Лэмб подался вперед, напряженно слушая. — Что случилось после девяти вечера? Убийство произошло лишь полтора часа спустя. — Мои подозрения упали на другого человека. Когда мистер Кэролл начал «развлекать гостей», как он сам выразился, я, разумеется, за всеми внимательно наблюдала. Позвольте напомнить расположение. Я сидела в уголке дивана рядом с камином — место с хорошим обзором. Справа от меня, на том же диване, сидела миссис Тоут. Дальше на пуфике — вне общего круга — мисс Мастерман. Между нашим диваном и креслом мистера Тоута стоял мистер Кэролл. Потом мисс Лейн, мистер Джастин Лей и Доринда Браун — на диванчике напротив меня. Перед мисс Браун поставили кофейный столик. А мистер Мастерман находился у камина… — Да-да, это мы уже знаем! Мисс Сильвер продолжала вязать. — Как вы поняли, я занимала удачную для наблюдений позицию. Правда, чтобы взглянуть в лицо мистеру Мастерману, приходилось сворачивать голову; впрочем, мне необязательно было видеть его лицо, так что это не имело значения. Моим вниманием почти сразу завладела мисс Мастерман. Фрэнк Эббот резко дернулся — словно хотел что-то возразить. Главный инспектор замер, его массивное тело словно окаменело. Мисс Сильвер спокойно продолжила: — То, что в доме находятся две очень несчастные женщины, я поняла почти сразу по приезду. И миссис Тоут, и мисс Мастерман были снедаемы горем и тревогой. Миссис Тоут, как выяснилось, страдает от того, что муж слишком внезапно разбогател, а также от разлуки с единственной и любимой дочерью. Обо всем этом миссис Тоут откровенно мне поведала, и также я поняла, что душа ее неспокойна по поводу методов, коими ее муж заработал такое большое состояние. Думаю, она тревожилась, не способен ли он и на убийство. Я же мистера Тоута всерьез не рассматривала. После разговора с Порлоком он наверняка поднялся к себе и в красках расписал жене, как расправится с обидчиком. Она почти так и сказала. Вряд ли настоящий убийца стал бы по-глупому сыпать угрозами и демонстрировать свой крутой нрав за ужином, как сделал мистер Тоут. Таким образом, я исключила Тоутов из числа подозреваемых. Мисс Мастерман тоже была несчастна, но по-другому. Она замкнулась в себе, потеряла связь с окружающим миром, выглядела больной и измученной и словно чего-то ждала. В разговоре с сержантом Эбботом я выяснила, что Мастерманы, возможно, незаконно завладели деньгами покойной родственницы — чем, вероятно, и объясняется душевное состояние мисс Мастерман. Она была настолько погружена в себя и рассеянна, что даже убийство не могло отвлечь ее от привычного хода мыслей. Когда мы прошли в гостиную после ужина, она села поодаль от кружка у камина и закрылась газетой, при этом ни разу не перевернув страницу. Однако так называемое представление мистера Кэролла все же вывело ее из оцепенения. Очень уж резко и театрально он говорил… все взгляды были прикованы к нему. Я же наблюдала за мисс Мастерман. Она не отложила газету, лишь поглядывала поверх. И, как и я, смотрела она не на мистера Кэролла. Мисс Мастерман так сильно сжимала бумагу в руках, что даже порвала, но не заметила этого. Не заметила она и того, что я за ней наблюдаю. Ее внимание целиком поглощал другой объект. Проследив направление ее взгляда, я поняла — она смотрит на брата. Мистер Мастерман поставил чашку на каминную полку — я вовремя повернула голову, чтобы это увидеть. Как я уже упоминала, лицо мистера Мастермана было трудно разглядеть с моего места, однако, как он поставил чашку, я видела, и этого мне было достаточно. Мистер Кэролл тем временем сыпал провокационными замечаниями в адрес мистера Тоута. В суть его обвинений я особо не вслушивалась. По моему мнению, мистер Кэролл просто выбрал человека, которого легче всего вызвать на спор. Я немного разрядила атмосферу. Затем мистер Кэролл переключился на мистера Мастермана. В его адрес было сказано гораздо меньше, чем в адрес Тоута, и реакция мистера Мастермана была спокойней — на первый взгляд. Знаете, подводные течения иногда видно и на поверхности. Мисс Мастерман явно заметила