А вообще, если так серьезно, то таки да, не за горами, я собиралась полностью обрушить их внутренний рынок валом дешевых продаваемых по заниженной цене товаров от иголок, до тканей, и сделать это до того, как темные сообразят перекрыть границы. Смысла убивать их валюту не было — если уж кесарь создал подвалы заваленные золотом за пару минут, что мешало сделать то же самое Арахандару Владыке Ночи. Ничего. Но ты пойди попробуй создать серебристый перец, произрастающий исключительно на Свободных островах и мягко, но верно вводимый мной в качестве денежного аналога. И учитывая, что эта приправа до сих пор оставалась главным предметом островного экспорта, я сильно сомневаюсь в том, что светлым в принципе удастся его подделать. Как впрочем, и темным. А после мы плавно, но верно подойдем к ценным бумагам, и вот тогда, нас всех радостно ждет единое торговое пространство! В принципе я планировала возвести Свободные острова в ранг государств равных как Эрадарасу так и Тэнетру уже в конце года, осталось воспитать свой народ, и сохранить личную независимость до конца этого года. Даже не знаю что сложнее… Подозреваю, что проблемы возникнут как раз с сохранением независимости… Пространственный кристалл вспыхнул в темноте совершенно неожиданно, и я, как раз переодевающаяся, была не то чтобы очень рада видеть супруга. — Продолжай, нежная моя, ты меня ничуть не смущаешь, — с насмешкой заметил кесарь. — Ни на миг не сомневалась в этом, — язвительно заметила я, и натянула ночную рубашку. Не сказать, что она сильно что-то скрывала, все же местные были убеждены, что мне если и полагается одежда, то в основном из кружев, так что кесарю явно было на что посмотреть, он и смотрел, кажется, забыв, о чем собирался поговорить. — Да, — подтвердил мой сиятельный супруг, — отвлекся слегка… — Вам в целом свойственно… отвлекаться, — заметила я, и направилась к кровати. Кристалл плавно скользнул за мной, остановился так, словно бы кесарь присел на край постели, в которой я устроилась. Не спорю, у императора спать было удобнее, у людей удобства в целом пока оставляли желать лучшего, но только пока. — Тебя так расстроила казнь старухи? — вдруг спросил Араэден. Неожиданно для себя я ответила: — Да. — Напрасно. Ты поступила абсолютно верно и знаешь об этом, нежная моя, — кесарь приподнял бокал и, отсалютовав мне, сделал глоток. — Знаю, да, — согласилась я. — Но знание того, что ты совершаешь верный поступок, не избавляет от криков за спиной, от крови, снова и снова стекающей у моих ног, от привкуса смерти на губах, от вины… — Было бы лучше, обнаружь ты ребенка, умирающего и истекающего той же кровью на ступенях твой башни? — мягко спросил супруг. — Нет, — я легла, устала очень и в целом день выдался трудным, повернулась на бок, и глядя на кесаря, спросила: — А вам тяжело было убивать? Я имею ввиду в начале? Просто о том, что в конце, в смысле середине или даже не знаю как обозвать, но в целом сейчас неприятностей кесарю это явно не доставляло. Араэден улыбнулся, несомненно, считав мои мысли, и произнес: — В начале? — улыбка стала, мягко выражаясь, не веселой.- Тебе лучше не знать. — Почему? Считаете, что я буду вас осуждать? Я? — поинтересовалась с нескрываемой насмешкой. Кесарь не ответил, странно глядя на меня. Несколько долгих секунд, затем произнес: — Возвращайся. — Нет!- уверенно ответила я, и тихо заметила: — Я слишком долго была вашей игрушкой, мой кесарь. И это было не самое приятное ощущение, должна признать. — Сейчас тебе не намного приятнее, — с легкой иронией произнес он. Нет, не намного. — У свободы всегда есть цена, и она не всегда приятна, но в основном стоит того, чтобы ее платить, — уверенно заявила в итоге. — Желаешь гарантий своей свободы от меня? — вновь делая глоток вина, поинтересовался кесарь. — От вас освободишься, как же — как же, и я не настолько наивна, чтобы верить вашим «гарантиям», — совершенно искренне ответила ему. Араэдэн едва заметно сузил глаза. Я же, не смотря на то, что зверски хотелось спать, вернулась к наиболее важному в данный момент: — Так что у нас с высшими? Кесарь на сей раз не стал издевательски молчать и кратко посвятил меня в курс дела: — Мне удалось из истинного Эрадараса перенестись в Верхний мир. Он уничтожен уже на треть. Я прикусила губу, осознавая, что собственно еще не так давно была уничтожена лишь четверть мира… теперь треть… Верхний мир погибал с неимоверной скоростью. — Значит, высшие продолжат попытки вторгнуться к нам? — спросила после недолгого молчания. — Я бы не был бы так в этом уверен, — кесарь неожиданно улыбнулся. — Ты продемонстрировала Ран сидиону Агнару насколько владеешь как миром, так и его подчиненными. Полагаю, гибель своих сильнейших Светочей он… тяжело перенес. — Сильнейших, — ухватилась я за важнейшее слово. Араэден величественно кивнул. — Есть ли шанс, что лишившись сильнейших из прокладывающих Путь он сдохнет в своем гибнущем мире? — прямо спросила я. Кесарь ответил не сразу, несколько секунд он рассматривал остатки вина в бокале, затем произнес: — Зверь загнанный в ловушку — опаснее в сотни раз. Высшие хотят жить. И ради собственного выживания наши прежние боги пойдут на все. — Высшие уничтожили два мира! Два целых мира! Просто уничтожили из прихоти! Возмездие, как мне кажется, более чем оправдано! — воскликнула я. — Для тебя, — улыбнулся Араэден, — для меня, для тех, кто успел сбежать из гибнущих Эрадараса и Тэнетра, но не для высших, нежная моя. Для высших вопрос этики никогда не стоял в принципе, а теперь, на грани выживания, он и вовсе утратил значение. Поверь, сейчас, в создавшихся условиях, ради выживания своего рода высшие согласятся даже спать с человеческими женщинами. — А раньше не соглашались? — скептически поинтересовалась я. — Ранее нет. Люди в принципе и для нас, эларов — низшая ступень эволюции, что говорить о высших. Нечего говорить о высших. Правда мелькнула мысль, на один миг мелькнула мысль, что ассимиляция с высшими мгновенно поставила бы людей на равные позиции как со светлыми, так и с темными, но нет. Нет, потому что я видела что произошло в столице Тэнетра, нет потому что я видела прежний Эрадарас, нет, потому что божествам уничтоживший даже собственный мир давать второй шанс, во-первых бессмысленно, во-вторых самоубийственно. — Ты всегда была умной девочкой, нежная моя, — улыбнулся кесарь. — Интересно, а каково вам видеть, как гибнут ваши боги? — поинтересовалась я. — Не мои, — улыбка кесаря стала чуть явственнее, — я был рожден в этом мире. — В смысле в моем, — мило улыбнулась я. Ожидала много чего, но Араэден внезапно подтвердил, пристально глядя на меня: — В твоем, нежная моя. И даже никаких споров не будет? Подтянув одеяло повыше, сонно заметила: — Могли бы и возмутиться, хотя бы для приличия. — А смысл? — он улыбнулся мне тонкими, и такими чувственными губами. И мне вдруг перестало быть холодно… в смысле подобная формулировка устраивала куда больше, чем к примеру — бросило в жар местами. Причем определенными. Ярко, остро, отчетливо настолько, что перед глазами вдруг возникли черные точки, заметались, не осознавая, что вообще происходит. Резко сжала колени, до отрезвляющей боли, и в принципе до возвращения самообладания. И все это под заметно сверкнувшим, пристально наблюдающим взглядом мужчины, который… кажется, собственно упивался происходящим. — Не кажется, — улыбнулся император Эрадараса, все так же пристально глядя на меня, и сжимая пальцами бокал с вином. О, я хорошо помнила, на что способны эти пальцы. Слишком хорошо. Достаточно хорошо, чтобы ощутить, как кровь прилила к щекам… Секунда, мгновение, краткий миг — и я заставила себя вспомнить, кто передо мной. Возбуждение смело ледяной волной этого осознания. — Зачем, нежная моя? — пристально глядя на меня, обманчиво мягко спросил кесарь. О, и эту обманчивую мягкость я знала так же, как впрочем и отдавала себе отчет о том, что скрывается за ледяной мягкостью. — Как уже было сказано — потому что я не желаю быть вашей игрушкой, мой кесарь, — ядовито улыбнувшись, довольно жестко ответила я. Эта жесткость пресветлому определенно не понравилась. Я внутренне напряглась, ожидая удара, и он последовал: — Ты уже моя игрушка, Кари, ты стала ею еще до своего рождения, — и кесарь сделал медленный глоток так, словно выпивал мою жизнь, причем с явным удовольствием. С не меньшим парировала ему: — Тот факт, что я была вашей игрушкой, вовсе не означает, что я желаю оставаться ею и далее. Улыбка императора стала… ласковее. Моя… еще ласковее. Мы играли на равных, и если говорить об удовольствии — я получала гораздо большее, нежели кесарь.