— Что на этот раз? — спросил он недовольно. — Игнатьев отправляется в потенциариум. Я хочу, чтобы ты помог мне отправиться туда же. Вскинувшись, Виктор снова приподнялся. — Ничего себе заявочки! Как я тебе помогу? Я не умею в будущее отправлять щелчком пальцев! — Ты через университет можешь выбить разрешение на посещение потенциариума. — Ну ты даёшь! По-моему, через твою контору это сделать проще. — Я светиться не хочу, — логично возразил оперативник и нетерпеливо переспросил: — Так поможешь или нет? — Какой мне смысл тебе помогать? — не очень уверенно произнёс Виктор, привлечённый соблазном поглядеть на загадочный потенциариум. — У меня так-то дел по горло… Нужно дождаться Воздвиженского и вытащить Алевтину. Да и работа у меня есть какая-никакая… Спроси Виктора через пару дней, почему он поддался и согласился на сомнительную авантюру, он бы не смог объяснить. Кто знает, может в Мемконтроле владеют особыми методиками воздействия на собеседника. Очень кстати вернувшийся из альтернариума профессор Воздвиженский подсобил Холодову в получении допуска на посещение потенциариума. На спецпропуске была пометка «плюс 1 (один) подчинённый», сделанная специально для Кудрявцева, что ему и требовалось. Дальше события завертелись ещё стремительнее. Через день после получения пропуска Холодов и Кудрявцев стояли в кабинете инструктажа, который размещался на втором этаже скромного здания с неговорящей вывеской «Специальный отдел Мемконтроля». Инструктор — вертлявый и болтливый очкарик по имени Андрей Юшечкин (фамилия будто придумана дураками-мемсценаристами!) — больше часа рассказывал утомлённым напарникам о правилах поведения в потенциариуме. Он, явно помешанный на науке, часто сбивался с официально-инструктажного тона и начинал выдавать философско-потенциалистические доктрины. Наконец Кудрявцеву надоело выслушивать разную заумь: — Долго ещё? — бесцеремонно перебил он рассказчика. — А вы куда-то торопитесь? — обиделся Юшечкин. Он был по возрасту средним арифметическим между Холодовым и Кудрявцевым. Фанатики науки в таком возрасте в наше время встречаются редко. Виктор, конечно, не в счёт. — Вы ведь не на прогулку отправляетесь! — продолжал воспитывать оперативника очкарик. — Это в вашем мемориуме можно навешать на себя разную магию и ходить, посвистывая. Даже динозавры не страшны. Как в стереокино. — А у вас не так что ли? — фыркнул Кудрявцев, совершенно не поняв теоретической части инструктажа. Бедного Юшечкина покорёжило от такого кощунства: — Боже мой, о чём я толкую с вами битый час! — О хрени какой-то толкуешь! — Флегматичный оперативник тоже начал немного заводиться. — Действительность, возможность, вероятность… Актуализация-шмактуализация. Сдалось оно мне всё! У нас в отделе своей галиматьи хватает. — Коллеги! — вмешался Виктор. — Давайте прекратим спор. А то так до второго пришествия будем препираться. — Всё равно установка ещё не готова, — мстительно произнёс Юшечкин. — Через час примерно всё настроят и наладят. Кудрявцев вздохнул, понимая, что ему ещё час придётся выслушивать этого зануду. — И не надо вздыхать! — заметил очкарик. — У нас нет вашей мемористической магии. Перемещаться будем в физическом теле. В потенциариуме всё по правде, по настоящему… Поэтому к перемещению нужно относиться серьёзно, а не шаляй-валяй. — То есть будущее существует физически? — спросил Виктор, чтобы поддержать разговор. — Точнее, можествует, то бишь существует лишь в потенциале, — сумничал Юшечкин. — Чтобы оно начало существовать, нужна актуализация будущего в настоящем. А пока оно только возможно. Поначалу это сбивает с толку, но потом привыкаешь. У нас, в настоящем, каждый объект существует в одной ипостаси, а там — в нескольких вариантах. Иногда их может быть и сто, и двести, и миллион. И который из вариантов актуализируется, зависит от целого ряда условий. Кудрявцев закатил глаза и отошёл к окну. — Возьмём, к примеру, вашего коллегу! — увлёкся объяснениями очкарик. — Он может отойти к окну, а может отправиться вниз, в курилку. Два варианта. В настоящем он выберет только один вариант, а в будущем он может выбрать сразу оба варианта. — Раздвоиться? — уточнил меморист. — Что-то вроде элементарной частицы? — Вроде того, — улыбнулся Юшечкин, почувствовав собеседника, равного по образованию и