нечто, что сильно ее встревожило. Я и сама ощутила в мистере Мастермане невероятное напряжение. Внешне это напряжение почти ничем не выдавалось — за исключением одной маленькой любопытной детали. Рука мистера Мастермана не дрогнула, когда он ставил на полочку чашку — левая рука. Ни малейшего колебания! Правая — она была сбоку от меня, тоже не дрожала. Зато оба больших пальца конвульсивно дергались. Мистер Мастерман не осознавал, что его пальцы дергаются, пока не посмотрел вниз. С завидным хладнокровием он положил одну руку в карман, а другую спрятал за спину и повернулся спиной к камину. Все это было проделано незаметно и непринужденно, однако только еще больше разбудило во мне подозрения. Я поняла: мисс Мастерман насторожило то же, что и меня; она, вероятно, знает, что скрыто за странным поведением и захочет переговорить с братом. Ее комната прямо напротив моей, если помните. С галереи, которая огибает холл с трех сторон, открывается выход в два крыла. Спальни мисс Браун, мисс Мастерман и моя — в правом крыле, в той же части дома, где мы сейчас находимся. Комната мистера Порлока в левом крыле — там же, где гостиная, бильярдная, а также спальни Тоутов, мистера Кэролла и мистера Мастермана. Я не стала раздеваться. Оставила дверь приоткрытой и ждала, пока покажется мисс Мастерман и пройдет по галерее в другое крыло. Она прошла почти сразу. Я последовала за ней, остановилась в конце нашего коридора и убедилась, что она у двери мистера Мастермана. Далее она постучала и ждала ответа. — Коридоры расположены строго друг напротив друга, — сказал Лэмб. — Значит, вы смотрели через холл в коридор над гостиной. Горел ли там свет? — В самом конце, напротив двери мистера Кэролла. Однако весь коридор просматривался. Мисс Мастерман постучала еще раз, затем повернула ручку и вошла, не закрыв за собой дверь. Я погасила свет в своем коридоре, чтобы остаться незамеченной. Едва успела — мисс Мастерман вышла из комнаты почти сразу и нерешительно замерла — из чего я заключила, что мистера Мастермана на месте не было. Затем она вернулась к себе, однако поминутно выглядывала в коридор. Очевидно, ожидала возвращения брата. Я больше не видела смысла продолжать наблюдение и удалилась. Через некоторое время мистер Пирсон доложил мне о телефонном разговоре мистера Кэролла и мистера Окли. Мисс Мастерман я увидела вновь, только когда всех позвали вниз — она вышла из своей комнаты в халате. — Думаете, она что-то видела? Мисс Сильвер кашлянула. — Должна была. Представьте, инспектор. Она ждала брата в его комнате, крайне встревоженная. Дверь была открыта. Если бы кто-то вышел из комнаты мистера Порлока, она обязательно его узнала бы. Черная лестница расположена между спальнями мистера Мастермана и мистера Кэролла. Если мистер Мастерман спускался, он тоже не остался бы незамеченным. Как, впрочем, и мистер Кэролл. По моему мнению, мисс Мастерман, истощенная долгим нервным напряжением, пребывала на грани срыва. Она отчаянно желала встречи с братом — возможно, надеясь, несмотря ни на что, что он развеет ее опасения. Как вы считаете, могла ли она хоть что-то проглядеть в подобном состоянии? Лэмб хмыкнул. — Что она сейчас делает? — Когда я заходила за миссис Тоут, мисс Мастерман сидела у камина и дрожала. В комнате жарко, она тепло одета, однако не перестает дрожать! Уверена, вы получите от нее необходимые ответы. Он, конечно, ее брат, однако убил двух человек, которые встали у него на пути. А если поспрашивать про обстоятельства смерти престарелой кузины, которая оставила ему состояние, может выясниться, что на его совести целых три убийства. Мисс Мастерман уже давно глубоко страдает втайне от всех. И возможно, давно мучалась подозрениями, но боялась признаться даже себе. Я лично думаю, она знает секрет мистера Мастермана и должна рассказать — для своего и всеобщего блага. Если мистер Мастерман заподозрил, что сестра в курсе дела, она в большой опасности. Мастерман — убийца, изобретательный и умелый. Тот, кто представляет для него опасность, рискует жизнью. Думаю, именно