Эдит почувствовала, что ее сердце снова начинает биться, но теперь оно яростно заколотилось в грудной клетке. Пассажир трамвая читал что-то на внутреннем развороте газеты, из-за листов виднелись только его тщательно выглаженные брюки, отполированные туфли и шляпа. Эдит хотелось отвернуться от заголовка, но заставить себя это сделать она не могла. «ГЕРИНГ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ. ЕЩЕ 10 ПОВЕШЕНЫ». Рядом с фотографией Франка были еще десять таких же фото. Фрик, Зейсс-Инкварт, фон Риббентроп, другие; их имена были напечатаны черными буквами под фотографиями. Неужели он правда мертв? Повесившись в Нюрнбергской тюрьме, как сказано в заголовке? Металлические колеса заскрипели и остановились, трамвай открыл двери. Эдит схватила сумку и спустилась на тротуар, оставляя образ Франка на газетной передовице позади. В ее голове пронесся другой образ Франка: то, как он дышал ей в шею, когда они стояли перед портретом кисти Леонардо да Винчи в Шоберхофе. Эдит содрогнулась и отогнала от себя это воспоминание. За углом показался знакомый величественный фасад Пинакотеки, лишь одно крыло теперь стало развалинами. «Сосредоточься на настоящем», – сказала она себе. Эдит постаралась вернуться мыслями к оставшимся дома отцу и Рите и тому, как она покупала ингредиенты для пирога к воскресному ужину. Она подумала о своих планах встретиться с бывшей одноклассницей, которую она случайно повстречала на улице, – девушкой, которая тоже потеряла на войне жениха. Она подумала о старой картине на мольберте в ее реставрационной мастерской, у нее чесались руки приступить к реставрации. Наконец Эдит почувствовала, как ритм ее сердца успокаивается до нормального. Но в уголках ее мыслей все равно оставались вопросы и воспоминания. Где теперь «Дама с горностаем»? Всего несколько месяцев назад Эдит услышала о смерти князя Августина Йозефа Чарторыйского, некогда владевшего портретом руки да Винчи; в изгнании в Испании он тяжело заболел. Эдит было грустно, что князь Августин никогда больше не увидит эту картину. Вернется ли когда-нибудь в Краков, чтобы установить свои права на семейную коллекцию, его сынишка? Эдит надеялась, что временному правительству Польши хватит прозорливости обеспечить до тех пор безопасность картины. Эдит поздоровалась с охранником у входа для сотрудников музея и глубоко вздохнула, свернув в длинный коридор, ведущий к реставрационной мастерской. Там ее ждала картина – привезенный из Голландии натюрморт семнадцатого века. Холст был порван при транспортировке. Ожидалось, что Эдит будет работать над ним несколько недель. – Эдит! Ее старый друг Манфред подождал, пока Эдит повесит на вешалку пальто. Манфред уже ввел Эдит в курс всего, что она пропустила, пока работала в Центральном пункте сбора союзников. Несмотря на то, что одно крыло музея обратилось в гору камня и пыли, многие произведения, галереи и кабинеты остались целы. Эдит была благодарна судьбе за то, что ее реставрационная мастерская не пострадала. Ей повезло куда больше, чем многим коллегам. В переездах с немецкими войсками погибли двое из кураторов. Еще один умер тут, в Мюнхене, от последствий пережитого голода и жажды. А директора музея, Эрнста Бюхнера, задержали за связь с кражей Гентского алтаря. Наконец-то закрыв за собой дверь своей реставрационной мастерской, Эдит позволила себе облегченно выдохнуть. Она поправила свет, чтобы он освещал поверхность натюрморта по косой, ограняя края написанных три века назад листьев и фруктов. Эдит осторожно посмотрела на тонкие трещины на поверхности картины. Она поднесла к носу бутылочку с разбавителем, чтобы понять, не испортился ли он из-за столь долгого хранения. Опустила в него длинную кисточку и для проверки провела ей по небольшой тряпке. Она подумала, что должна делать то, что от нее зависит: спасать произведения искусства, по одному за раз. Но некогда дорогая ей тишина реставрационной мастерской теперь несла в себе непрошенный ворох мыслей в ее голове. Неотвеченные вопросы. Нелегкая самокритика. Новое испытание совести, которое, как боялась Эдит, ей придется пережить. «Берегись начала», – сказал ей отец. Эдит думала, что эта ноша самокритики теперь останется с ней навсегда, но она пообещала себе, что с этих пор будет бдительной, внимательно будет наблюдать за городом и миром вокруг. Перед лицом тьмы она будет готова перейти к решительным действиям рано, а не поздно. Несли ли другие граждане Германии такую же ношу ретроспективных выводов? Сколько времени, думала Эдит, понадобится ее соотечественникам и соотечественницам, включая ее саму, чтобы искупить свою службу злу вместо добра? 90 Чечилия Сан-Джованни-ин-Кроче, Италия Апрель 1498 От графини Чечилии Галлерани, Сан-Джованни-ин-Кроче Маркизе Изабелле д’Эсте, Феррара Я прочла письмо Вашей светлости, и если Вы хотите увидеть мой портрет, я с удовольствием посылаю его Вам. И послала бы с еще большим удовольствием, если бы он был больше похож на меня. Поскольку он был написан много лет назад, когда я была наивной девочкой и только приехала в Милан. Но Ваша светлость не должны думать, что это неполное сходство происходит от каких-то недостатков мастера, потому что, я полагаю, во всем мире нет художника, равного Леонардо да Винчи. Это исключительно потому, что я была много моложе, когда писался этот портрет. С тех пор я очень изменилась, так что если бы Вы увидели меня рядом с этой картиной, Вы бы и не подумали, что художник изобразил меня. Тем не менее, я надеюсь, что Ваша светлость примет это доказательство моего расположения и поверит, что я готова и стремлюсь удовлетворить Ваши желания. Я с теплом вспоминаю время, проведенное с мастером да Винчи и мастером Бернардо Беллинчионе, который, к большому моему сожалению, умер от болезни вскоре после того, как написал оду, которую я прилагаю к портрету. Также посылаю набросок, который сделал с меня мастер да Винчи, когда гостил у меня в прошлом году. Как я счастлива бываю встретиться со старым другом! На этом изображении Вы увидите много больше сходства со мной. Молодая красавица с портрета исчезла, и я уже не узнаю в ней себя. Вместо нее Вы увидите счастливую немолодую женщину, в доме которой много детей, музыки и искусства. Я пришла к выводу о том, что войны неизбежны, красота мимолетна. Только любовь и искусство остаются неизменными. По крайней мере, этому научил меня мастер да Винчи. 91 Леонардо Милан, Италия Август 1499 В моей записной книжке несколько дюжин набросков существа, которое называют горностаем. При этом я ни разу не видел его. Я составил себе представление о том, как этот зверек выглядит, наблюдая за хорьками некоторых дам с более экзотическими вкусами, портреты которых мне посчастливилось писать. Хорек испускает сильный запах из нижней части тела, если он напуган или возбужден. Впервые я задумался об этом существе много лет назад. Эти наброски я складываю в кожаную папку вместе с другими стопками зарисовок, которые набрались у меня за все эти годы в Милане. Большие механические крылья. Руки. Головы. Горные буры. Черепа. Мадонны. Кареты. Летающие машины. Святые. Демоны. Я рисовал или писал их всех. В конце концов, может быть, его светлости не помешало бы позволить мне завершить одну из многих предложенных мною военных машин, вместо того чтобы часами изображать в красках лица его любовниц. Юность их в конечном счете мимолетна, как и пребывание в этом доме. Если бы он мне это позволил, может быть, мне не пришлось бы так скоро покидать свою уютную спальню в городской резиденции его светлости. Но колесо судьбы вращается. И теперь французы продвигаются на юг. Как ни старался Людовико иль Моро заключить союз с Францией, добился он только того, что они стали врагами. Люди всегда будут воевать. Но я думаю, искусство и красота наполняют жизнь смыслом. Так что мне пора возвращаться домой, во Флоренцию, к лучшим перспективам. Пора возвращаться к отцу, братьям, кошкам. К моим друзьям. К моим врагам. Вспомнят ли они меня через столько лет? Закрываю замок кожаной папки и вглядываюсь в пейзаж за окном. Раньше, чем пушечная пальба и дым появятся над силуэтами северных холмов, я буду в родном городе. Ибо военные машины я, может быть, и не создал, но доказал свою ценность как живописец. И во Флоренции я, может быть, опять вернусь к работе. Благодарности Я никогда не думала, что напишу книгу о Второй мировой войне. Я всегда избегала того, чтобы читать книги или смотреть фильмы о войне. Масштабы бесчеловечности, с которыми при этом сталкиваешься, всегда вызывали у меня чувство беспомощности. Даже будучи историком, я просто не могла осмыслить, как могло произойти такое чудовищное событие как холокост. Во Второй мировой войне едва ли найдется эпизод более жестокий, чем вторжение нацистов в Польшу. Поэтому, когда один из моих детей-подростков – сын Макс – предложил нам с мужем посмотреть по телевизору документальный фильм о Гансе Франке, «Польском Мяснике», моим первым порывом было уклонится от просмотра и закопаться в роман, действие которого происходит в эпоху итальянского Возрождения. Но сын, который, кстати, родился недалеко от замка Сфорца, вырос в страстного любителя и знатока Второй мировой войны. В раннем детстве он различал все модели самолетов и все основные военные силы от побережья Нормандии до тихоокеанского театра военных действий. Он брал интервью у ветеранов в рамках скаутского проекта для ранга орел-скаут. Он обожал настольную игру «Ось и союзники» и – да! – всегда выигрывал. Так что во имя семейного времяпрепровождения я села на диван рядом с мужем и сыном. Документальный фильм 2015 года «Что сделали наши отцы: нацистское наследие» включает в себя интервью с Никласом Франком, сыном Ганса Франка. Я сама не заметила, как немедленно провалилась в эту невероятную историю, но когда Никлас Франк рассказал, что картина Леонардо «Дама с горностаем» когда-то висела в доме его детства в Баварии, это меня сразило наповал. Правда часто выглядит невероятнее выдумки, но как, думала я, ради всего святого, это вообще могло случиться? И я сделала то, что делаю всегда: с головой погрузилась в исследование. Каково это, думала я, быть человеком, которому работодатель поручил украсть картину Леонардо да Винчи? Любопытство вело меня через одну кроличью нору за другой, пока в моей голове не окрепло четкое повествование в двух временных линиях. Эдит и Чечилия внезапно стали для меня такой же реальностью, как мои соседки. И тут уж книга стала писаться сама собой. Я приложила все усилия, чтобы как можно точнее придерживаться подлинной хронологии событий и в пятнадцатом, и двадцатом веках. Я постаралась также в книге придерживаться известных фактов биографии исторических личностей. Источники, которыми я пользовалась, слишком разнообразны и многочисленны, чтобы перечислить их все здесь, но я собрала полную библиографию, иллюстрации и другие источники на моем сайте, для всех желающих глубже погрузиться в историческую подоплеку этого повествования как в 1490-х, так и в 1940-х. Вы найдете больше информации на сайте lauramorelli.com/NightPortrait. Однако несколько исследовательских ресурсов заслуживают отдельного упоминания. В первую очередь, я признательна работе фонда «Monuments Men» («Люди памятников»), который задокументировал невероятно важный вклад военных и их неустанные усилия по возвращению всех украденных произведений искусства законным владельцам. Также во время исследования для этой книги рядом со мной постоянно лежал каталог выставки 2012 года лондонской Национальной галереи «Леонардо да Винчи: живописец при дворе Милана». Я благодарна ученым: Люку Сайзону и Ларри Киту, за предоставленную ими невероятно важную информацию. Мой невероятный литературный агент Дженни Бент разглядела в этом проекте потенциал и предложила название «Сумрачная дама», название, которое заставит читателей сказать: «Ого! О чем это?» Дженни осуществила грамотную редактуру и взяла на себя деловую часть проекта. И я глубоко признательна и за то, и за другое. Также я благодарна Тессе Вудворд и команде издательства Уильяма Морроу за то, что они поддержали эту историю, помогли ей стать книгой, а потом с таким профессионализмом выпустили ее в мир. Моему мужу Марку и нашим детям: Максу, Джулии, Анне и Леонардо, которые прожили много лет с женой и матерью, витающей в облаках и не снимающей пальцев с клавиатуры. Тем не менее, они делают все возможное, чтобы отвлекать меня, и, в конечном счете, поднимают мне настроение. Они для меня все. * * * notes