Пригород Пулав, Польша Июнь 1941 Когда в дверях подвального склада появился Кай Мюльман, Эдит была занята ремонтом маленького повреждения с обратной стороны картины, нарисованной на холсте. Она изумленно вдохнула, какое-то время даже сомневаясь, что это он. Заморгала в резком свете своей лампы, а потом выключила ее, чтобы лучше видеть вокруг. Человек перед ней был похож на Кая Мюльмана: она узнала широкую челюсть, тонкие губы и зачесанные назад волосы. Но пока он шел в ее сторону, она заметила, что этот человек был совсем не похож на уверенного широкоплечего австрийца, которого она видела всего несколько месяцев назад. Он был исхудалым, осунувшимся, с темными впалыми глазами. Куртка его свисала с худых плеч, будто с вешалки. Эдит почувствовала, как к горлу подступает паника. Неужели Мюльман узнал, что она помогает полякам? Неужели прознал об описях и манифестах, которые она передавала Якову и женщинам на кухне. Эдит оттолкнула от рабочего стола свою табуретку и встала. – Доктор Мюльман! Какой сюрприз. – Эдит, – сказал Кай, пожимая ей руку. – Мы не виделись больше года. – Он окинул глазами стопки произведений искусства, разложенные в комнатах за ними. – Я рад, что мы с вами по-прежнему подельники. – Эдит смутилась от такого явного признания ее роли в расхищении имущества польского народа. – Ну, – запнулась она. – В основном все это не стоит упоминания, – и кивнула на стопки работ, – но попадаются и вещи, достойные… сохранения… – Я в курсе, – сказал он. – Я видел все ваши отчеты по Wahl I. Конечно же видел. Мюльман, должно быть, в мельчайших подробностях знал все о переходе произведений искусства из рук в руки в высочайших кабинетах режима. Но по его сдвинутым бровям и новым морщинам на лице Эдит видела, что эта работа не прошла для него бесследно. Он устало опустился в кресло возле рабочего стола Эдит и медленно провел пальцем по пыльному, потрепанному краю холста, который она чинила. – Я ездил по всей Европе. Видел вещи, которые вас бы потрясли. – Эдит задумалась, имел ли он в виду произведения искусства или ужасы войны. Она достаточно насмотрелась и на то, и на другое. – Но расскажите мне о себе. Слышали ли вы что-нибудь о своем женихе? Эдит сглотнула, прогоняя из горла комок. – Он… погиб, – сказала она. – Возле российской границы. – А. – Мюльман протянул руку и ласково сжал предплечье Эдит. – Мне очень жаль это слышать. Оба снова замолчали. Мюльман встал и прошелся по складам, осторожно трогая каждую из полудюжины стоящих у стены картин в рамах. После того, как Эдит убедилась, что не расплачется, она присоединилась к нему. Он не спускал глаз с картин. – Вы делаете хорошую работу, Эдит. Важную работу. За все, что вы сделали для Рейха, вас ждет щедрая награда. «Если бы он только знал», – подумала она. – У меня нет желания привлечь внимание, – быстро ответила Эдит, поднимая руку. – Я не хочу, чтобы меня кто-то заметил. Все, чего я хочу, – это вернуться в Мюнхен. Эдит увидела, что лицо Мюльмана помрачнело. – Порой я тоже так думаю, – сказал он так тихо, что она едва его расслышала. Мюльман прошелся вдоль нагруженных дорогим фарфором и бронзовыми статуэтками полок. – Мне… Мне начинает казаться, что я застрял в самой середине чего-то куда крупнее меня, в центре шторма столь же огромного, сколь разрушительного. До войны у меня была совсем другая жизнь. Мой отец хотел, чтобы я стал юристом. – Он горько рассмеялся. – Но я настоял на том, чтобы работать с прекрасными произведениями искусства, забытыми и недооцененными работами прошедших веков. – Он покачал головой. – Я – всего лишь историк искусств. Вы – реставратор. Нам совершенно не место среди всех этих смертей и разрушений. Но вот мы здесь, и что мы можем поделать? Ничего. Если мы хотим выжить, мы должны выполнять приказы. Слушая, как Кай выражает словами то, о чем она думает с тех самых пор, как два года назад в Мюнхене получила повестку, Эдит согласно кивала. – Моя единственная надежда – что вы прибыли, чтобы сообщить мне, что меня заменяют кем-то более квалифицированным и отправляют в Мюнхен. – Эдит попыталась прикрыть беспокойство шуткой. – Такого человека будет трудно найти, – сказал Кай и снова посмотрел на нее. Эдит увидела, как улыбка его исчезла. – Что же. Похоже, вы опять оказались незаменимым человеком. И мне, пожалуй, пора перейти к делу и рассказать, зачем я здесь, Эдит. Эдит замерла. Что знает о ней Мюльман? Что станется с ней, если он все-таки прознал о ее