его отпечатки вы обнаружите на телефонном аппарате и на оконной раме в бильярдной. Уверена, они совпадут с отпечатками на каминной полке и боковой панели лестницы. — Мисс Сильвер права, сэр! — вставил Фрэнк. — Хьюз только что сообщил: пальцы Мастермана! — Это еще ничего не доказывает, — невозмутимо ответил Лэмб. Глава 35 Главный инспектор перевел грозный взгляд на мисс Сильвер. Поскольку та продолжала вязать, он повторил: — Отпечатки ничего не доказывают, сами понимаете. Их мог оставить любой постоялец дома — включая нас с вами; они, возможно, не имеют никакого отношения к убийству! Представляю, что скажут в суде на вашу теорию! — Он отрывисто хохотнул. — Так и вижу! Ну, нашли мы отпечатки на аппарате в комнате Порлока. О чем это говорит? О том, что Мастерман заходил в комнату и звонил. Ну и что? Каждый в доме хоть раз позвонил за сегодняшний и вчерашний день. Мастерман объяснит: воспользовался ближайшим аппаратом. Отпечатки на окне в бильярдной Мастерман тоже объяснит. Например, приоткрыл проветрить — тем более, что он почти не выходил из бильярдной с тех пор, как приехал. — Не слишком ли много совпадений, шеф? — спросил Фрэнк Эббот. — Даже присяжные задумаются, почему повсюду Мастерман. Инспектор вновь уставился на сержанта и придал взгляду максимальную суровость. — Хочешь, чтобы присяжные задумались? Неприятностей мало? Я тебе уже говорил и повторяю — присяжные ждут фактов, простых надежных фактов и нормальных свидетелей, которые готовы эти факты подтвердить. Присяжные не желают думать, так как не хуже нас с тобой понимают, что не застрахованы от ошибки. К чему им просыпаться по ночам и гадать — а правильный ли они вынесли приговор? Дело-то касается убийства — тут любой загрустит! Присяжные любят факты! Любят прийти домой и заявить: «Он точно убийца! Никаких сомнений!» Инспектор встал, оттолкнув стул. — Вот что я сделаю! Улик против Окли достаточно, хоть сейчас вези в участок и предъявляй обвинение в… — Но ведь вы сами сказали — он не мог убить Кэролла! — Ну и что? Сказал, теперь передумал! Фрэнк Эббот гадал впоследствии — а действительно ли инспектор передумал? Лэмб бывал очень хитрым при необходимости. Вспоминая события того дня, сержант пришел к выводу, что шеф и Моди сработали как одно целое. А пока главный инспектор сверлил глазами мисс Сильвер. Та промолвила с легкой ироничной улыбкой, попутно убирая вязание в цветастую ситцевую сумочку — подарок на день рождения от племянницы Этель: — Считается, что именно женщины склонны менять точку зрения. Лично я всегда говорила, что и джентльмен имеет право разок-другой передумать! Затем вслед за инспектором она вышла из комнаты и пересекла холл, не обращая внимания на удивленно поднятые брови Фрэнка Эббота. В гостиной стояла тишина, которую принято называть мертвой. Собравшиеся молчали уже минут пятнадцать. Мистер Тоут устроился в том самом кресле, где сидел после субботнего ужина. На коленях у него лежала газета, однако он давно на нее не смотрел. Мойра и Доринда делили диван справа от камина, Джастин опирался, точнее, почти сидел на ручке со стороны Доринды. На противоположном диване, откуда недавно вела наблюдения мисс Сильвер, куталась в толстый шерстяной халат несчастная мисс Мастерман. Она сжимала на груди воротник, словно пыталась унять непрекращающуюся дрожь. В противоположном углу дивана миссис Тоут отклонилась на спинку и закрыла глаза. Она все вспоминала миссис Окли — как та кричала про Глена. Очень уж миссис Окли нервная… Если мистера Окли будут судить и повесят, она все вокруг разнесет. «А мне придется стоять и давать показания под присягой…» — думала миссис Тоут. Реальность стала страшнее самого страшного кошмара. Она зажмуривалась, чтобы не смотреть на Мартина Окли, который метался по комнате, как зверь в клетке. Мистер Мастерман устроился в кресле, где после ужина сидела его сестра — отгородившись от всех газетой и погрузившись в свои мысли. Он сидел в небрежной позе и не спеша курил сигарету за сигаретой. Мойра Лейн тоже курила. Рядом с ней на мягкой ручке дивана