– Ксюшка, спасай! Эти ироды меня сейчас порешат! – голосила подружка. – Господи, Ритка, где ты? Какие ироды? Что происходит? – зачастила я. – Ксюха, меня заловили какие-то залетные бандюки. Требуют вернуть цацки. Я им сначала не признавалась, что бирюльки у нас. А потом они на мне приемчик джиу-джитсу отработали, и я призналась, что это мы прихватили чертовые побрякушки! Я же не Зоя Космодемьянская, вот и не выдержала! – Черт бы тебя побрал, Марго! Я же тебе говорила, а ты и в ус не дула. Дура! Быстро говори, где ты! – от испуга я растеряла все хорошие манеры. – Да дома я, – с досадой призналась она. – Они меня в кладовке заперли, гадам было невдомек, что у меня здесь телефонная линия проведена. И действительно, у нее в кладовке имелась телефонная розетка, а на полках валялось штук пять старых, но вполне рабочих телефонов. – А где они сейчас? – А я почем знаю? Наверное, тебя поехали разыскивать, кто ж их злодеев знает. – Как меня? Зачем ты им про меня рассказала? – возмутилась я. – А, какая хитрая! – возразила Ритка. – Значит, пусть они меня пытают, а я молчи? – Дубина! Цацки ведь у тебя! Отдала бы и дело с концом. – Ага, фигушки! А они бы меня пришили втихую, а так хоть ты со своим Мирославом будете задействованы, глядишь всех не убьют. Я аж задохнулась от этих слов. Да что же это такое? Мало мне приключений на мягкое место? Еще и с залетными бандюками разбираться! А все из-за чужой жадности и глупости. Боже мой, да как же я все это на Мирослава вывалю? Как же удержаться в рамках советов зарубежных психологов, чтобы и не спугнуть, и не загрузить проблемами? А? – В общем, Ксения, теперь на тебя одна надежда, – подвела итог нашей беседе Ритка. – Приезжай и выручай. Не дай погибнуть в расцвете лет. Мне очень захотелось устроить ей немедленный закат этого самого рассвета, чтобы больше неповадно было клептоманией страдать. В отчаянии я немного побегала по тротуару, заглянула в окно салона и увидела, что мой драгоценно-ненаглядный схоронился в уголке и тоже по телефончику беседует. И видно, кто-то ему что-то нелицеприятное сообщает, ибо он прямо на глазах начал в лице меняться. Едва я вошла в салон, как ко мне менеджеры подскочили, что-то там затарахтели, но я только отмахнулась. Новая беда полностью перечеркнула радость покупки. У меня, можно сказать, подруга балансирует на грани жизни и смерти, какие тут уж приобретения могут быть! Подскочив к Мирославу, я замерла в двух метрах от него, как хорошо выдрессированная борзая, позволяя закончить человеку конфиденциальный разговор. Беседа, несомненно, носила таинственный характер, иначе с чего он сюда забился? – Мирик, мне надо кое-что тебе рассказать, – взяла я быка за рога, точнее Мирослава за руку, едва он прекратил болтать. Любимый был мрачнее тучи. Тут и без мудрой литературы психологического содержания было ясно, что сейчас ему не до меня, но подругу надо было спасать, и, возможно, не обойтись без содействия его ребят. Так что наплевать на этикет. – Мне тоже нужно с тобой поговорить, – каким-то странным тоном сказал Мирослав. Пообещав ребятам, что вернемся в салон через десять минут, мы вышли, провожаемые недоуменными взглядами растерявшихся сотрудников. Я отбуксовала Сташевского поближе к парковке, где стояла его машина. Уж не знаю, о чем там он надумал откровенничать, но мне было нужнее, поэтому я стала излагать свои проблемы первой, едва мы загрузились в «Пежо». – Мирик, дело в том, что я тебе рассказала не все, что случилось в день моей свадьбы, а теперь рояль в кустах проявил агрессию, можно сказать, заиграл траурный марш, – и я поспешила конкретизировать, видя его полное непонимание. – В общем, чтобы не плутать в изящной словесности, постараюсь быть краткой. Надо отдать ему должное, Мирослав был отличным слушателем, но самое главное, что история с перепрятыванием трупа накануне свадьбы, не вызвала у него никаких эмоций. А ведь такой поступок мало вязался с избранным мною обликом бедняжки Дюймовочки, на которую объявили охоту местные чудовища. Положа руку на сердце, я считала этот факт своей биографии крайне аморальным и дурнопахнущим и предпочла бы о нем никогда не вспоминать, не говоря уж о том, чтобы рассказывать сии подробности человеку, в которого влюбилась не так давно, но довольно пылко. Но, как говорят французы, се ля ви, и ничего тут не поделаешь. В общем, я облегчила душу признанием, а в довершение рассказала о предпринятом нами с Риткой расследовании, в