— А Акъяр? — спросила я. — Осознавал ли я, что устранив кесаря, буду иметь дело с очередным в тебя влюбленным? — издевательски поинтересовался Динар. И тут же ответил: — Естественно. Или ты искренне веришь, что я собрал здесь всех человеческих магов исключительно из человеколюбия?! Я смотрела на правителя Далларии со смесью уважения, признания его тактики и веры в успешность стратегии, и вместе с тем… — Динар, я могла не спасти шенге, — тихо сказала, пристально глядя в его глаза. — Не могла, — так же тихо ответил он. — Ты маг Жизни. Зажмурившись на миг, вновь распахнула ресницы, с болью посмотрела на него, и почти прошептала: — Динар, я бы не смогла, если бы не жизнь Арахандара Властителя Ночи. Он сузил глаза, я же продолжила: — Другой мир, другие правила. Возможно, магия элементалей неизменна для любого из миров, но моя магия — поддавалась мне в полной мере лишь в Рассветном мире. Только в Рассветном мире. Полагаться на магию, было не самым лучшим решением. Ракард кивнул, и спокойно возразил: — Я полагался не на магию, Кат. С сомнением посмотрела на него, и Динар пояснил: — Я полагался на то, что ты никогда не брала в расчет — на чувства, Кат. На твои чувства к шенге, на любовь кесаря к тебе. Что?! Дурацкий вопрос, но я все же не удержалась и спросила: — Ты знал, что Араэден любит меня?! Под издевательски-пристальным взглядом ракарда, смутилась, и смущение стало только сильнее, когда Грасховен озвучил: — Об этом все знали, Кат. Все и давно. Но до тебя, как я вижу, это дошло в последнюю очередь. Я опустила взгляд. Внезапно посмотрела на всю эту ситуацию не как женщина, как политик, и яснее осознала – Динар был достоин оваций. Как политик, я могла бы ему только аплодировать. Потрясающе! Он пришел в мир, о котором не знал ничего, за несколько недель добрался до меня, способствовал уничтожению Властителя Ночи, наладил контакт с пресветлыми лордами, взял под контроль человеческих магов, и да – держал в неведении столь наивную дуру как я, потому как информацию о присутствии шенге в этом мире он держал в тайне от меня. До поры до времени. Что ж, не удивительно, я и есть по сравнению с этим Динаром малолетняя наивная идиотка. И сейчас он смотрел на меня как на наивную малолетнюю идиотку, которая своим душевным порывом сорвала весь его план. Тщательно выверенный, эффективный, безукоризненно воплощенный план. Вскинув подбородок, пристально посмотрела на Динара. Ракард был зол. Действительно зол. — Только не говори мне, что шенге обо всем знал, — неожиданно попросила я. Не знаю почему. Что-то во мне не хотело верить, что шенге знал, что-то… А потом я вспомнила ту правду, которую «знал» шенге. Правду в которой кесарь убил меня, чтобы перенестись в свой мир! — Ты осуждаешь меня за ложь? – издевательски поинтересовался Динар. — А ты считаешь, что поступил верно? — со значительной долей язвительности, вопросила я. — А ты полагаешь, что Джашгу гораздо больше понравилась бы та правда, в которой его дочь стала самоубийцей?! — вдруг сорвался он. Только вот в этой ярости увидела не злость, а боль. Боль, от потери, боль от осознания своей беспомощности в тот момент ритуала, боль от одиночества. — Динар… — прошептала, чувствуя, как сильно хочется его обнять. Но как отрезало, едва даллариец хрипло спросил: — И как кесарь в постели? Я смахнула слезы и холодно ответила: — Триста лет опыта, Динар. А затем спросила уже я: — Сколько лет ты лгал шенге? Даллариец сделал еще шаг, встав вплотную ко мне, наклонился и выдохнул в лицо: — Мне не пришлось лгать, Кат. Я просто не стал опровергать сделанные лесными выводы. И он выпрямился, уничижительно глядя на меня с высоты своего роста и прожитых лет. В этом взгляде было многое – горечь, боль, злость, почти ярость, и в то же время… — Лучше бы сдох я, Кат, — хрипло произнес Динар. Но затем выпрямился, и добавил: — Впрочем, так я думал лишь первые сорок лет. До того, как произвел расчеты и понял, что он забрал бы тебя в любом случае. Покачав головой, призналась с усмешкой: — До сих пор не могу понять, как вы вообще производите расчеты в отношении этой неизмеримой, малопонятной и в целом изменчивой как погода по весне магией. Пожав плечами, Динар глухо ответил: — Опыт, Кат. И