стояла пепельница с горкой окурков. Доринда забилась в уголок и была рада, когда Джастин опустил руку ей на плечо и не убрал. Теплая рука придавала сил. Констебль Джексон на жестком стуле у двери думал о душистом горошке. Джексон посеял горошек осенью, а теперь ростки были крепкие, по четыре дюйма высотой, и сулили хороший урожай. Он надеялся занять призовое место на июльском конкурсе цветоводов. Если постараться, стебли будут прочные, как веревка, и длинные — двенадцать-четырнадцать дюймов. Цветы иногда получаются огромные, бывает по пять бутонов на побеге… В воображении Джексона цветы достигали поистине гигантских размеров. Пока он размышлял о рекордном количестве цветков на стебле, отворилась дверь, и зашел главный инспектор Лэмб в сопровождении сержанта Эббота и сухонькой дамы, которая приходила раньше за миссис Тоут. «Сразу видно — из Лондона, жеманный до чертиков, — подумал про сержанта Джексон. — Волосы напомажены так, что в них отражение можно увидеть! А сколько он, должно быть, на лак спускает… тоже ведь не дешевая штука». На этом мысли констебля прервались. Джексон машинально вскочил при приближении инспектора. Все насторожились. Миссис Тоут открыла глаза. Мистер Окли, который как раз дошел до дальнего конца комнаты, резко обернулся и замер. Все ждали. Лэмб пересек комнату и похлопал Мартина Окли по плечу. — Попрошу вас проехать с нами в участок. По показаниям свидетеля, после телефонного разговора, в ходе которого вы сообщили мистеру Кэроллу, что собираетесь его посетить, кто-то пришел в боковой дворик и кидал камни в окно Кэролла. Тот открыл окно и спросил: «Это вы, Окли?» Ему ответили: «Вы бы лучше придержали язык. Спускайтесь — поговорим!» Вы вправе сделать заявление, однако предупреждаю — все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Мартин Окли так измучился за последние дни, что сам на себя уже не был похож. Он посмотрел на инспектора и воскликнул: — Я арестован? Вы не смеете — я невиновен! Моя жена этого не переживет! Мисс Мастерман не смотрела ни на кого, кроме инспектора и мистера Окли. Правой рукой она опиралась на ручку дивана, левой запахивала халат. На слове «арестован» она вздрогнула, что не укрылось от мисс Сильвер. Когда Мартин Окли сказал: «Моя жена этого не переживет», мисс Мастерман что-то пробормотала и подскочила, прямая, как деревянный солдатик. Мисс Сильвер почудилось, что пробормотала она что-то вроде «О нет! Я не могу!» А затем (Лэмб не успел ничего сказать) мисс Мастерман повторила те же слова, но уже громко и резко, так, что все в комнате услышали. — Нет! Нет! Я не могу! Мисс Мастерман шагнула вперед, вытянув вперед руку, которой до этого опиралась на диван. — Она не в себе! — сказал Джеффри Мастерман. Он тоже вскочил, однако ему не удалось сделать и шагу — Фрэнк Эббот преградил ему путь, затем взял под локоть и тихо прорычал: «Не в себе? Неужели?» Мисс Мастерман прошла мимо, бросив в сторону брата: — Так не пойдет! Мастерман рванулся, однако его удержали. — Сестра много лет была на грани, понимаете, — заговорил он. — Вот то, чего я и боялся… Позвольте мне отвести ее в комнату! Никто не обратил на него внимания. Мастерману стало ясно: он отделен от остальных людей — не засовами и решетками, не тюремными стенами и приговором, а той невидимой границей, которая со времен Каина отделяет убийцу от рода людского. Никто его не слушал, не обращал внимания на его слова. Лишь Джексон, повинуясь взгляду сержанта Эббота, подошел и встал по другую сторону. Мисс Мастерман резко остановилась на полпути между камином и окном. И объявила громко и нервно, обращаясь к Лэмбу: — Не арестовывайте его! Он невиновен. Лэмб выглядел уверенно и спокойно — живое олицетворение закона и порядка. «Не убий», — гласит заповедь. Долгие годы общество строило защиту от первобытной дикости. Порой дикость все же прорывается, и тогда многие — слишком многие — страдают от ее рук. — Вы хотите сделать заявление, мисс Мастерман? — спросил инспектор. — Да, — ответила она. Глава 36 Агнес Мастерман рассказала следствию вот что: