— Моя, — возразила супругу. — Ты поступил правильно, ограничив в полномочиях Динара, и заставив все государства присягнуть на верность роду Астаримана. О том, что рожденные с кровью и традициями иной монархии наследники Астаримана начнут борьбу за власть друг с другом, следовало подумать мне. Или как минимум моему отцу. — Или Динару, — мягко указал на виновника кесарь. Мрачно глянула на него, обернувшись, после чего вновь посмотрела на могилы и произнесла: — Динар даже представить себе не мог, подобного развития событий. Едва ли он даже в самом кошмарном из снов мог представить себе, что его сыновья начнут войну, и брат пойдет на брата. В Далларии совершенно иной принцип правления — подчиняются сильнейшему, причем тому, кто сильнее физически, а не опытнее в подковерных играх. Отстоял мордобой с братьями — возглавил страну и армию, и да — ударов в спину не последует, иной менталитет. Астаримана же… впрочем, ты знаешь. — Знаю, нежная моя, — он едва ощутимо поцеловал мои волосы,- именно поэтому, мне всегда гораздо больше нравился род Уитримана. Грустно улыбнулась ему, и вновь посмотрела на могилы. В истории не существует фразы «если бы», ведь история неизменна. Но это история, в политике учат извлекать все уроки суровых событий летописи человечества. Я вдруг подумала о том, каково было Динару стоять здесь и смотреть на могилы своих детей… — Забавно, что ты неизменно оправдываешь его, — заметил кесарь. Судорожно вздохнув, едва слышно простонала, и тихо ответила: — Нет смысла обвинять или оправдывать, каждый из нас действовал в благих целях. Ты, мой кесарь, желал вернуться домой, и если не спасти мать и сторонников, то хотя бы отомстить за их смерть. Я, предпочла умереть сама, чем видеть, как погибнет Динар. Он, под давлением чувства вины, сделал все, что мог для сохранения целостности империи. К сожалению, к моему бесконечному сожалению, никто из нас не учел, что дети Лоры и Динара станут теми, кем они собственно и могли стать — сильными, как все Грасховены, и коварными, как все Астаримана, лидерами — готовыми на все ради власти. Помолчав, грустно добавила: — Ошибка Динара была лишь в одном – он пошатнул основы монархии, предав гласности попытку военного переворота Лорианы и сослав супругу и мать своих детей. Это стало спусковым крючком. Кесарь промолчал. Но мы оба знали, что сказать он мог бы многое. Например то, что если бы не Динар, спусковым крючком стал бы неверный поступок кого-то иного. Когда-то Араэден назвал те существующие к моменту его воцарения сорок семь постоянно враждующих между собой королевств — львицами, сражающимися за труп гниющей лани. Верное сравнение. Междоусобные, межгосударственные, межконтинентальные. Войны были всегда… а потом появился кесарь и войны перешли на совершено иной — дипломатический уровень. Так иногда бывает, когда появляется одно мировое Зло, и все судорожно и в страхе объединяются скованные цепью ненависти к тому, кто был непобедим. Страшная мысль — иногда для объединения, нам нужно именно Зло. И все королевства Прайды были единым целым, несмотря на разницу в культуре, традициях, вероисповедании и менталитете, именно потому что… у нас не было выбора. Активные военные действия означали мгновенное появление кесаря, а история уничтожения Мирата была известна всем… Но это мысли о прошлом. Очень глупые мысли о прошлом – думать следовало о настоящем. А в настоящем имелись потомки Лорианы и Динара, дикая смесь далларийской силы, гордости и некоторой наивности, и оитлонских коварства, тщеславия и величия. И проблема в том, что все козыри в этом мире кесарь оставил для моего рода, рода Астаримана, против них не мог восстать никто… кроме них самих. Они и восстали – мать на сына, следом брат на брата… все в традициях нашего рода. Вот только это больше не было внутриполитическим кризисом Оитлона, это привело к куда более страшным последствиям. Ну и еще один маленький нюанс — род Астаримана всегда был малочисленным, максимум два наследника, но в основном один. В таких условиях особо воевать за власть некому, но это в роду Астаримана. Род моей матери Уитримана был значительно многочисленнее, средним считалось иметь от четырех до пяти детей, а в Далларии девять и больше… Так что, один просчет, второй просчет, недостаток правильного воспитания, и мы имеем в последствии междоусобное побоище — одно уже состоявшееся, и, учитывая, что у Динара с Лорой так же имелись дочери, которые дадут потомство с кровью Астаримана, еще парочка войн гарантированно у нас в перспективах. И я не знала, что с этим делать. Просто не знала. Откровенно говоря, без кесаря этому миру грозила новая череда войн. И я судорожно искала способы остановить грядущее, изменить ситуацию, спасти хоть кого-то. — Нежная моя, ты желаешь невозможного, — с легкой иронией произнес кесарь. И в этот момент я отчетливо вспомнила главный