— Разумеется, нет. Стал бы я беспокоить вас по пустякам!.. По словам Энни, четырнадцатого октября сего года она видела, как вы вошли в комнату мисс Ледбери, когда та сидела в халате за столом лицом к окну, держа перед собой бумагу с надписью «Завещание», — Энни ясно различила надпись через бинокль. Ваша кузина была глуха, ведь так? А значит, не слышала, как вы вошли, и не знала о вашем присутствии. Энни утверждает, что вы стояли за спиной мисс Ледбери и заглядывали в документ через ее плечо. И позволю себе добавить, вид у вас был зловещий — по наблюдениям Энни. Женщины! Любят приукрасить и нагнать страху! Порлок доверительно рассмеялся, не сводя глаз с застывшего лица собеседника, и продолжил: — Итак, что же видела Энни… «Что видела Энни?» Чем не название для романа? Такой наверняка имел бы успех!.. По словам Энни, мисс Ледбери обернулась, увидела вас, и дальше вышла «бурная сцена», как выразилась свидетельница: вы в гневе, мисс Ледбери в ужасе, вы вырываете из ее рук завещание и держите над головой, она пытается забрать. Затем вы хватаете старушку за плечи и опрокидываете на кровать. Заходит ваша сестра. Вы удаляетесь вместе с завещанием, а мисс Мастерман остается успокаивать мисс Ледбери. Когда та затихла, мисс Мастерман включила свет и задернула занавески, так что Энни больше ничего не видела. А утром молочник сообщил, что мисс Ледбери нашли в постели мертвой. Вызвали врача, тот объявил, что смерть была вполне ожидаемой, так что не повлекла за собой ни скандала, ни расследования. А когда обнародовали завещание, выяснилось, что вы с сестрой — единственные наследники и обладатели ста тысяч фунтов. Энни легла в больницу в день похорон и вышла только около месяца назад. Когда услышала, что вы с мисс Мастерман получили столько денег, заинтересовалась — а что стало с тем завещанием, которое старушка держала в руках? Потому что, когда вы заглядывали через плечо, по вашему лицу было не похоже, что вам с сестрой полагается по пятьдесят тысяч фунтов. И еще Энни припомнила, что месяцев шесть назад одна ее знакомая рассказывала, как подрабатывала у Мастерманов. Однажды, когда их, то есть вас, не было дома, ее позвала старушка из верхней комнаты. Попросила быть свидетельницей и пригласить еще кого-то, так как, чтобы подписать завещание, нужно двое свидетелей, и обещала заплатить каждому по десять шиллингов за труды. И вот знакомая, миссис Уэлс, забежала в дом номер семнадцать, через дорогу, к подруге-поварихе, и мисс Ледбери подписала при них бумагу, которую назвала своим завещанием. Раздался хруст. Джеффри Мастерман невольно сжал стакан слишком сильно. — Дружище, вы не поранились? — участливо спросил Грегори. Мастерман не поранился. Крови не было. Подобрали осколки, Мастерман оттер виски с содой с брюк, и разговор об Энни и ее возможном визите в полицию возобновился. Мастерман снова подался вперед. — Ложь! Наглая ложь! От первого до последнего слова! — Разумеется… — Откровенный шантаж! — Дружище, если вас шантажируют, нужно немедленно обращаться к блюстителям закона! Я вот подозреваю, что завещание, по которому вы унаследовали деньги, было составлено давно. Если более позднего завещания действительно не было, обвинение рассыплется на глазах. — Если и было, она его сама уничтожила. Старики составляют завещания по многу раз, — глядя в пространство, сказал Мастерман. — Так было или нет? — Может, было, может, нет. Откуда мне знать? Грегори Порлок присвистнул: — Значит, все-таки было… Сложная ситуация. — Грязный шантаж! — крикнул Мастерман. — Дружище, у вас пока ни пенни не попросили! Просто дама мучается