списках? Она хотела поискать на его лице проблеск понимания, но Мюльман отвернулся от нее и продолжил ходить вдоль сложенных на полках вещей. – Рейхмаршал Герман Геринг, с которым я в последние несколько лет поддерживаю тесную связь, приказал мне вернуться в Польшу. Он хочет, чтобы назад в Германию я приехал с рядом ценных картин, которые он желает заполучить для новой картинной галереи Фюрера. – «Дама с горностаем» да Винчи, – проговорила Эдит. Когда Мюльман повернулся к ней, в уголке его губ почти появилась маленькая улыбка. – Да, – ответил он, – это одна из них. Эдит покачала головой. – Для этого придется вырвать ее из лап Ганса Франка. Он одержим этой картиной. Это будет нелегко. – Я и не думаю, что это будет легко, – сказал Мюльман, – но сейчас есть более важные проблемы. Гитлер собрал еще войска, чтобы сдерживать русских. Как вы уже успели убедиться, русские опасны. Геринг опасается за безопасность этих бесценных работ в Кракове. Мы слишком близко к границе. Наши нацистские офицеры тут больше не в безопасности. И картины тоже. Эдит задумалась, значит ли это, что и она – как и все в поместье – тоже в опасности? Мюльман продолжил: – В прошлый раз я утешил Геринга портретом руки Антуана Ватто. Геринг был в ярости, узнав, что «Дама» осталась тут, в Польше. На то, чтобы его успокоить, ушло несколько недель. На сей раз Геринг дал приказ, и у меня нет выбора. – Мюльман пожал плечами. – Я должен забрать «Даму с горностаем», а также «Портрет молодого человека» Рафаэля и «Пейзаж с добрым самаритянином». «Великая тройка», – подумала Эдит. – Я лично отвезу их из Кракова в Берлин, – сказал он, и тут Эдит поняла, почему Мюльман был похож на приведение. – И вы хотите, чтобы я поехала с вами, – произнесла Эдит, пытаясь скрыть недовольство. Кай помрачнел. – Боюсь, моя дорогая, что на этот раз это невозможно. Вам передано другое назначение. Эдит почувствовала, что грудь ее наполняется ужасом. – Пожалуйста, не надо больше плохих новостей, – выдавила наконец она почти шепотом. Мюльман покачал головой. На потолке над ними резко замигала лампочка. – Губернатор Франк, – сказал он, – потребовал, чтобы вы остались в Польше. Он не хочет, чтобы вы возвращались с картинами в Германию. Вы… Вы были частью сделки. Эдит быстро заморгала, силясь понять, что ей сейчас было сказано. Ее обменяли на несколько ценных произведений искусства и заставили остаться со страшным, опасным человеком. Человеком, которого она считала ответственным за смерть Генриха. – Вы заключили сделку? – спросила она, и сердце ее одеревенело. – Обмен, – сказал Мюльман. – Я сейчас везу в Берлин всего несколько картин. Многие другие остаются в Вавеле. И Франк… Он хочет, чтобы вы вошли в число его личного искусствоведческого подразделения. Эдит резко вдохнула: – Я… Я должна остаться с ними? – Да, вместе с его женой Бригиттой, их детьми и множеством других людей из его личного штата. – Доктор Мюльман пожал плечами, но на Эдит не посмотрел. – Он не причинит вам вреда, Эдит. Напротив. Он ценит ваш профессионализм. Эдит повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. – А если я откажусь? – Я бы не советовал, – ответил Мюльман, встретившись с ней взглядом. – Эдит, если бы я мог сделать хоть что-то, я сделал бы, но я слышал, как он хвастается перед другими вашим умением разыскивать произведения искусства. К тому же женщина! Вы так хорошо делаете свою работу, что он считает вас частью своей коллекции сокровищ. – Но я же просто сижу тут, в подвале, в каком-то богом забытом польском захолустье и копаюсь в вещах, принадлежащих арестованным, или хуже того, людям. А тем временем рассыпается моя семья! Мюльман вымученно улыбнулся ей. – Вы делаете намного больше, Эдит. – На мгновение она похолодела от ужаса: неужели он все-таки знает? Но он продолжил: – Вам следует находить утешение в знании, что вы оказываете великую честь Верховному лидеру своей страны. Война требует больших жертв от всех нас. Кроме того, я думаю, Франку нравится мысль, что вы рядом. У Эдит перехватило дыхание, будто ее ударили в живот. Она оглядела стопки составленных ею за прошедшие месяцы инвентарных журналов и горы еще не описанных ценностей. Потом, заметив, что Кай внимательно рассматривает ее лицо, она посмотрела на него. – Я завтра отправляюсь в Краков, – сказал он. – У вас есть немного времени, но Франк не будет ждать вечно. Надо переждать пока попритихнут перестрелки. А потом вас с конвоем отвезут в Вавель. 58