урок, который мне преподал мой муж: — Нет ничего невозможного. И я развернулась к Араэдену, с вызовом глядя в его ледяные, всегда такие холодные глаза, за которыми, и кажется, знала об этом только я, плескалось неисчислимое количество нежности. Нежность читалась в его взгляде и сейчас, нежность и… напряженность стремительно производимых расчетов. Просчитал, и я даже не берусь понимать что конкретно, потому как магия в целом была вне моего понимания, посмотрел на меня и уверенно сказал: — Нет. — И почему же? — все так же с вызовом, поинтересовалась я. Ироничная усмешка скользнула по тонким губам и кесарь спокойно ответил: — Потому что я не бог, Кари. Я подняла руку, смахнула несуществующую пылинку с рубашки Араэдена, вновь посмотрела в его ледяные глаза и напомнила: — Мой кесарь, нужно было думать об этом до того, как ты сделал меня практически богиней. И до того, как женился. И даже до того, как собрался героически умереть в своем логове. Знаешь, это как с орками — назвался груздем, не вопи что ты подберезовик. — Я не вопил! — прошипел кесарь. — Это уже детали, а основную мысль, я полагаю, ты уже понял. И да, вот это, — я обвела рукой кладбище, — меня не устраивает. — Нежная моя, — пресветлый император заботливо поправил окутывающий мои плечи плед, — все началось с того, что тебя не устроила смерть айсира Грасховена. Вот же дохлый гоблин. — Он все еще живой, — язвительно напомнил мне супруг. Устало покачав головой, тихо сказала: — Араэден, я не для того сбегала с ним Сатарена, чтобы ты его сейчас убил. Кесарь хотел было возразить, но он слишком давно считывал все мои мысли и чувства, считал и сейчас. — Я не для того умирала, чтобы ты убивал его, — прошептала едва слышно. — О да, ты нашла именно тот аргумент, который, несомненно, пробудит во мне милосердие, — съязвил император. Подумала и капризно напомнила: — Мне было больно. И железная вдержка кесаря мгновенно дала сбой. — Я знаю, Кари! — прорычал он, с трудом сдерживая гнев. — Поверь, именно я превосходно об этом знаю! Но мы сейчас не будем говорить о моих чувствах, нежная моя, потому что они едва ли тебя интересуют, не так ли? Я подумала о том, что кладбище в принципе не лучшее место для разговоров о чувствах, если конечно это не чувство потери и сожалений об усопших. Кесарь запрокинул голову, постоял, тяжело дыша и похоже пытаясь успокоиться, затем произнес: — Монархическое развитие Оитлона на шаг опережало в развитии иные династии, еще на момент моего воцарения. Да, правитель Далларии в качестве мужа был не самым лучшим выбором для Лорианы, но отбрось эмоции, и скажи мне откровенно – а кто еще мог бы сдержать ее лишенные заботы о процветании империи порывы? Что ж, это был хороший вопрос. Я мысленно прикинула возможных кандидатов на роль мужа Лоры и… ну и собственно да, особо подходящих кандидатур не вспомнила. Собственно Лориану с трудом контролировал даже отец, а уж когда она получила власть, то… Ослепительно сверкающий покрытый золотом дворец уже был доказательством крайне неосмотрительных решений моей сестры, так что… — Ты, — тихо сказала я. — Что «я»? — ледяным тоном уточнил Араэден. — Ты единственный, кто мог бы ее не просто сдержать ее лишенные о процветании империи порывы, но и задушить их на корню. Представила кесаря и Лору рядом — потрясающая, кстати, получилась бы пара, правда… правда боюсь, лично я опять бы страдала на тему «Лоре всегда достается все самое лучшее», и, на этот раз мои страдания были бы более чем оправданы. — Мда… сочту комплиментом, — мрачно произнес император. — Это правильное решение, — мгновенно оживилась я, и собственно с этого момента обрекла моих племянников на вымирание, напомнив: — Ты сказал, что мог бы вернуть меня в любой момент времени в Рассветном мире. — Вернуться с тобой, — мягко, но непреклонно напомнил Араэден. Мог бы и не напоминать. — Мог бы, — с настолько ледяной учтивостью, что стало даже как-то не по себе, произнес кесарь. «Не по себе» испарилось стоило лишь вспомнить исполнение супружеского долга в страшной башне с потрясающей росписью на стенах, и да — я вспомнила, что наглеть теперь можно. — Нежная моя, я бы порекомендовал вспомнить о своей рассудительности, — прошипел Араэден. Почему-то в этот момент я вспомнила о его поцелуях… — Ты чудовище! — уже почти прорычал кесарь. Но… мы оба прекрасно понимали, кто победил в этой битве. И я мило улыбнулась супругу. Разъяренный кесарь несколько секунд гневно смотрел в мои глаза, но осознав, что ни его гнев, ни ярость не возымели нужного эффекта, прошипел что-то неразборчивое, постоял, с ненавистью глядя на линию горизонта, и, наконец, окончательно признав свое поражение, произнес: — Идеи? Предложения? На все это я могла ответить лишь возмущенным: — Мой кесарь, я вот сейчас не поняла, кто из нас муж и мужчина? Да, я такая, наглеть так основательно. — Я заметил!