интеллекту. — Очень приблизительно. Можно так сказать, что в будущем у каждого есть множественный выбор. — У вас есть буфет? — раздражённо спросил оперативник, оторвавшись от созерцания пейзажа за окном. — Целый час ещё торчать… — Буфета нет, — злорадно ухмыльнулся инструктор. — А в магазин не успеете: нас в любой момент могут вызвать для перемещения. Разговорчивый инструктор ещё час развлекал напарников разными зубодробильными теориями, разбавляя их рассказами из жизни. Он вспомнил, как недавно посещал в мемориуме разные экзотические альтерны вроде лингватория. В нём специалисты-лингвисты развлекаются тем, что материализуют различные языковые конструкции. Например, в метафорнике можно было полюбоваться плачущим дождём (который плакал по-настоящему, крупными слезами из огромных тёмных глаз), серебряными волосами стариков (из чистого серебра, почти негнущиеся), золотыми руками мастеров (у кого-то по локоть из червонного золота, а у кого-то — по самые плечи), подошвой горы (толстой, из хорошей резины), носами кораблей (курносыми и вечно сопливыми от сырости). В ошибочнике было ещё интереснее. Там оживали и шокировали мемтуристов неверные языковые конструкции, оговорки и ослышки. А для настоящих эстетов — ценителей языка и парадоксов — существовали синекдохальня (с марширующими штыками и мычащими коровьими головами без самих коров) и омонимальница (с девушками, волосы которых были заплетены в блестящие металлические косы, и лучниками, от которых разило репчатым луком). Там можно было окончательно вывихнуть мозги. Все эти байки Юшечкин рассказывал, чтобы сравнить бестолковый с его точки зрения мемориум со строгим потенциариумом — утверждение с точки зрения Виктора более чем спорное. Потенциариум невозможно изменить, исказить или подделать, поэтому он менее интересен для разного рода политиканов, жуликов, проходимцев и аниматоров. Когда, наконец, в кабинет инструктажа заглянул служащий и объявил о готовности установки перемещения, Холодов и Кудрявцев облегчённо вздохнули. Даже любознательного Виктора слегка утомил болтливый инструктор. Но тот неожиданно «обрадовал» напарников: — Забыл сказать, я ведь с вами отправляюсь! — улыбнулся он, глядя на содрогнувшегося оперативника. — В потенциариуме без сопровождающего появляться опасно. Да и не положено. По инструкции. 8 В первые десять минут после погружения Холодов ничего не мог разобрать среди хаотичного мелькания туманных миражей, призраков и фантомов. Он зажмурился, потом осторожно приоткрыл один глаз — мельтешение не исчезло, даже ещё прибавилось. — Поссибилизатор отрегулируй! — подсказал материализовавшийся рядом Андрей Юшечкин. Инструктор показал на висящий у него на шее кулончик. Такие же кулоны были у Виктора и Кудрявцева. — Дай-ка я сам! — раздражённо сказал очкарик, видя как Холодов неловко вертит прибор в руках. — Чем слушал на инструктаже? Он что-то проделал с приборчиком, и мельтешение начало пропадать. До конца оно не исчезло, но, по крайней мере, теперь можно было разглядеть высокие здания, странновато и разнообразно одетых людей на улицах, деревья и машины. Город, окружающий путешественников, был незнакомым. — Я в соседний областной центр переместился, — объяснил Юшечкин, возясь с кулоном ошалевшего от впечатлений Кудрявцева, — и вас переместил. Лучше подальше от нашего города, чтобы не встретиться с самим собой. От этого могут быть разные неприятности. — Как это «с самим собой»? — встрепенулся Кудрявцев, озираясь и усиленно моргая. — Игнатьев вперёд на сто лет отправился! Ты ведь сам говорил. Какая встреча с собой к чёрту?! Я что, больше ста лет проживу, по-твоему?! — Нет, я вас перенёс ненамного вперёд, на десяток лет, — улыбнулся инструктор. — Вам нужно чуточку освоиться в потенциариуме. А то тяжело будет с непривычки в далёком будущем: там гораздо сильнее всё мелькает и мельтешит. Пообвыкнетесь здесь чуток, и через пару часиков дальше двинемся. Ощущения от перемещения в потенциариум отличались от меморных. По большей части потому, что в мемориум перемещается сознание, личность, а в потенциариум — твоё физическое тело. Здесь почти всё время присутствовало странное неприятное ощущение, что кто-то постоянно ходит и ездит сквозь тебя. Город недалёкого будущего, окружающий путешественников, выглядел нелепо. Кажется, у