угрызениями совести. Если она решит обратиться в полицию… — Как она вас нашла? — перебил Мастерман. Порлок лениво улыбнулся. — Долгая история, всего не расскажешь. Занятнейшее стечение обстоятельств. Для вас, кстати, крайне удачное. — Неужели? — В голосе Мастермана звенела ярость. — Разумеется! Если бы не я, она уже успела бы заявить. Женщинам необходимо выговориться — дабы не лопнуть. Я слегка усыпил ее совесть, но, боюсь, лишь на время. Мастерман взорвался. Он с пеной у рта обругал женский род в целом и Энни в частности, а затем переключил гнев на хозяина: — Черт вас побери! Вы обещали уладить дело! Прекратите водить меня за нос! Я не могу пойти в полицию, сами прекрасно знаете. Каков бы ни был исход, это несмываемый след на репутации. — И сестра вряд ли сможет правильно держаться в суде… — сочувственно заметил Порлок. — Слабонервная особа. К деньгам она, кстати, не прикасается, верно? Мастерман замолчал, затем выдавил шепотом: — Кто вам сказал? — Ее пальто. Будь у нее деньги, купила бы новое. Гость издал что-то вроде стона, а Грегори Порлок весело продолжил: — Давайте теперь по существу! Нет причин для беспокойства. Обе свидетельницы, которые присутствовали при подписании, и не вспомнят про него — если, конечно, им не напомнить… Миссис Уэлс переехала к дочери, а повариха из дома номер семнадцать вернулась в одно из северных графств, откуда она родом. У Энни есть любящие родственники в Канаде, которые уже много лет зовут ее к себе. Думаю, будь у нее деньги на дорогу и кое-что про запас, совесть не так сильно бы ее мучала. Перемена места, новые интересы, близкие люди — она бы и думать забыла про завещание. Вас я, разумеется, упоминать не буду. Даже не намекну. Она ни о чем не просила и не узнает, откуда деньги. Таинственный благодетель осуществит ее давнюю мечту. Я прослежу, чтобы деньги до нее дошли и она воспользовалась ими по назначению. Джеффри Мастерман скрипнул зубами и спросил: — Сколько? — Тысяча фунтов. Глава 12 Чета Тоутов и Мойра Лейн прибыли к вечернему чаю. Рядом с мисс Лейн — высокой элегантной девушкой с блестящими глазами, ослепительной улыбкой и изрядной долей очарования — миссис Тоут смотрелась разительнейшим контрастом: из шикарной шубы вылезла худосочная низенькая женщина, невероятно напоминающая мышь, с жидкими седыми волосами, убранными в растрепанный пучок. Миссис Тоут годами не меняла прическу — вот еще! И сейчас добросовестно причесала волосы и не пожалела шпилек. Не ее вина, что тяжелый меховой тюрбан (купленный в комплекте с шубой) стягивал пучок вниз. Миссис Тоут предпочла бы скромную шляпку из легкого фетра, какие носила, когда Альберт держал магазин в Клапеме[1] и не зарабатывал кучу денег. От мехового тюрбана болела голова — как и от многих других пришедших с богатством вещей. Хорошо бы эту ношу сбросить — беззаботно стянуть с головы, не думая о прическе, и чтобы по плечам заструились блестящие кудри — как у мисс Лейн… Приятно посмотреть на девушку с хорошими волосами, да еще и с хорошенькой шляпкой. И как, наверное, приятно эту шляпку снимать, если под ней все в порядке… А из миссис Тоут всю дорогу сыпались шпильки, и вообще, в ее возрасте уже нельзя быть беззаботной. Звонкий приятный голос Мойры Лейн прервал ее размышления. Грегори Порлок спросил: — А где же ваш спутник? — Сейчас будет! — ответила Мойра. — Паркует машину. О, Грег, вы просто ангел! Не разреши вы ему приехать, мне пришлось бы добираться на мерзком поезде — маяться в третьем классе, тащить чемодан на пересадке… В такие моменты я как нельзя лучше осознаю свое бедственное положение. То ли дело автомобиль — впорхнула, выпорхнула и ощущаешь себя настоящей бездельницей, а не сводящей концы с концами бедолагой. А вчера вечером я встретила Джастина, и оказалось, он до смерти желает с вами познакомиться. Как было не воспользоваться случаем? Грегори Порлок дружески похлопал Мойру по плечу. — Пустяки, дорогая! А кстати, почему он желает со мной познакомиться? Мойра рассмеялась. — Ну если честно, то не с вами, а с Мартином Окли. Не обижайтесь, вы же с Мартином неразлучны, так что наверняка с вами тоже. — А зачем ему Мартин Окли? Мойра слегка нахмурилась. — О, его дальняя-предальняя родственница, юная особа, устроилась к Окли на работу — кажется, секретаршей к его жене. Джастин утверждает, что приходится девочке опекуном, поэтому должен посмотреть на работодателей. Смешно, зная Джастина… Насколько же она должна быть красивой, чтобы пробудить в нем такую ответственность! Грегори Порлок рассмеялся: — Через пару часов сами увидите — Окли тоже приглашены, вместе с ней. И отошел очаровывать миссис Тоут. Мисс Мастерман с изможденным видом разливала чай. К чаю подали прекрасные сконы и домашние пироги, однако кроме миссис Тоут к ним почти никто не притронулся. Миссис Тоут же возмущало безобразие, которое подавали на чайных приемах в Лондоне: полосочки хлеба с прозрачным слоем масла и сэндвичи, которыми и бабочка не наестся. Это сильно отвращало ее от светской жизни. На званые обеды можно и не ходить, но вот выпить чаю — как полагается, за столом, она любила. А мистер Порлок — молодец, усадил ее за отдельный столик и подал к сконам мед и масло. Позже к миссис Тоут присоединился Джастин Лей. Он не пообедал, поэтому был голоден и тоже по достоинству оценил великолепное угощение. — Твоя кузина приедет к ужину, — сказала Мойра Лейн. — Нет, есть я не буду. И не надо совать мне булочки, я не мартышка в клетке! Как ее, кстати, зовут? — Доринда Браун. Мойра подняла тонкие брови. — Прекрасная юная фея? — Ну, не знаю насчет феи… — рассеянно ответил Джастин. Мойра рассмеялась. — А почему ты меня с ней не познакомил? Прячешь? Я не любительница сюрпризов! Лучше сразу расскажи — она вообще как? — Вообще ничего, — улыбнулся Джастин, потянувшись за второй булочкой. После чая компания разошлась. Мастерманы куда-то исчезли. Мойра увела Джастина играть в бильярд. Миссис Тоут поднялась к себе в комнату. Где-то через полчаса к ней присоединился муж, и, как только он зашел, она сразу поняла — что-то не так. Опять он на взводе, а ей теперь успокаивать (еще поди успокой!). Пронервничает весь вечер и ночью не заснет… Альберт, надо признать, с годами пополнел, и сердиться ему ужасно не шло — краснели и лицо, и короткая мясистая шея. Он зашел, захлопнув за собой дверь, и с порога заявил, что не потерпит такого безобразия ни за что на свете. — Ну же, Альберт… — Не нукай на меня, мать! Я этого не потерплю! Натерпелся уже — хватит! Никому больше не позволю, слышишь? Да, бедняга Альберт разволновался не на шутку. Последний раз миссис Тоут видела его в таком состоянии, когда Элли выскочила за Джимми Уилсона, чей отец владел соседним с ними магазином — еще когда они жили в Клапеме. С отцовскими деньгами, заработанными во время войны, она могла бы выбрать партию и получше. Но что поделаешь? Молодость случается один раз, а когда ты молод, кажется, что деньги не важны. Это потом кроме них ничего не остается… Миссис Тоут хорошо помнила, как Элли встала и заявила отцу: — Джимми хороший и надежный. У него есть работа, и я выйду за него замуж! Твои деньги нам не нужны — сами заработаем. Мы не хотим ссориться, но поженимся в любом случае!