результате которого она прикарманила, к моему вящему ужасу, чужие драгоценности. В этом месте я сделала скорбную мину, так как готовилась перейти к самому главному, то есть нижайшей просьбе о спасении Риткиного живота. Но, взглянув в лицо Мирославу, запнулась. Чело любимого покинуло тревожно-печальное выражение, которое еще недавно омрачало прекрасные черты. Он выглядел… довольным, черт возьми. – То есть ты хочешь сказать, что Маргарита Алексеевна, несмотря на твои протесты, все же прикарманила бесхозные бриллиантики? – уточнил он сладким голосом. – Ты абсолютно правильно заметил, она действительно считала их на тот момент бесхозными. И не смогла удержаться, чтобы не подобрать то, что утратило, по ее уразумению, хозяина. – Ага, а сейчас она уже так не считает? – продолжал чему-то радоваться Мирослав. – Увы, нет. Она уже так не думает. Сейчас она сидит под домашним арестом. Видишь ли, как я и предсказывала, объявились какие-то бравые ребята, которые в мгновение ока напали на наш след и теперь отрабатывают на ней современные приемы изощренных пыток, – ввела я его в курс дела. – Интересное кино, – протянул он, прищурившись. – А как тебе об этом стало известно? Позвонили соседи, которых взволновали ее предсмертные крики? – Нет, зачем? Она сама мне позвонила. – Классно, – одобрил он, – это что же, они ей приказали с тобой связаться? – Нет, – добросовестно стала объяснять я, не понимая, однако, с чего это его так разбирает. – Они ее заперли в кладовку и куда-то делись. А она мне оттуда позвонила. – Из кладовки? – уточнил Мирик. – У нее в кладовке есть телефон. – Что у нее в кладовке?! Бред собачий! – хлопнул он по рулю. – Зачем ставить в кладовке телефон? Она ненормальная? – Господи, да что ж это тебя так забавляет? Какая разница, зачем она туда протянула линию? Как видишь, он очень даже необходим в этой самой кладовке, – кипятилась я. – Мирослав, моей самой близкой подруге угрожает опасность! Ты сможешь мне помочь? Я должна буду туда поехать, чтобы ее подстраховать. Она отдаст им их побрякушки без разговоров! Только ведь страшно, что ее могут изуродовать или вообще прихлопнуть. – Раньше надо было думать! – буркнул он. Но по всему было ясно, что я не останусь без его поддержки и в этом случае. Я приободрилась и принялась закреплять успех, то есть причесывать перышки всей этой пренеприятнейшей истории. – Понимаешь, Мирик, Ритка не воровка, она взяла драгоценности, потому что подумала, что хозяину этих цацек уже все равно. Ведь деньги – это соблазн, а такие побрякушки – это непреодолимый соблазн, особенно для такой авантюрной натуры как Ритка! – Ага, все так говорят, когда что-нибудь прикарманят. – Ритка – одинокая женщина, – разволновалась я, – и в этом жестоком мужском мире она пытается играть по заданным правилам. Она всегда на страже: не упустить свой шанс, не проморгать выгоду, ухватить то, что плохо лежит. Ритка была бита жизнью неоднократно, но как птица Феникс возрождалась из пепла и снова становилась на ноги. – Если твоя королева Марго не искоренит свои воровские наклонности, то ноги ей пообломают, а пепел развеют по ветру, не из чего будет в очередной раз возрождаться. Столь вольная интерпретация моих поэтических сравнений охладила мой патетический пыл. Мирослав тем временем завел мотор, и мы медленно покатились прочь от салона. Я кинула украдкой тоскливый взор в сторону почти «моего» автомобиля и снова сосредоточилась на своем спутнике. – Мирослав, Ритку осуждать нельзя. Редко бы кто отказался от подобной возможности – стать обладателем несметных сокровищ при условии, что они как бы никому конкретно не принадлежат, – заявила я. – Ага, вот именно что «как бы», – заметил он. – И ты, в том числе, не смогла бы удержаться? Ты же говоришь, что была против того, чтобы оставлять у себя драгоценности. – Пойми. Мы с Риткой большие подруги, но не сиамские близняшки. Она вольна поступать как считает нужным, даже если мне что-то и не нравится в ее решении. Она прихватила чужую вещь. Это плохо. И чуть позже она осознала, что вещь может принадлежать не убиенному Жаткину, а кому-то еще. Но было уже поздно. Возвращаться и класть колье на место не имело смысла. – Ты ее выгораживаешь. Но мне сейчас интересно не то, почему она взяла, а то, взяла ли бы на ее месте ты, – заземлил меня Мирослав. – Я бы не взяла, – огрызнулась я, – у меня другие принципы. Я от милиции и бандитов стараюсь держаться подальше. Ясно? А тут отчетливо пахнет криминалом. Жаткин – мелкая сошка, у него не могло быть в принципе подобной вещи. Значит, это не его цацки. А раз не его, то рано или поздно, но их начнут искать хозяева. И выйти на нас труда не составит. Вот такая простая логика. Я согласилась оставить у себя колье, потому что предвидела, что так все и будет. Теперь мы можем спокойно вернуть его хозяевам, а если бы мы от него избавились, тогда бы не сносить нам головы. Разве я не права? – Не права. События могли разворачиваться так, что независимо от того, отдали бы вы побрякушки или не отдали, вас все равно прихлопнули бы на всякий случай, – пожал плечами Мирослав и умолк. – Знаешь такую поговорку: «На чужой каравай рот не разевай», так вот это – народная мудрость. Я решила, что спорить в данном случае бессмысленно, ну не хочет человек уразуметь, что Ритка не святая, а мне плевать на эти камешки, ну и ладно. Каждый волен думать все, что пожелает. Я предпочла промолчать, он тоже не стал больше морализировать, так мы в молчании и добрались до дома Ритки. Честно говоря, я понятия не имела, что следует дальше делать. Показала ему нужный подъезд, и мы остановились. Меня так и подмывало посоветовать Мирославу связаться с его ребятами, чтобы они приехали на подмогу. У него даже пистолета нет, так чем же он испугает бандитов, захвативших Ритку? Но Мирослав держался очень уверенно. Вылез из машины, галантно добыл из салона меня, распахнув дверь и подав ручку. И, поддерживая по локоток, повел в подъезд. – Мы что. просто так пойдем и позвоним в дверь? – не выдержала я. – Вот так просто. А что, у тебя есть другие предложения? – поинтересовался он. Предложений по более эффективному штурму квартиры у меня не было, поэтому я не стала умничать. Оказавшись перед знакомой дверью, я вздохнула, а Мирослав нажал на кнопку звонка. Послышались шаги, щелкнул замок, и нашему вниманию предстал… Серега. – Прибыли? – буднично спросил он. – Проходи, – посторонился Мирослав. В полной растерянности я шагнула в прихожую, пытаясь сообразить, каким образом ребята смогли здесь оказаться, ведь их никто не вызывал. И тут из кладовки раздался приглушенный шум, а я ахнула и предприняла попытку выскочить из квартиры. Мирослав схватил меня в охапку, я отчаянно сопротивлялась. В долю секунды он с ребятами превратились в «залетных бандюков». Я не смогла достойно выдержать такого удара судьбы. Клянусь, первый раз в жизни я воспользовалась столь превосходным методом исчезновения из ужасной действительности – взяла и хлопнулась в обморок. Раньше, как ни старалась, мое сознание было непоколебимо-железобетонным, а тут – бац – и отключилось. К сожалению, задержаться в неведомых далях мне не дали. Кто-то надавал по щекам, и я вновь оказалась в этом диком мире. – Ксюнчик, ты чего? – спросил Мирослав. – Ксюшка, ты жива? – нервничала Ритка из-за его плеча. Мое бренное тело, оказывается, доставили из прихожей в зал, но я не стала нежиться на мягком диване, а попыталась принять воинственную позу. При виде живой и невредимой подруги от сердца отлегло, но Мирослав, вражья морда, вызывал позывы к драке. Я обожгла его гневным взглядом и потребовала объяснений от Ритки. Мирик не слишком вежливо придавил мои плечи к подушке и сказал, чтобы я не волновалась. – У нас будет масса времени, пока Маргарита Алексеевна с Серегой съездят к ней в офис и изымут из сейфа искомый предмет, – ангельским тоном заявил он. – Ксюшка, ты только не волнуйся. Мы пришли с ребятами к консенсусу, – заверила меня Ритка. – Да, а чего они тебя в кладовке держали? – Так я вредничала, – пояснила она, – сама там заперлась. – У нее там не кладовка, а гитлеровский бункер какой-то, – пожаловался Серега. – И телефонная линия, и запасы еды, и задвижка изнутри! Это что за дела, а? Еще бы гранатомет туда схоронила! – Так ведь ситуации разные бывают, всего и не предусмотришь, – развела руками Ритка. – А на счет гранатомета я подумаю. – По-моему, – кашлянул вежливо Мирослав, – вам пора. И парочка, как по мановению волшебной палочки, исчезла из моего поля зрения. – Так вот, значит, что за дело было у тебя в городе! – произнесла я с большим чувством, как только мы остались одни. – Подлый предатель! – Ксюнь, дай я скажу, – попытался остановить меня Мирослав. Но никакие трактаты в мире, как впрочем и чувство разума, уже не смогли бы меня удержать от словесного потока. И тем более его жалкие попытки оправдаться! Мысли стремились облачиться в слова и выплеснуться в лицо обманщика.