долгие годы одиночества. Я смотрела на него, чувствуя как слезы жгут глаза. Несколько долгих секунд, а после, наплевав на все, — неправильность и нелогичность своего поведения, злости на Динара, негодования по поводу его «плана» и прочего, просто поднялась и обняла, крепко прижавшись к ракарду. Он мог быть тысячу раз неправ, но это не отменяло того, что я, несмотря на сотню причин отрицать это, все равно его любила. Динар сжал в ответ, с такой силой, что на миг стало тяжело дышать… впрочем и так было тяжело, настолько что даже вздохнуть больно. — Мне следовало понять, — целуя мои волосы, хрипло прошептал Динар, — еще тогда, когда я увидел, как ты светишься в охт лесных, мне следовало понять, что ты не оставишь умирать даже врага. Ты слишком добрая, Кат, слишком. Хотелось бы возразить, но нечем было. — Я — дурак, — прохрипел ракард, — просто дурак. — Ну, по факту, ты победил того, кто всегда оставался непобедим. Достойный повод для гордости, Динар, и несомненный признак твоего ума, — прошептала в ответ. — Одно маленькое «но», Кат, ты встала на его сторону, и чаша весов несколько склонилась в пользу вновь неубиваемого и непобедимого кесаря, — с горечью подытожил даллариец. Запрокинув голову, я посмотрела в его серые глаза и тихо спросила: — Полагаешь, я могла бы поступить иначе? Динар усмехнулся, и глядя на меня практически с болью, хрипло ответил: — Ты – нет. Жаль, я слишком поздно понял это. Впрочем… твоя жестокость в отношении местных жителей, на некоторое время, практически убедила меня в обратном. И он попытался отстраниться. Попытался… Только попытался, потому что в следующий миг вновь сжал меня в объятиях и хрипло прорычал в мои волосы: — Я не могу жить без тебя. Сжал сильнее и с горечью, неимоверной горечью, так же хрипло добавил: — Пятьдесят семь лет, Кат, пятьдесят семь лет я убеждал себя, что той, кого я любил уже нет, что ты изменилась даже внешне, ведь признаки были еще в Рассветном мире. Я списывал свои чувства на все что угодно – страсть, неутоленная жажда заполучить твое тело, ненависть перешедшая в любовь, чувство долга, ведь ты отдала свою жизнь ради спасения моей. Я мог лгать себе бесконечно… но этой лжи хватило лишь до того момента, как я увидел тебя на скалах Свободных островов. И я понял, что узнал бы тебя из тысячи. Из сотен тысяч таких же хрупких окутанных мраком стойких фигурок. Он судорожно выдохнул, и простонал: — Ударом было увидеть тебя настолько красивой. Безумно красивой. Красивой до такой степени, что ты затмеваешь свет светила. Обоих местных светил. Ударом стало осознать, что мне довелось увидеть своих внуков, а ты все та же юная девушка. Я прожил целую жизнь с мечтой о тебе, Кат, а ты оказалась краше, чище, идеальнее, чем во всех моих воспоминаниях. Убийственно осознавать, что нас теперь разделяет целая жизнь. Моя жизнь. Я плакала. Не знаю как давно, не знаю как сильно, просто, когда попыталась спросить, удалось не с первого раза. — Ты был счастлив… с ней? — Ну ты и дура, — очень тихо ответил Динар. — Зато не настолько идеальная, как ты себе нафантазировал, — парировала я. Он отстранил меня от своей груди, перевел выразительный взгляд с меня, на мокрое пятно, которое я на нем оставила, с нескрываемым скепсисом посмотрел на меня, хмыкнул и произнес: — Ну да, не настолько… А раз так в сто идеальнее, чем мне хотелось бы. И я зажмурилась изо всех сил, стараясь сдержать слезы. Потому что мне вдруг внезапно, неотвратимо и так сильно захотелось… сбежать. Просто сбежать, ощущая тепло рук Динара на своей талии, и забыв обо всем на свете… Например, о том, что у меня есть муж, который мне уже полноценно муж, или о том, что у меня есть отец, который явно сочтет мой поступок недостойным дочери племени Лесных орков. Мне не хотелось сейчас даже думать о том, насколько по факту подло и неправильно поступил Динар… И пусть ему пятьдесят… в смысле семьдесят, или даже восемьдесят, математика не всегда была моей сильной стороной, я просто хотела быть с ним. Дурацкий душевный порыв. Совершенно дурацкий и такой мне не свойственный. Эгоистичный до безумная, безответственный и постыдный, но… — В чем заключался план нашего исчезновения с Сатарэна? — я судорожно сглотнула.