И я сделала это, так что ты можешь перестать чувствовать себя плохо. — Вайолет, мне очень жаль. — Я звучу так жалко, но мне все равно. Что меня волнует, так то, чтобы исправить это — исправить нас. И это осознание одновременно освобождает и чертовски пугает. — Обещаю, все в порядке. — Она фальшиво, натянуто улыбается, затем ныряет под мою руку и уходит в комнату, закрывая дверь. — Что это было? — спрашивает Сет, направляя пульт на телевизор. Я качаю головой и иду к холодильнику за пивом. — Я облажался. Он хитро улыбается. — Разве ты не всегда так делаешь? — спрашивает он, и Грейсон фыркает от смеха. Я снимаю крышку с пива и закатываю глаза. — Ха-ха, вы двое чертовски веселые. — Я подхожу и падаю на кресло, сбрасывая ботинки. — И почему ты вообще лежишь? В квартире беспорядок — Мы ждали, когда ты приберешься, — говорит Сет, и Грейсон смеется еще громче. — Наша личная горничная. — Очень мило с твоей стороны, — говорю я. — Использовать мою слабость к порядку, против меня. Сет кладет пульт на подлокотник кресла и переключается на новости. — Эй, тебе не нужно убираться. Ты можешь оставить все как есть. Я оглядываюсь на коробки и скомканные газеты повсюду и двигаю плечами от дискомфорта, который это мне приносит. — Я займусь этим сегодня вечером. Они оба смеются надо мной, а потом мы входим в этот спокойный ритм, смотрим новости, попивая пиво. В конце концов Сет встает и роется в шкафах в поисках еды, наконец, возвращаясь с пирожным. Он жует его, пока я смотрю, как дикторы рассказывают обо всех плохих вещах в радиусе ста миль. Я почти не обращаю внимания, думая о том, как мне просто пойти в комнату и снова извиниться перед Вайолет, все исправить. Мой разум начинает переполняться мыслями о том, как помириться с ней, как вдруг я слышу, как репортер по телевизору произносит имя «Хейс». Я на мгновение возвращаюсь к реальности и обращаю внимание на экран. Репортер быстро рассказывает о том, что дело об убийстве в Шайенне вновь открывается через тринадцать лет, и что, если у кого-то возникнут какие-либо вопросы, звоните по этому номеру. В комнате становится очень тихо, когда я смотрю на экран, даже когда идет реклама. Я отвожу взгляд только тогда, когда Грейсон встает и потягивается. — Я собираюсь принять душ, — объявляет он и выходит из комнаты. Сет встает с дивана. — Пойду покурю, — говорит он мне. — Хочешь пойти со мной? Я качаю головой, и его лицо искажается от замешательства, потому что я редко отказываюсь от перекура. — Хорошо, — говорит он, приподняв брови, покидая меня и выходя на балкон. Интересно, почему никто из них не реагирует так, как я, но опять же, никто из них не знает того, что я делаю с Вайолет. Они могли даже не знать ее фамилии, так как она так не хотела называть ее мне. Иисус. Что я делаю? Я имею в виду, может быть, это не связано с ней, но она только сегодня пошла в полицейский участок, и она выросла в приемных семьях, она не рассказала мне, что на самом деле случилось с ее родителями. Но, кроме этого, я мало что о ней знаю, что кажется таким неправильным в данный момент, особенно если она хранит это внутри себя, всю эту смерть. Смерть так тяжела. Я знаю это. Боже, ей должно быть больно. Я встаю и иду к двери спальни. Она заперта, поэтому я стучу. Требуется еще несколько ударов, прежде чем она открывает дверь с выражением на лице, которое вонзается мне в грудь. Она не плачет, не хмурится и не расстраивается. Она просто выглядит так, будто тонет в нехватке эмоций. На столе в углу стоит небольшой телевизор, а на экране тот же новостной канал, который я только что смотрел. Она бросает один взгляд на мое лицо и говорит: — Не спрашивай меня. — Затем она отступает от двери и плюхается на кровать. Отчаяние проникает в ее голос. — Пожалуйста, только не спрашивай меня об этом. Какого черта мне не спросить ее? Ее родителей убили? Так много вопросов. Я хочу понять ее жизнь, ее, и, что хуже всего, я просто хочу обнять ее и сказать ей, что все будет хорошо, как мне хотелось бы, чтобы кто-то сделал для меня после смерти Эми. Но это то, чего хотел я, и я понятия не имею, хочет ли этого она. Единственное, что я знаю, это то, что она просила меня ни о чем ее не спрашивать, и, если она этого хочет, я дам ей это. — Я собираюсь пойти взять что-нибудь поесть, — говорю я ей, цепляясь за дверной косяк и подавляя желание засыпать ее вопросами. — Ты хочешь пойти со мной? Она качает головой, глядя в потолок; ее руки свисают с кровати. — Нет, спасибо. — Хочешь, я принесу тебе что-нибудь? — Если хочешь. — Хорошо, я принесу тебе что-нибудь, — говорю я, отпуская дверной косяк. — Или, если хочешь, я могу просто остаться и потусоваться с тобой. — Я хочу побыть одна, — шепчет она. — Пожалуйста, просто иди. Мне сейчас нужно побыть одной. — Она тянется к фиолетовому плюшевому мишке на кровати, обнимает его и переворачивается. Требуется много сил, чтобы не лечь в постель и не обнять ее, но я этого не делаю, потому что она попросила меня этого не делать.