архитекторов недалёкого будущего напрочь отсутствовали чувства меры и вкуса. Ультрамодерновые небоскрёбы сталагмитами вырастали среди хмурых «хрущёвок» и серых панельных девятиэтажек. Такое безобразие встречалось и в Викторовом времени, но здесь точечная застройка велась масштабнее. Иногда среди мешанины панелек и новостроек вдруг возникали готический собор или деревянный терем, срубленный без единого гвоздя. Скорее всего, путешественники попали на центральную площадь города, потому как рядом находилось массивное высокое здание с белыми колоннами и шпилем. Зрение у Виктора было отличное, и он с изумлением разглядел на здании три вывески: «Областная администрация», «Областной совет народных депутатов» и «Приёмная генерал-губернатора». Над зданием развевалось несколько флагов, один из которых, полупрозрачный, был красным, советским, со звездой и серпом с молотом. Юшечкин отвёл путешественников к краю тротуара и, словно прочтя мысли Виктора, пояснил: — Тут прозрачность — не меморная. Она показывает, насколько предмет близок к действительности. Чем предмет невозможнее, тем он прозрачнее. Видишь, красный флаг на здании администрации? Он просвечивает насквозь. Значит, есть некоторая вероятность восстановления советской власти через десять лет. Но небольшая. Вон, смотри, мужик раздвоился и пошёл, один экземпляр, который направо завернул, почти матовый, другой — как стекло. Это значит, что у мужика пойти направо вероятность выше. Хотя можно усилить другую вероятность и сделать её более вероятной. Есть такой прибор для прокачки вероятностей… Холодов заметил, что инструктор, а теперь и гид, обращается исключительно к нему, полностью игнорируя хмурого Кудрявцева, который оглядывал окрестности со скучающим видом. Прямо на них шла стайка молодёжи, не собираясь отвернуть в сторону. Хоть и рассерженный таким наглым напором, Холодов всё же сдался и собрался было посторониться, но не успел — молодые люди прошли сквозь путешественников, словно фантомы. Виктор вскрикнул от неожиданности, Юшечкин рассмеялся: — Привыкай, путешественник во времени! В потенциариуме несколько тел могут занять одно место. Вон на те здания глянь… Меморист послушно повернул голову и в самом деле увидел странную картину, как три дома громоздились, абсолютно не мешая друг другу, на сравнительно небольшой площадке. Выглядело это так нелепо, что будь Виктор писателем, он не смог бы подобрать нужных слов, чтобы описать это явление — одновременное нахождение в одном месте нескольких объектов. Три дома не вкладывались, не наползали и не проникали друг в друга, а просто стояли каждый сам по себе, но на одной площадке. Глаза вывихнешь, глядя! А то и мозги. Молодые люди, бесцеремонно прошедшие сквозь путешественников, остановились неподалёку, встретив своего товарища. — Пойдёшь в кино? — спросил кто-то из группы. — Да — нет, — одновременно ответил встречный. Благодаря необычным свойствам потенциариума, он смог выдать два противоположных ответа одновременно, словно звезда отечественной эстрады, поющая сама с собой на два голоса (любимая попсой малая терция) под фонограмму. — Ну, так соображай быстрее! — поторопили встречного молодые люди. Встречный вдруг плавно раздвоился. Один из экземпляров отправился с группой молодых людей в кино, другая копия продолжила свой путь, так же без затруднений просочившись сквозь троицу бродяг из прошлого. Возле памятника Ленину, стоящему в центре площади, остановился роскошный лимузин. Из него вышел нарядный батюшка в богатой ризе. Он поклонился памятнику и перекрестил вождя мирового пролетариата. — Видали? — заметив, довольно спросил инструктор, будто бы сам лично примирил атеиста Ленина с православной церковью. — Тут общество полной гармонии, сплошное согласие и примирение! Красных с белыми, православных с атеистами, патриотов-славянофилов с либералами-западниками. А как иначе? В потенциариуме миллионы разных вариантов развития событий, истории, так что им между собой надо как-то уживаться… — У нас в обществе тоже полная гармония, — хмыкнул молчавший до сих пор Кудрявцев. — Я живу на улице Советской, напротив моего дома стрип-клуб. Гармоничней некуда — стриптиз на Советской… — А почему я не вижу нацистов? — вдруг спросил Холодов. — Чересчур прозрачные? Юшечкин выпучил глаза: — Каких нацистов?!