Последние надежды что-то узнать не оправдали себя, и Деметра, вновь чувствуя пустоту, села на каменную койку. Открывшаяся правда не укладывалась у нее в голове. Юфемии Старлинг было около двухсот лет – примерно столько же, сколько и Ортруне, но это удивляло не так сильно, как то, что проклятие можно было снять давным-давно – ненависти между темными и светлыми хватало. А она так и не нашла чертову печать. Все оказалось напрасным. Деми осталась заперта в камере, как уже случалось когда-то… Только в этот раз не приходилось рассчитывать на то, что появится прекрасный принц и спасет ее. Как и надеяться, что амулет богини расщедрится и отворит замок решетки. Он почти не проявлял самостоятельности в последнее время. Вопросов больше не было. Деми беспокоил лишь один. Зачем же ей сохранили жизнь? Устав думать, гадать и вконец вымотавшись, она вскоре задремала. А когда проснулась, то заметила в темноте, у решетки, чью-то фигуру. Коул Ларивьер отпер камеру ключом, зашел внутрь и закрыл ее изнутри. – Скажи мне, что ты чувствуешь… зная, что все твои друзья мертвы? – поинтересовался он, присаживаясь к ней на койку. – С чего ты это взял? – уточнила она тише, чем хотелось бы, и, встав, отошла подальше, насколько позволяли размеры камеры. Оставшись один на один с прежним врагом, в полумраке, она чувствовала страх. Его ангельская внешность и участливый тон могли обмануть любого, но Деми все помнила. Она помнила, как он тащил ее к отцу как на бойню. И помнила невинный, отчаявшийся взгляд, когда он уже умирал… – Что тебе нужно? – спросила Деметра. Коул смотрел на нее и насмешливо улыбался. Выдержав паузу, он подошел. – Все твои друзья мертвы, – с чувством повторил он, склоняя к ней голову. – Не веришь мне? Я сам лично видел их трупы. Могу принести тебе чью-нибудь голову. Кого ты выберешь? Дерзкую сестру Рубину, милого Дрейка или красавчика Дориана? – Принеси мне свою голову, будь добр, – выплюнула она ему в лицо. – Я не верю ни единому слову! – Прежней власти на Нью-Авалоне больше не существует, – продолжил Коул, будто бы не слушая ее. – Мия говорит, что стоит публично казнить тебя на площади, как последнюю выжившую из Ковена… Но я считаю иначе. Он со всей силой надавил руками на ее плечи, вынуждая опуститься перед ним на колени. – Я уговорю ее, чтобы оставить тебя себе, как игрушку. Коул вытащил из рукава куртки аутэм. Деми попыталась вырваться, но он крепко держал ее другой рукой. Прислонив лезвие кинжала к ее щеке, он оставил на ней длинный росчерк, обжегший дикой болью. Она закричала. – И стану наблюдать, как ты годами будешь гнить в темнице, сестренка. Десятилетиями! Уверен, она не сможет мне отказать. Полюбовавшись на результат своего труда, он ударил ее по лицу. – И твой чудесный амулет тебе не поможет, – добавил он, срывая кулон и отбрасывая его в сторону дыры в полу. Замахнувшись, Коул ударил еще раз, другой, а затем, когда она упала на пол, не в силах терпеть боль, пнул в живот. Дыхание ее перехватило, как будто из легких вышибло весь воздух, мышцы скрутило, и она не могла даже кричать – только тихо застонала. – Лучше убей меня, – выговорила она, отплевывая кровь и чувствуя, как с каждым словом рана на щеке раскрывается сильнее. – Зачем же? – усмехнулся Коул, глядя на нее сверху вниз. – Я приду к тебе завтра, и послезавтра, и буду приходить каждый день, пока мне не надоест. А мне не надоест, я знаю. Он уже направился к решетке, как показалось, будто вспомнил что-то и остановился. Повернувшись обратно, он щелкнул пальцами, и в его руке появилась книга, подписанная именем Уильяма Далгарта, которую Деметра нашла в хранилище. – Совсем забыл, – проговорил он, улыбаясь. – Ведь я приготовил тебе подарок. Книга загорелась ярким огнем, осветив всю камеру и капли крови, смешивающиеся с водой на полу. – Нет, – выдавила Деми, глядя на то, как книга падает вниз и пламя охватывает все страницы полностью. – Никто тебе не поможет, – проговорил Коул и вышел, оставив ее наедине со страхом и болью. * * * Кэрри Райнер находилась в «Хранилище № 2», когда услышала крики, доносившиеся снизу. Она сразу поняла, что Коул добрался до своей сестры. И это значило, что, возможно, хотя бы на одну ночь она сама останется в безопасности. Однажды он уже ударил ее, накануне Самайна, когда Кэрри сказала, что не хочет никого убивать. Она пришла к Мие с синяками на лице, но та не сказала ей ни слова, будто вовсе ничего не заметив. Пришлось срочно залечивать их, чтобы иметь возможность присутствовать на празднике. С появлением Коула она быстро усвоила, что все обещанные покровительницей привилегии были лишь приманкой. Если Кэрри отказывалась подчиняться, то ее заставляли делать это силой и угрозами. И все же, уже ночью, она долго ворочалась на неудобной постели в одной из келий, понимая, что с Деметрой Лоренс произошло что-то страшное. Им понадобилось бы несколько дней, чтобы вывезти из Ордена все ценное, пока Эмайн продолжали контролировать верные новой правительнице люди. После этого Мия планировала переселить Деми в темницу под дворцом, в которой она находилась бы вплоть до момента суда. А чем закончился бы этот суд – пожизненным заключением или казнью, – Кэрри не знала. Она ничем не могла помочь своей бывшей подруге. Или… все же могла? Борясь с угрызениями совести, Кэрри оделась и тихо выскользнула из кельи. Немного заблудившись в коридорах с табличками, она смогла выйти к дверям хранилищ и оттуда уже спустилась к камерам. Возле них не обнаружилось охраны – никого, кроме Деметры, там не содержали, а решетки были специально зачарованы таким образом, чтобы легко поглощать светлую магию. Раньше в них сажали провинившихся членов Ордена. Еще на лестнице она услышала тихий плач. Кэрри сняла с крючка масляную лампу и пошла мимо камер, всматриваясь и пытаясь отыскать единственную узницу. Деми Лоренс съежилась в углу одной из них, прижимая ладонь к окровавленной щеке. Она выглядела ужасно. Ее черные волосы висели спутанными прядями, а лицо было в крови и синяках. Когда она отняла руку от щеки и подняла на нее взгляд, Кэрри увидела чудовищный длинный порез, проходящий чуть ли не через всю левую половину лица. – Надеюсь, хоть ты меня убьешь, – тихо выговорила она. – Не говори, что тоже пришла повеселиться. – Я пришла помочь, – испуганно прошептала Кэрри, поставив лампу на пол. Медленно поднявшись и держась за стену, Деметра посмотрела на нее недоверчивым взглядом. Нервничая, Кэрри чарами создала флягу с водой и чистые бинты и просунула их через прутья решетки. – Я не могу тебя выпустить, – сказала она, чувствуя вину. – Решетка зачарована таким образом, чтобы поглощать светлую магию. И исцелить тебя не могу, иначе он узнает. – Как ты стала светлой, Кэрри? – хрипло спросила Деми, не обращая внимания на жалкие подачки. Кэрри ухватилась за прутья, заметив при этом, как блеснуло ее кольцо на свету. Она вспомнила тот день так явно, будто бы все произошло вчера. «Он же тебя убьет, пожалуйста, пойдем со мной, – упрашивала она мать, стоя в гостиной их маленького коттеджа в Хэксбридже. – Я нашла работу в Эмайне, денег с нее хватит, чтобы нам двоим снять комнату…» «Жить в комнате, на Нью-Авалоне? – переспросила ее мать. – И что от этого изменится, Кэрри? Что изменится? Мы так и останемся нищими, совсем без ничего. Это ведь мой дом, доставшийся мне еще от отца…» – «Тогда выгони Пита отсюда! Давай обратимся в полицию или еще куда-нибудь!» «Я не могу, Кэрри. Просто не могу…» Вернувшийся отчим услышал последние слова и, замахнувшись стеклянной бутылкой, приказал Кэрри выметаться. Кипя от бессильной злобы, не в состоянии дать отпор, она наскоро покидала в чемодан свои вещи и уже через пару часов бродила по Эмайну в поисках нового жилья. Она наткнулась на совсем дешевую старую ночлежку, в которой арендодатель согласился выделить ей комнату и повременить с оплатой до первого заработка. Так Кэрри и поселилась в Эмайне. В один из вечеров, уже привычно вынашивая планы мести Питу и глядя на клубящийся под потолком сигаретный дым, она заметила надпись, выглядывавшую из-под отошедшего клочка старых обоев, чуть прикрытую шкафом. Не удержавшись от любопытства, она потушила сигарету и аккуратно оторвала отошедший кусок. «Азурия Старлинг» – было мелко написано мелом на кирпичной стене. Кэрри подцепила кирпич ногтем, и он выпал ей под ноги. А вслед за ним, тихо звякнув, упало что-то, способное исполнить все ее мечты. Она понимала, что обнаружила нечто важное, но понятия не имела, как этим воспользоваться. И только почти год спустя в ее комнатку постучала хорошо одетая леди. Она представилась Юфемией Лайз и попросила звать ее Мией. «Я хочу осмотреться, если ты не возражаешь, – сказала она. – Когда-то давно здесь жила моя мать». Кэрри разрешила ей, и леди долго ходила по комнатушке, внимательно оглядывая каждый дюйм стен. А когда ее взгляд наткнулся на клочок оторванных обоев и неровно вложенный обратно кирпич с надписью, она очаровательно улыбнулась и оставила свою визитку. Вскоре от нее начали приходить письма. Мия убеждала Кэрри в том, что поможет с ее проблемами, если та расскажет ей все, что знает о смерти членов Ковена и о Деметре Лоренс. Но больше женщину интересовала та самая вещица. Она точно знала, что Кэрри нашла ее. В конце концов Юфемия предложила перевезти Софи Райнер в окрестности Лондона и даже подготовила все документы. Вот тогда Кэрри и не удержалась от соблазна. Пригласив ее к себе в особняк Вайерд, Мия рассказала о том, что вещица эта являлась одним из самых мощных артефактов – печатью «метаморфоз», раньше принадлежавшей ее матери. Скрываясь от охотников, Азурия Старлинг спрятала печать с руной в комнате, которую сама снимала в то время. Однако своенравный артефакт не стал подчиняться Мие, не захотел признавать новой хозяйкой. Он уже определил Кэрри как новую владелицу. Тогда Мие пришлось объяснить, как им пользоваться. И первое, что сделала Кэрри, – это прибавила себе магических сил. Чары руны были настолько могущественными, что из темной ведьмы она стала полной ее противоположностью – светлой волшебницей. Причем такой, как если бы родилась ей, и силы ее не ограничивались даже Гласом Ворона. Уж за это она готова была сжечь не один клуб Рейвен, а сотни таких. Но даже после того, как дело было выполнено, Юфемия не желала оставлять Кэрри с артефактом на свободе. Она предложила власть и весь Нью-Авалон на блюдечке. Когда Кэрри согласилась, то оказалось, что повернуть обратно уже нельзя.